Но даже главврач не мог повлиять на немецких лётчиков. На госпитале красный крест; мишень с высоты заметная. А зениток прикрытия ему не положено, потому как гуманитарные конвенции, то да сё. Только фашисту на все конвенции с высоты плевать. Ему отбомбиться надо, и не только по плану вылета. Фронтовой бомбардировщик тех лет мог с бомбами взлетать, но не садиться. Не дальняя авиация: бомбы крепятся не внутри фюзеляжа, а под крыльями или, что хуже, под брюхом. При посадке с нагрузкой носовые взрыватели бомб смотрят вниз. У прифронтового аэродрома взлётно-посадочная полоса не асфальтированная, а, как правило, грунтовая. Тряхнёт самолёт на кочке или ударит во взведённый взрыватель отскочивший от колёс мелкий камушек – тут аэродрому и каюк: от взрыва весь его многотонный боезапас детонирует. Посадка с нагрузкой означала трибунал. Впрочем, горе-лётчик до расстрела не дожил бы: у аэродромных зениток был приказ их сбивать. Своих. Причём во всех армиях.
Сидит трусоватый «истинный ариец» в кабине бомбардировщика и думу думает. Русские войска бомбить страшно: там истребители и зенитки. Русские за расстрелы беззащитных колонн беженцев и прочие художества 1941 года на немецких летунов люто злы. Сбитых и выбросившихся с парашютом немцев в русском плену было очень мало: не доживали они до плена, несмотря на строгие приказы командования. Господство в воздухе
Германия утратила в 1942 году. Лёгкие прогулки немецких бомберов кончились; риск быть сбитым, а затем и убитым, вырос многократно. Выжившие «арийские соколы» всё чаще проявляли воронью трусость, опасаясь атаковать боевые части. Проще отбомбиться по беззащитному госпиталю с нарисованной мишенью-крестом. Медаль не дадут, шнапса не нальют, но и не накажут: ущерб противнику нанесён. А раненые – что раненые? По арийской мысли русские – не люди, а второй сорт; их не жалко. Так и погиб Леонид Колядуцкий. В июле 1943 года под Курском отогнали наши истребители два звена немецких бомбардировщиков. Бомбовой нагрузки у них хватило бы танковый полк в пыль размолотить. Вот всю её на госпиталь и высыпали. Не выжил никто.
Становление
Излюбленным методом воспитания
был принудительный массаж больших
ягодичных мышц с использованием
подручных средств, например, ремня.
Роберт Хайнлайн, «Двойник».
После гибели отца материальное положение семьи Колядуцких парадоксальным образом улучшилось: за потерю кормильца полагался дополнительный паёк. Бабка Тамара смерти сына не пережила; весной 1944 года похоронили. Цинично, но исчез лишний рот. Мирослав с 1945 года стал подрабатывать. В Кургане разместилось несколько госпиталей глубокого тыла, где требовались руки санитаров, даже 12-летних. Страшным наследством войны стали сотни тысяч раненых; в госпиталях война за их жизнь окончилась лишь года через два после официальной Победы. Голодные послевоенные годы – с 1945-го по 1948-й – семья пережила относительно благополучно. Растущему Мирославу есть хотелось всегда. Еда часто снилась, но по помойкам он её не искал; в голодные обмороки не падал. А в 1947 году появился дядя Сеня; через полтора года родилась сводная сестра Мирослава Анна. Каким ветром занесло в Курган не имеющего там ни знакомых, ни родственников одноногого майора? Сам он молчал. Ещё непонятнее, почему выбрал он преждевременно постаревшую, но ещё красивую и хрупкую Людмилу с ребёнком. После войны дефицит мужчин был страшный. Даже инвалид дядя Сеня легко женился бы на молоденькой, и без беспокойного довеска в лице чужого сына. Но сплелись судьбы в узел – не развяжешь.
Мирослав отчима не принял. Бывало, подросток с инвалидом дрались. Но сделал ему дядя Сеня такой подарок, оценить который довелось лишь в зрелости. Хотел тогда Мирослав Леонидович за юношеские выкрутасы покаяться, да сошёл к тому времени дядя Сеня в могилу. Орденам и медалям у дяди Сени на впалой груди было тесно. Уж куда он ходил, где ими звенел, об кого однажды костыль обломал (Мирослава чинить заставили) – кто знает? Но клеймо «непролетарского происхождения» с мальчика сняли. Это давало право на получение высшего образования. Казалось бы, для потомка многих поколений врачей выбор профессии очевиден, но упрямый подросток заартачился. Помимо детской мечты стать офицером-танкистом (в годы войны в Кургане открылось танковое училище), у Мирослава обнаружились способности к языкам. Врач обязан знать латынь; Мирослав её в госпиталях нахватался. Бабка Тамара под большим секретом научила его немецкому: «Вырастешь, поедешь в Германию, убьёшь Гитлера; отомстишь за отца». У матери был в ходу польский. А дядя Сеня, крякнув, вдруг стал – тоже по секрету – учить пасынка испанскому. Иногда костылём. И категорически отказывался отвечать, откуда он сам его знает. К 17 годам Мирослав стал изрядным полиглотом и всерьёз думал о карьере если не лингвиста, то переводчика.
