Стас же места себе не находил, желая поскорее попасть в Албазин, где скоро должны были спустить на воду корпуса двух корветов. Ему хотелось увидеть 'Воеводу' и 'Посадника' ещё на стапелях. Мирослав Радек, лучший друг Стаса, маялся тем же ожиданием. Конечно, они уже видели спуск на воду пароходов, сборку на них машин, и прочее, но тут был уже совсем иной масштаб. Это были не речные корабли, а морские - на них ангарцы смогут выйти из широких берегов рек, ставших теперь для них слишком тесными!
Парни еле дождались утра следующего дня, когда пароход, по завершению погрузки угля и дров и едва ли не протокольного прощания даура с великим князем Сибирской Руси, отправился, наконец, в Албазин. После того, как "Алмаз", небольшой пароход, на котором Соколов путешествовал по восточной части державы, покинул вотчину князя Ивана, по берегам реки снова потянулись сопки, иногда круто вздымающиеся кверху, да осыпающиеся время от времени разнокалиберным каменьем. Выходы известковой породы сменялись гранитными уступами, на которых небольшие и кривые деревца цеплялись за жизнь обнажившимися корнями. Редкие поселения встречались на равнинных участках берега, обозначенные для ходящих по Амуру судов простейшими маяками, сложенными из камней с поддерживаемым на верхней площадке огнём. А судовой ход был обозначен плавучими знаками - бакенами.
Частенько "Алмаз" останавливался у посёлков, и береговых, и островных. А на одном из островов на борт взяли священника и дьякона с их семьями - жёны, детишки и несколько крепких монахов с винтовками и револьверами на поясе. Вскоре выяснилось, что оные "монахи" приставлены к священнослужителям албазинским воеводой Фёдором Сартиновым для их охраны. Благодаря миссионерской деятельности священнослужителей, присылаемых из Москвы, Новгорода и Пскова через тобольского митрополита Гераcима ещё по договору с покойным царём Михаилом, слово Христово уверенно утверждалось на Амуре. Дауры, жившие на верхнем течении реки, на берегах её, были крещены почти что поголовно. А в каждом селении стояла небольшая, с избу размером, церквушка. Этими действиями даурский народ вовлекался в культурное пространство укрепляющихся на великой реке пришельцев. Ведь дауры стали первым и пока единственным сибирским народом, который отвечал многим качествам, необходимым для ангарцев. Они были осёдлыми земледельцами и скотоводами, крепки телом и обладали смекалкой, были честны и открыты. С видимой лёгкостью принимая веру пришельцев, они надеялись с помощью неё получить и ту силу, которую они чувствовали в ангарцах. И они видели, что подданные князя Сокола стремятся увлечь в свою веру именно их, дауров. А к остальным амурцам оного рвения не применяют. И если гогулам, нанайцам и нивхам, остававшимся в язычестве, это неудобств не доставляло, то солоны, другое крупное сообщество племён и родов, жившие несколько южнее даур, замечали некоторое превосходство дауров над ними. Матусевич, насколько мог, пытался нивелировать эти чувства, беря в дружины и отряды самообороны солонских воинов, возвышая солонских князьков. Но всё же ставка Ангарска была сделана на дауров. Солоны же, жившие южнее Сунгарийска, частенько бывали замечены в контактах с маньчжурами и некоторые их племена время от времени уходили ещё южнее, в коренную Маньчжурию. В крепости на Сунгари уже знали, что это маньчжуры старались поселить сунгарийских туземцев на своих землях. Северные же постепенно отселялись по негласному приказу Матусевича ближе к Амуру, дабы избежать влияния маньчжурской пропаганды и на них. Ангарцами и маньчжурами, таким образом, начинала создаваться полоса отчуждения - свободная от поселений территория, не контролируемая никем из сторон.
