сторону Камы.
— Сто-о-ой! — завопила Бочкарева, выбегая на крыльцо.
Из окна уже выглядывали встревоженные студентки…
Проснулся он от музыки. Глянул на часы — был полдень. Бросив на плечо полотенце, направился во двор к колонке. Перед вагончиком торчало несколько мотоциклов, но бочкаревского уже не было. Некрасов, видно, тоже поднялся пораньше и отправился искать себе жилье. Из соседней комнаты доносился смех. Потом во двор выкатилась толпа подростков во главе с Сашкой.
«Что за хмырь?» — услышал Корнев, когда возвращался обратно. «Да мой дядя, — пояснил Сашка бесцеремонно. — Художником здесь работает… Учился в академии — лучше Репина рисует…» Корнев усмехнулся.
За чайником идти не хотелось, и поэтому он сообразил себе бутерброд и принялся есть всухомятку. В открытую фрамугу заглянул Сашка.
— Поехали с нами? — предложил он. — Вон девки какие! А ты…
— Вот и занимайся с ними, а мне надо в одно место, — соврал Корнев.
— Как хочешь, как хочешь, — буркнул Сашка и скрылся.
В дверь постучали.
— Да! — крикнул Корнев.
На пороге появилась самая маленькая студентка с новым чайником в руке. Она поставила чайник на стол и сказала:
— Спасибо.
— Чей чайник? — удивился Василий Петрович.
— Ва-аш… — приподняла она брови.
— Так мой же был черный… Ах, да-да… Спасибо. — Корнев смутился. Студентка усмехнулась и вышла.
Причесавшись пятерней, Корнев захлопнул дверь и направился на автобусную остановку. Что-то вытолкало его из дому. Хотелось посмотреть, как поживают люди в поселке Гидростроителей, да заодно узнать — нет ли писем.
В ящике лежало какое-то послание. Он вытащил полосатый конверт и вскрыл. Извлек на свет толстое письмо жены. Наскоро прочел его — она писала, что снова вышла замуж и что теперь дочь Василия Петровича очень полюбила какого-то дядю Володю… Стало муторно. Он скомкал конверт и сунул его в карман, гулять по проспекту расхотелось. Вернулся в мастерскую.
На Элеваторной горе сиял голубой май. Деревья на городском кладбище трепетали лепесточками, выл по-весеннему бульдозер возле нового моста через Челнинку, крякал сцеплением грузовик… Парили белые чайки над блестками волн и переговаривались между собой. От вчерашнего ливня сияли лужи и радостно хрюкали в грязи свиньи.
В мастерской его ждал Некрасов. У порога стоял чемодан.
— Ясненько, — вымолвил Корнев. — Жить?
Тот кивнул.
— Извини. Места нет, — развел руками Василий Петрович.
Прогрохотал мотор. Корнев выглянул в окно — Бочкарева. Она ногой открыла дверь, хлопнула краги о пол и крикнула:
— На гвоздяру напоролась… У тебя клей есть?
— Есть сырая резина, — сказал Корнев.
— Ну тогда ладно. — Она плюхнулась на рундук, закинула ногу на ногу и закурила махорочную сигарету. — Ну, — мотнула она головой в сторону студенток, — не начал еще на алименты работать?
— Все руки не доходят, — ответил Василий Петрович.
— А этот ханыга что здесь торчит? — обратилась она к Некрасову. — От бабы удрал, кобель?!
— Я не удрал. Просто у нас разные интересы. У нее мещанские замашки — мало ей зарплаты…
— А сколько ты гребешь? — спросила Бочкарева.
— Шестьдесят… Я же сторожем. А она требует, чтобы я перешел на стройку. А когда я буду читать?
— Нда-а! — процедил сквозь зубы Василий Петрович.
— Не я у тебя жена! Таскал бы ты ящики на вокзале, да еще и вечерами бы в трех местах подрабатывал! — вздохнула Бочкарева.
— Нельзя все сводить к работе, — возразил Некрасов. — Надо подняться выше. Ведь человек будущего должен быть эрудитом!
