Взгляд Келли скользнул мимо Фрэнсис куда-то за окно.
— Вы удивитесь, как она выросла. И как повзрослела. Но ей нужен отец, а Мэтт любит ее. Он постоянно говорит мне, что тяжелее всего ему было пережить расставание с дочерью, когда мы ушли от него. Он хочет быть с нею, хочет, чтобы мы вернулись. Он будет заботиться о нас обеих.
— Ты сама способна позаботиться о себе. У тебя появились для этого возможности. И право выбора за тобой…
— Я не хочу, чтобы вы подумали, будто это не мой выбор, — прервала ее Келли.
Фрэнсис приблизилась и положила руку ей на плечо. Она знала, что Келли чувствует ее неодобрение, и была бы рада произнести ободряющие слова, но не хотела кривить душой. У Келли действительно были все шансы устроить свою жизнь самостоятельно. Она имела диплом преподавателя английского языка и литературы, а родные, проживающие в Миннесоте, с удовольствием бы приютили ее с дочерью, пожелай она только вернуться в отчий дом. Но этого оказалось недостаточно, чтобы противостоять уговорам и обещаниям Мэтта.
Он опять соблазнил ее, и Фрэнсис не могла не отделаться от тяжелого предчувствия, что когда-нибудь, а возможно, и очень скоро, телефонный звонок известит, что с Келли произошло несчастье.
— Наша дверь всегда открыта, если тебе что-нибудь понадобится, — сказала Фрэнсис. — Пожалуйста, запомни это. Любая помощь в любое время.
— Вряд ли возникнет такая необходимость. На этот раз я уверена. — Келли замешкалась, явно не зная, какими еще доводами подкрепить подобное заявление и стоит ли это делать. — Но все равно, большое вам спасибо. Я очень ценю все то, что вы для меня сделали.
2
Хоуп Лоуренс ткнула зубцом тяжелой серебряной вилки в крохотный холмик салата с тунцом, и рука ее замерла. Полновесное столовое серебро высокой пробы от Тиффани она сама выбрала для предстоящего свадебного обеда.
— Разумнее всего остановиться на классике, — посоветовала Аделаида, когда они рассматривали выставочные образцы в демонстрационном зале у Тиффани.
Хотя Хоуп весьма редко следовала материнским советам, но на этот раз, в случае с серебром, кажется, получилось удачно. Как и с остальной посудой. Вот только зачем мать вздумала использовать ее задолго до торжества, каждый раз выставлять на стол тарелки и блюда с золотым ободком вместо старых, на которых от неоднократного мытья позолота уже начала кое-где сползать?
Впрочем, какое Хоуп до этого дело? Она с отвращением разглядывала розоватый комок, положенный ей на тарелку.
— Пожалуйста, съешь хоть что-нибудь.
Хоуп подняла голову и поймала на себе встревоженный взгляд матери.
— Я не голодна.
Почему Кэтлин, пухлая добродушная кухарка в форменном платье с кружевным воротничком и манжетами, живущая у Лоуренсов столько, сколько Хоуп себя помнит, всегда кладет в салаты так много майонеза? Никакие пробежки не сожгут такое количество калорий. Она пощупала пальцами свой бок, обтянутый черной майкой, пересчитала выступающие ребра.
Взгляд Хоуп проследовал на противоположную стену, где висел портрет Аделаиды Лоуренс. Сплетенные пальцы лежат на коленях, лодыжки застенчиво скрещены, колени плотно сдвинуты и отведены в одну сторону. Большой букет роз нежных оттенков в темно-синей вазе художник поместил возле своей модели, чья поза выглядела несколько искусственной, но вся в целом композиция вполне соответствовала замыслу. Красота матери Хоуп была увековечена на полотне.
— Ты опять принялась за свое? — с укором произнесла Аделаида. — До чего ты доводишь себя!
— На этот раз все не так, мама, — солгала Хоуп, но невольно поежилась, вспомнив прошлую ночь.
Тогда она заперлась в ванной, пустила горячую воду, включила душ на полную мощность, убрала затычку и фильтр из сливного отверстия, а когда влажный пар заполнил комнату, принялась засовывать пальцы глубоко в рот. Кусочки частично переваренной пасты и томатов извергались изо рта и исчезали в трубе. Ее ногти царапали гортань, пока ее не стало тошнить лишь одной желчью.
