Надо сказать, что Евгений Александрович абсолютно не походил на канонного дедушку Дамблдора. Стильно одетый, даже со сна выглядящий вполне импозантно, он ничуть не напоминал внешне чудаковатого директора из сказки, но меня уже понесло, и мозг начал наклеивать ярлыки на все происходящее.
Мадам Помфри что-то, сука, плохо выглядит: видать, сильно изменилась за лето… Зато Хагрид точно как в книге. А вот Снейпушку я еще навещу, припомню Гаррины слезки. Ты, мля, еще не знаешь, на что способен старый злобный подполковник. У тебя, дятел, фантазии такой нету…
Как я мог бы навредить в этом хилом теле Андреасу, я пока не знал, но собирался придумать.
Мои собеседники тем временем успели поругаться, видимо продолжая уже не раз начинавшийся спор.
– Как же вы собираетесь убирать причиненный вред, Евгений Александрович? Это ведь не насморк все-таки! Ваш протеже перешел все границы, вы ведь мне обещали, что все будет под контролем! – кричал, распаляясь, доктор.
Ну-ка, ну-ка: а вот с этого места – поподробнее… Что там и кто кому обещал?..
Заметив мой интерес, завуч осекся на полуслове.
– Михаил Игнатьевич, сейчас абсолютно не время для такого разговора, мы утомляем Егора. Егор, – обратился он уже ко мне, – ты сейчас просто поправляйся и набирайся сил. Как бы дальше ни сложилось, мы тебя в обиду не дадим. Если будет нужно, я похлопочу, и вас с Дмитрием примут в мой клан. В любом случае сейчас еще рано говорить о прогнозах, так что пока не о чем волноваться.
С этими словами он подхватил под локоть набирающего воздух для какой-то реплики доктора, и буквально вытащил его из палаты.
Волноваться действительно не о чем. Нет источника – нет проблем. Что-то тут явно сдохло и воняет.
Мне резко захотелось, как Гаррику в пятой книге, сотворить стихийный выброс и разгромить все в комнате. Только вот беда, стихии меня больше не слышали, да и громить по большому счету в палате было нечего.
Обыдна…
В палату бочком прокрался Григорий, и я в который раз поразился его звериной грации. Каждое движение было плавным и точным, словно он не шел, а танцевал.
Не о том думаешь…
А подумать было о чем. Это только Егор, как Гарри Поттер, мог думать, что завуч не в курсе происходящего. А вот я был уверен в обратном. Не мог Евгений, сука, Александрович не знать, чем занимается один его протеже с другим. А то, что происходящее с парнем было каким-то образом на руку завучу, – и ежу понятно. Иначе бы он предпринял какие-то меры после жалоб пацана. Все-таки училище было под юрисдикцией ЕИВ, и директором его числился какой-то член императорской фамилии. ЧП в таком заведении сильно ударит по репутации нашего драгоценного начальника: значит, что-то другое было в его планах.
Может я, мля, избранный?.. Счаз, суко: выдадут мне волшебный девайс и отправят штурмовать злого колдуна-Волдеморду с Гермионой наперевес? Только с Гермионами тут напряженка: училище-то мужское. А на роль Рона подойдет мой братец или нет?..
Опять не о том думаю…
Значит, принимаем как данность, что наш завуч что-то крутил насчет Егора. Только вот пережали они с Андреасом, и пацан сломался, иначе бы меня здесь не было. Светлая тебе память, Егорка. Я за тебя отомщу всем этим сукам.
Что бы ни обещал мне сейчас этот местный Гендальф, соглашаться нельзя. Во-первых, берем за аксиому, что добра он мне не желает. В чем бы ни заключалось это абстрактное добро, не может оно начинаться с того, что сироту-малолетку калечат.
Во-вторых, я, как ни крути, все-таки не Егор. Буду вести себя несоответственно возрасту, обязательно проколюсь с какими-нибудь словечками или знаниями из прошлой жизни. Наверняка у них тут дела на всех заведены, и все психологические портреты там прописаны: будущая элита государства как-никак; а тут я, такой красивый…
В-третьих… впрочем, хватит и первых двух.
А теперь – что я могу.
А ничего я, мля, не могу.
Денег… нет, и до совершеннолетия Митьки не будет, что-то там дед навертел с завещанием. Да и не факт, что мне что-то обломится, все-таки наследник – не я. До маминых финансов мне тоже не добраться, пока она в коме. И там вряд ли густо, ведь мать как чувствовала – заплатила за наше с братом обучение до конца после особо удачного дела: исцелила какую-то шишку из Генштаба, подробностей не знаю, все-таки врачебная тайна есть и здесь.
Да и не хочется мне начинать свой путь здесь с ограбления матери Егора. Как-то это совсем по-свински будет. Мать Егор искренне любил.