Конец спорам положил обычно молчаливый дядя Сеня. В своей манере: для начала отвесил разошедшемуся пасынку звонкий подзатыльник. А когда Мирослав, сжав кулаки, замолчал, сказал добродушно: «Дурачок! Тебя до какого колена на шпионском факультете проверять будут? На меня и Аню ты плюешь; ладно. Сам сгинешь – ну и чёрт с тобой! А мать жалко; она в тюрьме не жилец». Негромкие слова ударили подростка, словно обухом по голове. Он убежал и долго плакал в одиночестве последними слезами детства. В итоге он выбрал медицину, благо блестящих характеристик за время работы в госпиталях скопилось три штуки. Но в Кургане медицинского ВУЗа не было, как и вообще никаких ВУЗов, кроме военных. Курганскую область создали во время войны, в 1943 году, для управления обширным эвакуированным хозяйством. За военные годы население Кургана выросло вдвое. Заводы перевозили и достраивали вместе с людьми. Кургану, в одночасье ставшему областным центром, по статусу полагался университет, но в военные и первые послевоенные годы никто его строить не собирался. В итоге гражданские ВУЗы в Кургане открылись лишь через 15–20 лет, уже в 1960-х.
А в 1951 году Мирослав выбирал между Свердловском (ныне Екатеринбург), Челябинском и Пермью. В итоге решил поступать в Свердловский государственный медицинский институт (тогда СГМИ, ныне Уральский государственный медицинский университет, УГМУ). В начале 1950-х ВУЗ был новым: формально он был открыт в 1930 году; но главный корпус построили лишь в 1936 году. Среди преподавателей хватало профессоров старой закалки с ещё дореволюционным опытом и стажем работы. Одним из эффективных методов выживания русской интеллигенции оставался добровольный отъезд в ссылку, пока под конвоем не увезли. Советская власть не только не препятствовала, но даже негласно поощряла: Урал и Сибирь осваивать надо, а в столицах неблагонадёжные кадры не отсвечивают; воду не мутят. Да и арестантская пайка экономится: человек пашет сам, только покрякивает. Своеобразный гуманитарный коридор для выхода из плотного окружения. Вот и ехали.
Вспомнив предсмертный наказ бабки Тамары «вернуться домой, в Петербург», Мирослав заикнулся было об учёбе в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) в Военно-медицинской Академии (ВМА). Но ещё раз ощутил тяжёлую – и откуда только сила в тщедушном теле? – руку дяди Сени. И услышал ворчание: «Светлая голова, но дураку досталась! Ладно, в Свердловске поможем». Протекция потребовалась, поскольку после войны положение интеллигенции в СССР изменилось. В 1946 году товарищ Сталин совершил ужасное преступление против советской власти. При преобразовании СНК (Совета Народных Комиссаров) в Совет Министров СССР было издано Постановление об аттестации и служебном соответствии, тут же переименованное народом в «закон о дураках»[7]. Согласно ему, в промышленности, образовании и здравоохранении был введён образовательный ценз: запрещалось занимать ответственные должности, без профильного высшего образования. Видно, крепко достали товарища Сталина во время войны советские «самоделкины»; да и атомную бомбу надо было срочно ваять. Органов власти документ не касался, не то «корифею всех наук» Иосифу Джугашвили, не имевшему даже полного среднего образования, пришлось бы уволить всё партийное руководство, начав с себя. В урезанном виде кампания чистки некомпетентных кадров продолжалась всего пару лет, затем её свернули и затоптали до состояния «не было этого». Было. Ведь Россия страна большая и инерционная. Поэтому кое-что осталось, например, резкое повышение зарплат интеллигенции.
В результате конкурс в ВУЗы вырос в десятки раз. Часто учиться приходили люди в форме с заслуженными боевыми наградами. Не Мирославу, тогда сопляку, было с ними конкурировать. К тому же фамилия «Колядуцкий» вызвала подозрения в еврействе: с 1948 года в СССР шла кампания борьбы с «безродным космополитизмом», вылившаяся в 1953 году в «дело врачей» с расстрелами, посадками и чистками медиков-евреев. Гонения на евреев в СССР совпали с войной евреев не только против арабов, но и против англичан в Палестине, в результате которой образовалось государство Израиль.