До сих пор горло Хоуп саднило после такой жестокой очистительной процедуры.
Аделаида осторожно коснулась руки дочери.
— Дорогая, я знаю, что ты нервничаешь. Как и все мы. Но беспокоиться не о чем, у тебя будет замечательная свадьба, я обещаю.
Она выжидающе смотрела на дочь.
— Ты ведь этого хочешь, правда?
Хоуп не знала, что ответить. Она не сомневалась в том, что Джек Кэбот будет хорошим мужем. В нем сочетались все необходимые для такой роли качества — надежность, доброта, заботливость. Они были знакомы с детства, вместе посещали занятия в спортивных кружках при Охотничьем клубе и однажды в подростковом возрасте выиграли теннисный турнир, играя в паре. Хотя сама Хоуп не увлекалась парусным спортом, но неизменно по субботам смотрела гонки яхт-клуба, в которых он участвовал.
Позже они уже встречались как влюбленные, а когда Джек проводил свой последний учебный год в Гротоне, она часто писала ему, чтобы не ощущать дистанцию, разделившую их. Расстояние между Манчестером и его школой-пансионатом казалось ей огромным. С трепещущим сердцем Хоуп отправлялась туда к нему на соревнования по хоккею на траве, с обожанием следила за его действиями на поле и ждала финального гонга и волнующего момента, когда он, еще разгоряченный, скользнет взглядом по трибунам и увидит ее в толпе зрителей. Ей нравилось в нем все — и то, как он одевается, и как говорит, и как смотрит на нее сквозь прищуренные, выбеленные от частого пребывания на солнце ресницы, когда они оба вдруг почему-то застенчиво умолкали.
После каждой игры Хоуп пробиралась в его комнатку в общежитии, и они занимались любовью на узкой кровати, а потом долго лежали молча, охваченные блаженством, слитые воедино.
Она отправилась учиться в Помону, чтобы быть ближе к нему, когда Джек поступил в университет Южной Калифорнии, и вместе с его семьей сидела в зале на церемонии вручения диплома. Родственники Джека относились к ней как к его невесте, которой она непременно станет в скором времени. Фиона, мать Джека, брала ее с собой в походы за покупками в Бостон и на дневные концерты в Янг-центре, а также дала ей рекомендацию для вступления в Общество дочерей «Мэйфлауэра».
Даже в те периоды, когда они почти не виделись, Хоуп знала, что судьба ее — быть женой Джека. Жизненный курс ее был предопределен.
Джек вел себя в отношениях с ней порядочно и искренне, чем побуждал ее быть такой же по отношению к нему. Кэботы и Лоуренсы вращались в одних кругах, дружили, были членами Охотничьего клуба и прихожанами одной и той же церкви Святого Духа. Фиона Кэбот и Аделаида Лоуренс сопредседательствовали на ежегодных собраниях Общества садоводов Новой Англии.
Обе семьи часто проводили время в зимние месяцы, катаясь на лыжах в поместье Кэботов в Уотервилльской долине, сражались в бильярд в привилегированном клубе на Лейфордской отмели, непременно присутствовали на соревнованиях по поло на ипподроме Палермо, где Джек почти всегда выступал и завоевывал призы. Когда же он наконец сделал предложение Хоуп, это событие было отмечено распитием шампанского и начались разговоры о том, где птички будут вить свое гнездо.
Хоуп в раздумье покрутила на пальце бриллиантовое кольцо. Это обручальное кольцо было именно таким, о каком она всегда мечтала, — платиновое, с бриллиантом в четыре карата в обтянутой бархатом коробочке от «Шрив, Крамп и Лоу». Все обращали на него внимание и восхищались. Но, несмотря на то что их будущий союз представлялся идеальным, Хоуп все-таки грызли сомнения. Ей требовалось побороть какое-то странное, противоречивое чувство, упрятать его подальше вглубь.
Аделаида воспринимала молчание дочери как согласие с тем, что предопределено судьбой. Ее это вполне устраивало. Она не пыталась проникнуть в тайники души Хоуп и выяснить, что скрывается за ее внешней покорностью. Дочь никогда не возражала матери, но и на откровенность не шла, предпочитая пустые отговорки, а чаще просто умалчивание честному признанию. Пропасть между ними была столь велика, что наводить мосты было уже бессмысленно.
