Станислав помнил о последнем разговоре с отцом на эту тему, который состоялся после отбытия из Нерчинска. Тогда, увидев работников-китайцев, он разговорился с отцом, держа в уме слышанное им на советах.
- Нужно чтобы эти земли стали по-настоящему родными для русских, а для этого мы должны быть привязаны к этой земле, - объяснял тогда отец сыну. - Кровно! Могилами предков, теплом очагов…
- Но ведь ты сам родился на Волыни, а это многие тысячи километров отсюда! - возразил тогда Стас. - Я помню карту.
- Сын, - негромко отвечал Вячеслав, - я верю в Провидение. Мы должны быть здесь, уходить нельзя. Помнишь, я говорил тебе фразу одного великого человека?
- Богатство России будет прирастать Сибирью! - повторил её Станислав, согласно кивнув.
- Правильно, - улыбнулся Вячеслав. - Только нам нужно будет сделать так, чтобы Сибирь стала Россией, её составной частью, а не просто источником богатства, которое можно в итоге и потерять, обращаясь с ней неумеючи.
Вдруг Станислав понял, что кто-то трясёт его за плечо. Моргнув, он обернулся в задумчивости - на него удивлёнными глазами смотрел Мирослав:
- Стас, ты чего задумался? Пошли! - он кивнул на всё того же мичмана. - Товарищ офицер разрешил осмотреть нам корвет поближе.
- Классно! - воскликнул Соколов и направился вслед за другом к поблёскивающему медью корпусу 'Воеводы', который всё больше увеличивался в горящих глазах мальчишки.
Сунгари при слиянии с Мудань-ула, июнь 7153 (1645). Передовой наблюдательный пост сунгарийского гарнизона. За двое суток до переговоров.
Ранним утром следующего дня на реке показались вражеские корабли, и на заставе тут же прогремел набат, поднимая с топчанов даже тех, кто недавно завалился спать после ночной смены в конном карауле. В скором времени все двенадцать человек маленького гарнизона, включая четверых дауров, собрались на стенах и в башенке стоявшего на высоком берегу излучины острожка. Хон Юнсок, один из добровольно перешедших на службу к ангарцам корейцев, попросил у Фрола бинокль и, продолжительное время понаблюдав за приближающимися судами, произнёс, уверенно кивая:
- Посольство… Много людей… Сотни две.
Люди столпились на стене и внутри башенной площадки, чтобы посмотреть на приближающиеся корабли их главного врага в регионе. Обсуждение судов, видимых в бинокли, вскоре завершилось однозначным вердиктом.
- Какие-то неуклюжие лохани, - проговорил Михаил, выразив этими словами общее мнение.
- Ефрейтор Сёмин! - тут же подозвал его лейтенант. - Живо в радиорубку! Установить связь с 'Базой' и доложить о появлении гостей!
- Есть! - стуча сапогами, Миша рванул вниз по лестнице.
Долгое время сеанс связи с Сунгарийском не удавалось установить, сигнал прошёл лишь когда маньчжуры уже пристали к берегу, увидев реющий на ветру ангарский стяг. Начальник заставы лейтенант Иван Волков, сопровождаемый Юнсоком и Фролом, верхом отправился к берегу. Там Волков не позволил солдатам, сопровождавшим чиновников, высаживаться на берег. Маньчжуры были весьма недовольны этим, как они посчитали, негостеприимным шагом. Передавший слова командира Юнсок разрешил сойти с судов лишь трёх человек, с тем, чтобы они подтвердили свои полномочия. Разговор был коротким - поначалу говорил только вышедший вперёд старик с больными глазами. По его словам, для переговоров с северными варварами прибыл Хэчунь - первый советник гиринского фудутуна. Показав пограничникам соответствующие грамоты и дав удостовериться в них, старый маньчжур сообщил, что посольство желает продолжить свой путь до городка северян.
- Не думаю, что вам позволят войти в нашу крепость, - предупредил маньчжур Волков, заставляя коня развернуться. - Ваши корабли встретят на реке.
- Мы можем отправляться? - елейным голосом, не глядя на сунгарийцев, произнёс старик.
- Да, конечно! - воскликнул Иван. - Я вас не задерживаю.
- И всё же мы желаем говорить с варварами в их городишке, - процедил молодой, плотного телосложения маньчжур в дорогих одеждах.
- На то будет воля Неба! - поклонился ему старик.
Спустя немногим более часа, суда их продолжили свой путь вниз по течению реки. Дюжина пар глаз внимательно провожали их, проплывающих мимо высокого берега Сунгари, на котором стояла застава.
- Не нравятся они мне, товарищ лейтенант, - покачал головой радист. - И корабли ихнеи не нравятся.
- Миша, они не новые винтовки с оптикой, чтобы всем нам нравится, - похлопал его по плечу Волков.
- Ничо, Михайла! - хмыкнул Фрол. - Мне, вона, ушканы местные тоже не по нраву, однакож ем!
