— Зачем вы рискуете?
— Я всего лишь отдаю вам документы, — подмигивает. — Сама не терплю принуждения в отношениях и другим этого не желаю. К тому же я вас узнала, вы с моим братом учились на одном курсе. Алекс Роуж, помните такого?
— Конечно, передавайте ему мои наилучшие пожелания, — жму ей руку, по вокзалу разносится резкая мелодия, предупреждая о скором отбытии поезда. Бумаги перекочевывают в мой карман. — Спасибо!
— Удачи, — слышу выкрикнутое в спину, но ответить нет времени. Я бегу к поезду.
⁂
Купе крошечное, узкое, внутри пахнет гарью и неожиданно апельсинами. Верхняя полка завалена ящиками и пакетами. Аккуратно присаживаюсь на нижнюю, запихиваю свои вещи под хлипкий малюсенький столик и жду. Приглушенно раздается последний сигнал, поезд дергается, вагоны шатает, а потом начинается неспешное движение. На сердце становится спокойнее, так что можно взяться за уничтожение тех самых бумаг — краткой записки с просьбой меня расположить, безымянного билета, которые выдаются сотрудникам железной дороги, и маршрут-квитанции. Я отрываю маленькие клочки и складываю их в небольшую кучку на столе. Занятие медитативное и небыстрое. Получившееся перемешиваю и сжимаю в бумажный шарик. Только тогда двери в купе распахиваются.
— Так, здесь тебя никто не потревожит, — быстро тараторит проводница. — Слишком не мелькай по вагону. Если выходишь, дверь прикрывай и долго не отсутствуй. На остановках не выглядывай. Нужно что-то купить, спроси у меня. Я буду либо в операторской, либо в соседнем вагоне. Над тобой ящики — можешь взять пару апельсинов, кузина передала, вкусные, зараза! Держи постельное белье. Окно открывается, но туго идет, так что не бойся, сильнее дергай. Если кто заглянет, не пугайся, а сразу отвечай, что ты вахтовый работник на шлагбаум, едешь до станции Осокорки, — она достает из встроенного шкафа пачку листовок. — Вот, заполнишь. Но путевку обычно не спрашивают. Кому надо? Все вокруг свои. Если кто стучать будет, особенно посреди ночи, гони их прочь. Все, располагайся, я убежала…
Мне остается только улыбаться. Я закрываю дверь купе за замок и достаю из-за пазухи пухлый конверт со сломанным восковым оттиском Флеймов. Это так символично — переломленные пополам три языка пламени. Среди документов о моей помолвке действительно мелькают печати с изображением меча в круге. А это значит, что в Викку я могу и не вернуться. Если вся эта канитель с браком закончится неприятно для обеих сторон, то в земли Фьюринов мне ход заказан. Я не настроена оптимистично. Оберег этих земель не чурается показывать свою власть, чтобы задержать меня, ограничить мое передвижение. А мне не нужен подобный человек рядом, не говоря уже о постели. Значит, придется сражаться.
В комнатке становится невыносимо, до слез душно. Воздух не желает проталкиваться в мое горло, сведенное спазмом. Я подскакиваю с места, сильно дергаю ручку маленького окошка и распахиваю его. Ветер влетает внутрь, разметав бумаги. Пахнет влагой, металлом и городом, за окном мимо проносятся заводские площадки и громады конструкций из стали и бетона. Я вытягиваю руку, ловлю мелкие капли дождя. Меня немного трясет от перепада температуры. Потом я вспоминаю об обещании сестре Алекса Роужа. И бумажные конфетти в один миг разлетаются с моей ладони под порывом ветра.
⁂
Я ложусь спать практически сразу после отправления и неожиданно быстро засыпаю. Удивительно, но ничего впечатляющего не снится, хотя день был богат на грустные новости и странные события. Просыпаюсь от толчка, по всей видимости, это очередная остановка поезда. Фонарь на перроне противно бьет желтым светом в глаза. За окном темно, на часах почти полночь. Пока поезд не трогается снова, приходится сидеть и ждать. Все же меня предупредили не выходить из купе на остановках. Немного пошатываясь, навещаю санузел и, проведя мокрыми руками по лицу, наконец, полностью просыпаюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В спальном купе проводников ходить негде, можно только стоять, переминаясь с ноги на ногу. Я ем и долго пью чай, но чем дальше, тем становится понятнее, что выйти и пройтись просто жизненно необходимо. Хотя бы ради того, чтобы глянуть расписание остановок и немного размять ноги. Позже у меня такой возможности не будет. Около шести утра поезд въедет на территории Флеймов, в густонаселенную часть моей земли. Скорость движения снизится, остановки будут у каждого столба, пассажиры станут толпиться в тамбуре и бродить по вагону, пока к обеду мы не дотащимся к Фениксу, столице земель Флеймов. Тогда мое возвращение домой закончится.