— Уж лучше быть с пустой башкой, чем с пустым брюхом…
— Неправильно ты рассуждаешь! — воскликнул Некрасов.
— Какой умник выискался! Жаль, что я — баба, а то врезала бы разок по башке — сразу б ставни посинели! Фанерная тыква!
— Невыносимая женщина! — Некрасов поднялся.
— Придется тебе искать другую работу, — сказал Корнев.
— Пожалуй, ты прав. Просто я такой человек, который не может сопротивляться окружающей среде…
— Вот ты о мещанстве говоришь, — зло выдохнула Бочкарева, — а чемодан приволок с собой. Бросил бы ты его! Освободился бы от предрассудков!
— Пойми же ты! Мне надо в баню ходить, надо иметь для этого смену белья!
— Все это — мещанство. Вы, культурные, в баню не ходите… Вон — день давно на дворе, а ты все еще нечесаный.
— Можно у тебя чемодан оставить? — спросил Корнева Федя, дав понять Бочкаревой, что разговаривать с ней больше не намерен.
— Пусть стоит, — ответил художник.
— Спасибо, — сказал Федя и ушел.
— Каков гусь, а?! — воскликнула Бочкарева.
Но Корнев ее не поддержал. Он протянул ей кусок сырой резины. Она прогрохотала сапогами по крылечку и закричала студенткам:
— Эй, белоручки! Пойдем колесо снимать… Вы куда приехали? Здесь вам КамАЗ, а не дома на печке…
За перегородкой гремел магнитофон. Корнев стоял у окна и смотрел, как орудовала ключами Бочкарева, как подъехал на мотороллере Сашка и стал описывать круги вокруг нее…
— Ну, что дурочку валяешь! — заорала на него Бочкарева. — Надевай покрышку, собачий потрох!
— Эх, девка! — с удовольствием воскликнул Сашка, но помогать не стал. — Люблю таких шустрых…
Девушки смеялись, стоя в сторонке. По двору раскатывали волосатики на своих мопедах, хвастая друг перед другом мастерством вождения.
— А вы что вылупились?! — набросилась Бочкарева на студенток. — Помогайте!
Сашка выписывал круги по двору, задрав ноги на руль. Он орал на всю Каму:
— Ночью нас никто не встретит — мы простимся на пирсу…
Вдруг Сашка, не справившись с управлением ногами, влупился в палисадник — послышался грохот, треск досок и звон лба. Мотороллер проехал насквозь забор. Сашка висел на кусту сирени, а мотороллер рыл задним колесом клумбу. Корнев выскочил из вагона, отключил двигатель и помог Сашке приземлиться.
— Гадство! На лепешке поскользнулся! — он зло сверкнул глазами в сторону тягачей. — Ездят тут всякие…
— Штаны порвал, — сообщил Василий Петрович.
— Точно, что ли? — испугался Сашка. — Я ведь штаны у старшего брата взял. Он меня теперь убьет! Он каратист!
— Давай зашью! — вдруг предложила маленькая студентка. Она все время стояла на крыльце и с улыбкой наблюдала за ним.
— У тебя есть что надеть? — спросил Сашка Корнева.
— Есть. Халат уборщица на тряпки отдала. — Корнев вынес ему халат. Сашка стащил с себя штаны и протянул их студентке, а сам вновь взобрался на мотороллер и прокатился по двору.
— Нормально, — сообщил он, словно кого-то волновало здоровье его «Электрона».
Никто не приглашает на танец,
Никто не провожает до дому
Смешную угловатую девчонку… —
выл магнитофон. Студентка вынесла штаны и протянула их Сашке. Он осмотрел их и воскликнул:
— Во здорово! Лучше новых! Дай поцелую, Оленька! — и, зажав локтем штаны, кинулся к ней. Та с завидной скоростью рванула в сторону. Не догнав ее, Сашка обиженно надел штаны.
Бочкарева снимала мотоцикл с подножки.
— Эх ты-ы, пряник! — крикнула она насмешливо. — Бабу не
