Несколько минут прошло в молчании.
– А как мальчик отреагировал?
– С виду довольно спокойно. Расстроился, но не сильно.
– Хм… Дальше!
– Из подслушанного разговора моего подопечного с братом я выяснил, что тот собирается бежать. Я тоже считал, что оставаться в интернате ему опасно, поэтому решил оказать Егору помощь, которую тот принял. В назначенный час я встретил его в саду и вывел на базу номер два.
– А почему ты не ушел с ним сразу?
– Егору требовались одежда и обувь. Я, к сожалению, не знал, что в палате есть готовый комплект, поэтому счел возможным оставить его ненадолго. К моменту моего возвращения мальчик как раз поднялся на третий этаж. Боясь задеть сигнализацию, я посчитал целесообразным подождать его на условленном месте.
– А Егор, значит, сигнализацию задеть не боялся?..
– Мне не очень хорошо было видно, но мальчик шел по коридору так, словно знал, куда и как шагнуть.
– Как будто он видел эти ловушки?
– Да.
– А обычная сигнализация? Там же должны быть камеры, датчики?
– По неизвестной причине автомат линии, питающей сигнализацию в распредщите, был отключен. Скорее всего, это сделал Егор перед проникновением. Все автоматы подписаны, но все равно, конечно, странно… А единственная камера в коридоре не работает по распоряжению Залесского еще с начала года.
– Дальше!
– Прибыв на базу, я оставил знак для связного, но в условленное время никто не появился. – Тут Григорий позволил себе глянуть на начальство чуть укоряюще. Как ни странно, но старик вроде даже смутился.
– Все отправились контролировать людей Милославского. Очень уж неожиданно все завертелось, – соизволил оправдаться перед подчиненным странный монах. – Продолжай.
– Не дождавшись связного, мне пришлось оставить подопечного и отправиться на базу номер один. За время моего отсутствия мальчик исчез. Следов борьбы или похищения не обнаружено. Пропала также часть вещей и провизии. Все вещи с «жучками», как простыми, так и силовыми, остались на базе. Егор взял только «чистые» вещи. Даже рюкзак оставил, сделав, по-видимому, узел из имевшейся занавески. Поиск с собаками ничего не дал, вся территория двора засыпана перцем. Удалось только определить примерное направление поиска – объект явно ушел к железной дороге. В районе поворота обнаружены следы лёжки, но определить время и поезд не представляется возможным.
– Сам как думаешь, на чем прокололся?
– Могу только догадываться. В архиве лежало и мое личное дело с настоящими данными. Время бегло просмотреть его у подопечного было. Что-то его насторожило.
– Однако…
Старик еще раз прошелся по келье и, к облегчению Григория, уселся обратно за стол.
– Поиски мальчика продолжить всеми силами, но аккуратно. Это приоритетное направление. Вернешься в отдел, будешь им помогать.
– Но…
– Это приказ. Ту цепочку Милославский и без вас размотает, у него там еще и личный интерес имеется…
Старик некоторое время посверлил взглядом гвардейца, упрямо исподлобья смотрящего на начальство.
– Вижу, не понимаешь. Но это тебе и не нужно. Найдете Егора – отправишься к нему, попытаешься снова наладить контакт. Ступай с богом.
Григорий пристально посмотрел на монаха, низко поклонился и вышел из кельи.
Интерлюдия четвертая
Василию с детства нравились поезда. Его первая игрушечная железная дорога, заботливо и аккуратно упакованная в коробку, до сих пор ждала, когда подрастет новое поколение Ворончихиных. Но при наборе в железнодорожное училище выяснилось, что стать машинистом Василию не суждено – врачи нашли какие-то отклонения в организме абитуриента.
Это была катастрофа. Глядя на страдания парня, родители отправили его на курсы проводников, и неожиданно Василию понравилась его новая работа. Со временем он даже стал думать, что именно в этом его призвание. Новые лица, новые города, новые женщины. С одной пассажиркой, живущей на два города и постоянно курсирующей между ними, у Василия случился бурный роман, перешедший в брак. К моменту рождения дочери жена окончательно осела в Москве, а муж продолжал колесить по стране. Денег на ребенка требовалось немало, и Василий прочно освоил левые возможности своей работы. То посылочку перевезти, то лекарство из Москвы доставить, то скоропортящийся груз. Ну и, конечно, левые пассажиры. То кто-нибудь отстанет от своего поезда и окажется на перроне в одних тапочках, то кому-то срочно потребуется из пункта А в пункт Б, а билетов нет. Тут-то и приходил на помощь неизменный проводник Василий. Начальство сквозь пальцы смотрело на грешки подчиненных, если в меру, а меру-то Вася знал.