Я выхожу в вагон, он плацкартный — вокруг ноги, одеяла, багаж. Где-то тихо мяукает кошка, из другого конца ей вторит звонкий храп. Проводницы не видно, так что решаюсь поискать ее в соседнем вагоне. И тут возникает дилемма: какой из соседних вагонов имелся в виду? Логика и удобство подсказывает, что тот, в который ближе идти.
Поезд покачивает, ночью скорость всегда выше дневной. В проеме между вагонами темно, прохладно и шумно. Ненадолго я задерживаюсь в тамбуре, смотрю в залапанное окошко, но вокруг тьма, изредка расчерченная далеким светом фонарей. Следующий вагон встречает меня красной ковровой дорожкой, легким запахом кофе и полумраком узкого, но ничем не заставленного коридора. Оказывается, соседний вагон — это вагон повышенной комфортности. Здесь в стоимость билета входят завтраки, широкие мягкие полки, меньшее количество соседей и более качественное обслуживание, чем предоставляется в плацкарте.
В конце вагона рядом с аварийным освещением — гроздью крошечных тускло-желтых лампочек — какой-то пассажир пытается разглядеть что-то на бумаге. Сразу видно того, кто никогда в поездах не ездил. Подхожу чуть ближе и поворачиваю едва заметный рычажок на светильнике. Газа в лампе становится больше, в коридоре светлеет. Теперь хорошо видно изображенную на фотокарточке женщину.
Образ на фото заставляет меня ненадолго выпасть из реальности. Странно видеть себя на карточке и не помнить, когда это фото было сделано. Владелец фотографии долго сверлит меня взглядом. В то время как я пытаюсь сообразить, как бежать от него. В нем все, как и рассказывали мои алхимики-коллеги: светлые длинные волосы, отличный костюм и добротные сапоги. Презрительно поджатые губы слегка приоткрываются, шевелятся беззвучно. Я читаю по его губам свое имя. Несколько ударов сердца мы таращимся друг на друга. А потом поезд входит в поворот. Мы, неподготовленные, врезаемся в стену вагона. Он влетает в собственное приоткрытое купе, я всего лишь больно бьюсь плечом о деревянную панель коридора. Это становится своеобразным знаком, разрешением на старт. Я бегу от него, он — за мной. У меня совсем крошечная фора: я лучше приспособлена к передвижению в поездах, зато у него ноги длиннее. Так что добраться до своего убежища я успеваю, а вот закрыть его — нет.
Я не спрашиваю его ни о чем, просто сразу пинаю в коленку, пытаясь вытолкнуть в коридор. Он растопыривает руки, цепляется за края полки. Что в узком проеме комнатки дает свои результаты. К тому же мне никак не проскользнуть мимо, даже стоять совсем невозможно. А из-за пинка я сама теряю равновесие и сажусь на спальное место, с трудом избежав встречи со столиком.
Я слышу щелчок и в ужасе понимаю, что незнакомец закрыл дверь в купе. С трудом можно разобрать, что происходит в полумраке, но мне это удается. Он поворачивается и слегка трясет ногой, кажется, удар был что надо, мне впору гордиться. Сквозь шум поезда слышно негромкое хриплое:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вот теперь, когда тебе бежать некуда…
Он делает шаг вперед и ставит колено на нижнюю полку, а я забиваюсь дальше в угол, к стене.
— Успокойся ты, я не причиню тебе вреда, — говорят мне. Но как тут можно верить, если он в то же время как клещами вцепляется пальцами мне в голень и тянет на себя. Я решаю, что пора завыть от ужаса, когда ситуация становится еще более катастрофичной.