А к ангарцам приходили и северные туземцы. Священник, принятый на борт "Алмаза", поведал, что недавно окрестил несколько семей дючеров, кои пришли жить под властью князя Сокола, бежав с неспокойной Зеи, где пошаливали царские казачки. Собственно, отток дючер с верховьев Зеи и Буреи начался не вчера и виной тому стали грабежи и прочие злодеяния гулящих ватажек бородачей. Немало они попускали кровушки местным жителям, чем склоняли их к бегству на Амур, Хумару и Сунгари - подальше от казаков, ближе к князю Соколу, который обид не чинит, а подданных своих защищает. Поначалу казачки пробовали на своих дощаниках следовать за объясаченными прежде туземцами, как было с шамагирскими дючерами с Буреи. Однако едва они оказались посредь Амура, как перед ними остановился корабль, пускающий чёрные клубы дыма, а молодой, скалящий зубы парень, приложив ко рту железный раструб, прокричал им, чтобы они немедля гребли прочь, подальше от владений великого князя Сибирской Руси. В иной раз ватажка, не медля, схватилась бы за сабли и мушкеты, но тогда, понимая своё незавидное положение, казаки отступили. А бывало, что некоторые немногочисленные отряды казаков, терпя разного рода лишения, как то: голод, холод, болезни или имея раненых товарищей на руках, целиком переходили на службу к ангарцам, надеясь на лучшее. Для таких служба всегда находилась - что у Петренко на Ангаре, что у Матусевича на Сунгари. А Зейский казачий острожек, так и вовсе тихой сапой стал вотчиной стоявшего прямо напротив него, на другом берегу, Зейского городка ангарцев. Острожный голова - присланный из Якутска сотник Мыльников был на корню куплен ещё Бекетовым и потому он ни в чём соседям преград не чинил. Бекетов же, будучи Албазинским воеводой, склонял сотника и вовсе переходить на службу к князю Соколу. Мыльников слушал, кивал головою, брал подарки, да просил подумать время от времени. Верно, тянул время, подлец, или цену набивал себе. Но как бы то ни было, на Зее властвовали ангарцы. Хотя угольный разрез, где трудились почти четыре сотни пленных китайцев, был на стороне, формально отданной под руку Москвы.
В Албазин прибыли поздно вечером, когда "Алмаз", сбавив ход, шёл вперёд, освещая путь прожекторами. И пусть капитан отлично знал реку, ожидать всё же можно было чего угодно. Поэтому и противоабордажные картечницы были наготове, и матросы смотрели в оба. Стас внимательно смотрел на приближающиеся огни причалов. Неуклюже смотревшиеся ангары, подсвеченные изнутри прожекторами, стояли около воды, в доброй сотне метров от места швартовки парохода.
- Пап, я на корветы посмотрю? С Мирчиком! - Стас умоляюще смотрел на отца, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
- Пойдёте, сейчас Фёдор Андреевич вам провожатого выделит, - кивнул Вячеслав, после того, как по-дружески крепко обнялся с Сартиновым. - Но смотри, только близко не подходи - люди работают!
- Хорошо, пап! - Соколов-младший с сияющей улыбкой на лице пихнул друга в бок и проследовал по идущей берегом и подсвеченной горящими фонарями дорожке за высоким мужчиной с мичманскими погонами, который сухо сказал следовать за ним.
Приблизившись к кораблям, Стас испытал лёгкое разочарование - ближе, как он хотел, его не пустили, остановив у низкой ограды. Рядом прохаживались дауры, вооружённые непривычным для коренного ангарца оружием - копьями и луками со стрелами. На площадках наблюдательных башенок, что стояли недалеко от воды, а так же у задней стены первого ангара, где стоял 'Воевода', прохаживались уже русичи, с винтовками. По-видимому, из переселенцев. Отец не раз говорил Станиславу о том, что со временем русских людей на берегах Амура станет ещё больше, чтобы не повторить судьбу прошлых лет. И не только отступление казаков в семнадцатом веке, но и отступление со своих дальневосточных рубежей России на стыке двадцатого и двадцать первого веков. Тогда сдача происходила понемножку, символически - там островок амурский, там ещё три. То китайцы протоку засыплют, чтобы остров к своему берегу присоединить, то просто и без затей самовольно островок займут. А уж с тем, чтобы для продажи жаждущим мифического оздоравливающего эффекта своим согражданам систематически истреблять разного зверя российского, практически истребив своего, они проблем никаких не имели. Разговоры об этом между членами Совета велись периодически, и каждый раз люди решали для себя какой-либо вопрос. Наконец, выработав предварительную стратегию становления и упрочнения положения сибирской державы на Амуре и более южных землях, покуда практически незаселённых, Соколов решил на месте лично поговорить с Игорем Матусевичем. Необходимо было обсудить с ним последний и важнейший вопрос стратегического плана, а именно - взаимоотношений с маньчжурами в свете их экспансии в Китае и последующего резкого усиления Цин.
Станислав помнил о последнем разговоре с отцом на эту тему, который состоялся после отбытия из Нерчинска. Тогда, увидев работников-китайцев, он разговорился с отцом, держа в уме слышанное им на советах.
- Нужно чтобы эти земли стали по-настоящему родными для русских, а для этого мы должны быть привязаны к этой земле, - объяснял тогда отец сыну. - Кровно! Могилами предков, теплом очагов…