Лейтенант тем временем качал головой, посматривая на выданные ему в Сунгарийске наручные часы. Шестеро караульщиков, высланных в конный дозор, уже порядком задерживались. Такое бывало частенько, однако Волков каждый раз бывал этим фактом недоволен. После того как маньчжуры скрылись с глаз, Иван поймал себя на мысли, что его гнетёт нечто. От разговора со стариком в его душе остался весьма неприятный осадок. То ли льстивые речи маньчжура пришлись не по вкусу лейтенанту, то ли больное лицо переговорщика. Как бы то ни было, чувство тревоги не уходило.
- Семёнов! Фрол!
- Слушаю, товарищ лейтенант! - козырнул старшина, подскочив к Волкову.
- Возьми Агея и его брата, - приказал Иван. - Осмотритесь с Лысухи.
- Опасаетесь войска маньчуров ентих? - прищурил глаз бывший нижегородец.
- Не знаю Фрол, не знаю, - проговорил начальник заставы. - Всё может быть.
Старшина картинно вздохнул и направился к даурам, стоявшим ещё на стене:
- Эй, браты! Айда со мною!
Лысухой пограничники называли высокую сопку, возвышавшуюся над округой. С её каменистого верхушки открывался отличный вид на реку. Вскоре бывший нижегородец, прежде приказав одному из дауров взять небольшой запас еды и воды, вышел из-за ворот и направился к лесу, ворча себе под нос. Прошагав добрые полтораста метров, троица скрылась в густом кустарнике, росшем на опушке.
Из оставшихся на заставе девяти бойцов Волков отправил отдыхать пятерых, остальные заняли места на наблюдательных пунктах стен и башни. Иван, щурясь от яркого солнечного света, поднялся на стену, чтобы обойти её по периметру. Ясный летний воздух звенел тишиной, и никакой посторонний звук не нарушал её. Лёгкий ветерок мягко обдувал лицо Волкова, который, расстегнув ворот льняной рубашки, стоял на северной, обращённой к лесу стене. Благодаря этому ветру на заставе не было той надоедливой мошки, что донимала людей, начиная с середины июня.
- Товащ лейтенант, думаешь, они измыслили дурное? - проговорил Гаврила, один из молодых стрелков, из поморов. - Говорить же желают, нехристи! - находясь рядом с офицером, он внимательно оглядывал лесную опушку, где недавно скрылись его товарищи.
- Гаврила, бережёного Бог бережёт, - мягко сказал офицер. - Смотри за лесом.
- А ежели кто по преслону шабарчить учнёт? На конях выезжать, али палить нараз? - не унимался молодец.
- А если кто по опушке будет ходить, то подъедешь со мной на убойное расстояние полёта стрелы, - терпеливо пояснил Иван. - Посмотрим, кто там, а действовать по обстановке будем.
Поморец пусть и любил почесать языком, в деле же был весьма справен и ловок, а с винтовкой упражнялся получше многих. Когда же в Сунгарийск придут первые винтовки с оптикой ангарского производства, первый из пограничников, кто её получит, будет именно Гаврила. Волков знал, что парень не подведёт. Похлопав его по плечу, Иван прошёл дальше. Осмотрев остальные посты наблюдения, начальник заставы задержался на башне, где находились двое - Юнсок и единственный из первоангарцев Владислав Геннадьевич Карев, мужик пятидесяти двух лет, который был артиллеристом заставы. А на башенке стояло скорострельное сорокамиллиметровое гладкоствольное орудие. Сам передовой наблюдательный пост не представлял собой Бог весть какое укрепление, являясь однако весьма крепким орешком для туземцев или небольшого отряда маньчжур. На решение более серьёзных задач, чем оповещение Сунгарийска об угрозе нападения с последующей ретирадой в случае явной угрозы захвата заставы, наблюдательный пост в устье Мудань-ула не был рассчитан. Кстати, к августу из Албазина должен придти паробот - небольшое судёнышко, вооружённое двумя картечницами с возможностью весельного или машинного хода, способное принять на своём борту два десятка человек с грузом. Пока же под нависавшим над рекой скальным выступом, на котором стояла застава, на воде покачивались три большие лодки.
До самого вечера шестеро пограничников, ушедших ещё ранним утром в конный объезд, не дали о себе знать. Дело принимало скверный оборот. Начальник отряда в любом случае должен был оповестить заставу об изменении маршрута, прислав одного из бойцов или лояльного местного жителя с запиской. Этого не произошло, что говорило о серьёзности происходящего. Миша, радист заставы сумел, наконец, связаться с радистом канонерки 'Солон', доложив ему о времени ухода кораблей маньчжур и об общей ситуации на посту. Перед тем, как окончательно стемнело, начальник заставы, оставив старшим Владислава, решил выйти в конный рейд по ближнему маршруту. Вечернее солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая тайгу в золотистый цвет. Было душно, спасительный ветерок куда-то пропал и замолкли ещё совсем недавно шумно шуршащие в траве кузнечики. Внимательно поглядывая по сторонам, трое всадников неспешно двигались по направлению к сопкам, держась открытого пространства.