Так бы и катался наш герой беззаботно по стране, но в семье Ворончихиных случилось несчастье. У дочки Настеньки при очередном посещении врача нашли опухоль в голове. Опухоль оказалась плохой и не поддавалась лечению. Измученные родители бегали по больницам в поисках врача, решившегося бы на операцию, но везде получали отказ. Вероятность пережить операцию у Настеньки была минимальная. Девочка таяла на глазах.
А перед самым Новым годом случилось чудо. Лечащий врач позвонил и велел срочно приехать в муниципальную больницу номер пятнадцать. На следующий день Насте сделали операцию, и прогноз оказался вполне благоприятным! А еще через месяц почти выздоровевшую девочку выписали домой!
Василий очень хорошо запомнил бледного, едва стоящего на ногах мальчика, вышедшего из операционной. Ведь именно на него показал ему Настенькин врач, объяснив, кто подарил новую жизнь его малышке.
Поэтому, когда на станции к нему подошел этот мальчик с просьбой подбросить до Баку, Василий сразу согласился, устроив своего благодетеля со всем доступным комфортом. Он бы и денег не взял, но, видя крайне настороженное состояние парня, решил не пугать его еще больше и назвал сумму втрое меньше обычной таксы. К счастью, такая сумма у Егора, а именно так звали его благодетеля, была. В дороге Василий старательно помогал парню лишний раз не «светиться» перед людьми, чему тот был явно рад.
В конце пути благодарный отец собирался вернуть мальчику деньги и помочь выйти с вокзала незамеченным, но обыск поезда грянул как гром среди ясного неба. Встречая проверяющих, проводник искренне молил Бога о помощи себе и пассажиру. Бог не подвел. Мальчишка, спрятавшись в багажном ящике, так искренне изображал перепуганного «зайца», что алиевцы даже на мгновение не заподозрили их с Василием в сговоре. Подыграв парню как сумелось, проводник только и мог, что перекрестить удаляющуюся хрупкую фигурку:
– Храни тебя Бог, Егор!
Дальше события завертелись, и Василию стало не до парня. Сначала была перестрелка во втором вагоне, потом уцелевших в нем пассажиров спешно распределяли по пустым местам в поезде. Для эвакуации раненых, которых оказалось около десятка, быстро освободили как раз его вагон, с ними отправился медик, плюс нашлись помощники среди пассажиров, но все равно хлопот был полон рот. Потом состав тронулся в сторону Баку, сверкая зловещей пробоиной в стене второго вагона, оставляя позади волнения и приключения. А на вокзале пришлось побегать, перегружая раненых, их вещи, составляя отчеты, рапорты и прочие бумаги, сопровождающие каждое ЧП.
Поэтому, когда Василий на следующий вечер узнал из новостей о полном разгроме сил Алиевых в схватке с Волковым в этом районе, у него осталось сил лишь прошептать вновь:
– Храни тебя Бог, Егор!
Глава 3
Я кавалер ордена Боевого Красного Знамени, двух орденов Красной Звезды, медали «За боевые заслуги», медали «За отвагу», я совершил более ста боевых вылетов, я смотрел смерти в глаза.
Я видел, как горели и падали машины моих товарищей.
Я видел, как взрывается в небе снаряд, отнявший у меня потом руку.
Я с одним патроном в ружье встретил в лесу медведя и заставил его уйти.
Я ездил на разборки с бандитами, участвовал в перестрелках, уходил от киллеров.
Я думал, что знаю о страхе всё.
Ни хрена.
Всего пятнадцать минут работал миномет по нашему лагерю.
Мне показалось, что вечность.
Так страшно мне не было никогда. Я полз между разрывами и матерился. Мне казалось, что каждая сука-мина летит именно в меня.
После первого же залпа толпа задержанных ломанулась на выход, сметая конвоиров. Те и сами не знали, что им делать, и упустили инициативу. Несколько человек оказались именно диверсантами Волковых. Я собственными глазами видел, как пара старичков – «божьих одуванчиков» убила часового, отобрала рацию, что-то настроила в ней и стала корректировать огонь. Лишь решением держаться к ним поближе я объясняю, что все еще жив. Правда, когда на меня упала чья-то оторванная нога – каюсь, ненадолго потерял сознание.
Очнулся, когда миномет замолк. Тут и там раздавались крики и стоны. В воздухе висела пыль. А моей единственной мыслью было: «Живой! Жив!!! Выжил!!!»