А вообще, как-то все в цвет завучу складывается: и денег у нас нет, и вступиться за нас с Димкой некому, и находимся мы у него полностью под колпаком. Надо бы еще узнать, не имеет ли он какой-то лапы в мамином госпитале: слишком уж удачно для него она из комы не выходит…
Тут я вынужден был прервать свои размышления, так как в палату заглянул Митька, брательник мой, собственной персоной, с завтраком на подносе. Завтраку я обрадовался, а вот Митьке – не очень. О чем мне разговаривать с четырнадцатилетним пацаном, не уберегшим младшего брата, было совсем непонятно. Хотя что он мог сделать в этой ситуации? Разве что поддержать, когда все отвернулись от Егора. Да он вроде так и делал, хотя и считал, что Егор сам виноват.
Брат аккуратно передал поднос подскочившему Григорию, а сам уселся на кровать.
– Горка, прости… – Вдруг этот здоровенный парень скривил совсем по-детски лицо и заплакал. – Не слушал тебя, не уберег…
Это был не мой брат. Я был у своей матери единственным сыном, а после ее смерти в моем мире у меня не осталось никакой родни. Но этот мир сделал мне такой подарок. Я помнил, как этот мальчишка учил меня кататься на велосипеде, как с палкой в руках защищал от бродячих собак, хотя сам боялся их до жути. Я помнил, как мы сидели рядом с дедом у камина, слушая его истории, как мама укрывала нас одним одеялом на двоих, потому что я отказывался спать отдельно. Это нас с ним застала гроза в поле, и он повалил меня на землю, закрывая от молний и града своим телом. Целый пласт воспоминаний всколыхнулся с его приходом. В горле встал комок, а глаза предательски защипало.
Кто я такой, чтобы отказываться от такого дара?
И я обнял этого мальчишку, от которого пахло моим детством, которое я украл у другого ребенка. Я гладил и утешал его, и плакал с ним сам.
Григорий опять проявил деликатность и оставил нас вдвоем.
Сентиментальный порыв у меня быстро прошел, и я шепотом начал торопливый инструктаж:
– Митька, тут что-то нечисто. Ты, главное, сейчас у завуча ни на что не подписывайся, какие бы золотые горы ни обещал. И еще – верь мне, Митька, что бы ни говорили. Мы ведь с тобой братья.
– Гор, ты что задумал? – таким же порывистым шепотом спросил меня брат.
– Еще не знаю, Митька, только здесь мне оставаться нельзя, изведут меня завуч с Андрейкой тихой сапой. Что-то они мутят, но вот что – понять не могу. Может, к дедовым тайнам подобраться через нас хотят, может, еще что… Скользкие они какие-то. Ты хоть теперь-то веришь, что я не врал про Андреаса? – Я пытливо заглянул в такие не похожие на мои, но такие родные глаза.
– Прости, Горыныч, теперь верю.
– Вот и помни об этом, если завуч с Андрияшкой к тебе подкатывать будут. Не по пути нам с ними.
– А как же ты, брат? Что теперь с тобой будет?
– Все нормально будет, не бойся за меня. Мне теперь сам черт не страшен. Отбоялся я свое. Ты только помни, что они меня не пожалели и тебя так же могут. Не верь им…
Наш разговор прервали. В палату заглянул Григорий:
– Дмитрий Николаевич, пора вам. Скоро завтрак закончится, все на занятия пойдут. Идите, я Егора Николаевича сам покормлю. Идите, а то не ровен час хватятся вас, греха не оберетесь.
Митька с тоской глянул на меня.
– Побегу я, Егор, вечером еще загляну, ты только держись, не раскисай.
– Не буду, Митька. Сам слезы подотри, я еще не умер.
– Вот и не умирай!
С этими словами Митька соскочил с моей койки и унесся в направлении ученического корпуса. А Григорий взял поднос и собрался кормить меня завтраком.
– Ну ты уж инвалида-то из меня не делай, с завтраком я и сам справлюсь.
Я перехватил у Григория поднос и сразу же чуть не спалился. По привычке взял ложку в левую руку. Пришлось делать вид, что правой поправляю тарелку. Разносолами меня не баловали – жиденький бульончик и водянистая кашица притворялись моей едой. Желудок недовольно заурчал. Пришлось пообещать ему что-нибудь посытнее в будущем.
Слабо заваренный чаек заполировал это продуктовое изобилие, и мой персональный нянь понес посуду на мойку. А я опять остался со своими веселыми мыслями наедине.
А ведь про деда я, может, и не зря ляпнул. Дед-то наш непростым человечком был. Как-никак постельничий самого государя! Правда, предыдущего, но в кухне придворной поварился нехило. А учитывая продолжительность жизни местных аристократов, вполне может быть, что компроматик, собранный им, до сих пор не протух. Наоборот, те, кто тогда юнцами бегали, сейчас в самую пору вошли, главами кланов-родов стали. Не зря дед бирюком жил, ох не зря.
