Равнодушные ко всяким удобствам и нежностям, суровые и грубоватые на вид, летчики быстро входили в прелести обыкновенной, простой жизни и, видимо, сильнее, нежели до сих пор, любили ее.
Дмитрий ни в чем не был исключением среди других. На нем тоже останавливались любопытные девичьи взгляды, и теперь, возвращаясь с аэродрома, он тоже думал о встрече. Торопливо прихорашивался, обувал сохраненные еще с мирного времени хромовые сапоги, надевал свежую белую рубашку, черный галстук и не последним оставлял, известно по разрешению начальства, казарму. Торопился он к домику на тихой улице, где жила у своих родителей, ничем не прославленных в городишке людей, молодая, пригожая, беззаботная и веселая, словно ребенок, Зоя.
Милые разговоры, вечера, прогулки в лунные, полные очарования ночи, сравниваемые с впечатлениями, полученными на фронте, открыли Дмитрию новый для него мир еще не изведанного счастья. Всего за какой-то месяц пребывания в Лебедином Дмитрий глубоко убедился, что настоящие радости жизни кроются во взаимной любви. Теперь он спрашивал сам себя, почему до сих пор не понимал, не ценил прелестей спокойной, мирной жизни? Сколько дней он провел даром, по-пустому, пренебрегая тем, чем вокруг наслаждались люди, — не любил, не слушал советов родителей о женитьбе (они до войны не раз намекали ему на это в письмах), никогда не задумывался над простым и страшным вопросом: «Кого оставлю после себя?»
Такие размышления логично подвели Дмитрия к соответствующим поступкам. На нескольких материках мира и на нашей земле шла жестокая война, которой не было видно конца-краю, на фронтах от Черного до Белого моря ежедневно умирали воины, на поле битвы мог быть брошен каждый, способный держать оружие, а молодой летчик, оказавшись на короткое время в тыловом городишке, влюбился без памяти и решил жениться. Убежденная Дмитрием в его нерушимой супружеской верности, влюбленная Зоя восстала против воли родителей: согласилась выйти замуж, покинуть Лебединое, податься вместе со своим избранником хоть в самое пекло.
Скороспелое семейство, еще не зарегистрировавшись, наняло небольшую комнату и поселилось отдельно от родителей. Все местечко узнало об этой истории и только и говорило о ней: одни осуждали, другие одобряли молодоженов, а те, кто видел их вдвоем, пригожих, счастливых и независимых, любовались ими и, вздыхая, вспоминали свои лучшие годы.
Первые дни пребывания в Лебедином были для Дмитрия такими нетерпимыми, что он даже было попросился отпустить его на фронт в действующую армию, но через месяц, прожитый здесь, он уже часто задумывался над тем, как бы ему подольше задержаться в городишке. Время теперь не шло — летело. Вот уже подоспела пора ехать на Урал за новыми машинами, а там и на фронт.
Как раз в эти дни, когда в полку уже начались разговоры о перебазировании, в Лебединое прилетела разведывательная эскадрилья. Случайная встреча Дмитрия со штурманом этой эскадрильи Шолохом и решила судьбу затаенных намерений Дмитрия.
Однажды Дмитрий пошел к местному часовому мастеру. В двери он столкнулся с незнакомым летчиком. Человек, старше его по возрасту, со шрамами на лице, почему-то так приковал к себе внимание, что Дмитрий даже загляделся на него. Открыв дверь, Дмитрий задержался, чтобы пропустить впереди себя незнакомца. В тесной, жарко натопленной мастерской они почти одновременно протянули на ладонях мастеру, низенькому горбуну, свои часы: один — наручный золотой «кирпичик» ЗИФ, другой — обыкновенную карманную «луковицу».
Мастер взял с ладоней двое часов и приложил их к ушам. Летчики улыбнулись друг другу. И те и другие часы стояли.
— Мне стекло, — сказал незнакомец.
— А моим, кажется, два камня, — сказал Дмитрий.
Летчики опять улыбнулись.
— Все вижу, все слышу. — Мастер перевел свои внимательные, застывшие, словно незрячие, глаза с «кирпичика» на старшего. — Зайдите завтра... А вы... — Он отколупнул на часах Дмитрия нижнюю крышку, хрупнув при этом ножичком. — Да... рычажок... ось... А вы, молодой человек, зайдите... после войны.
— Да что вы, отец!.. Мне без часов...
— Как без рук. Так все говорят. — Горбун еще раз посмотрел на Дмитрия из-под лохматых бровей.
— Летчику без часов... конечно, никак нельзя, — промолвил незнакомец приятным голосом.
— А летчику, да еще кавалеру, — тем более. Я вас часто вижу на этой улице. — Часовой мастер ласково посмотрел на летчика и с намеком подморгнул.
Дмитрий покраснел.
— Старожилы, вижу, устроились основательно, — сказал густым сильным голосом незнакомый, надевая добротные меховые рукавицы и добродушно улыбаясь.
Летчики вдвоем упросили горбуна оставить у себя часы лейтенанта и довольные этой победой вместе вышли на улицу. Они, беседуя, прошли несколько кварталов и расстались почти друзьями.
Вечером в фойе кинотеатра Дмитрий издали заметил Шолоха и обрадовался ему. Лейтенант познакомил капитана с Зоей. Уже втроем они прохаживались среди толпы, вместе смотрели кино. Шолох, оказалось, был родом с Черниговщины; о своей семье, которая жила в Конотопе, не имел никаких известий. Веселая Зоя, в зеленой шерстяной кофте с помпонами на груди, так волнующе напомнила капитану о его жене, что он весь вечер был растроганный, молчаливый и особенно предупредительный с женщинами.
Став другом Заярного, Шолох подал ему мысль перейти в разведчики и, когда тот сразу же ухватился за это, помог ему осуществить нелегкое намерение.
Кое-кто из однополчан Дмитрия объяснял этот неожиданный переход лейтенанта из своего родного полка в чужую эскадрилью весьма невыгодными для боевого летчика мотивами.
— Что это Заярного потянуло на романтику разведки? — спрашивал кто-нибудь.
— А кому это не понятно! Романтики высоко летают... Их реже достают зенитки, — отвечал другой.
— Разведчиков тоже частенько выслеживают «мессеры».
— Ну нет! У кого голова не пуста, тот всю жизнь пролетает в разведке без единой царапины.
Так Дмитрий оставил свой родной полк, в котором прослужил около трех лет. Его поступок удивил особенно тех, кто не понимал, почему именно Дмитрий старался подольше задержаться в Лебедином. Кто знал Заярного ближе, тот понимал и другие мотивы, по которым бомбардировщик решил стать разведчиком: энергичный, впечатлительный, честолюбивый человек удовлетворял этим свое стремление быть заметным, а в своих действиях как можно меньше подчиняться воле других. Ему уже надоело на земле и в воздухе быть тем, кого ведут, надоело летать только в группе и кидать бомбы только по команде ведущего. Он, казалось ему, способен на что-то большее, чем то, что он до сих пор делал. Любовь, пришедшая к нему, подсказывала это. Полеты разведчика, в которых, как казалось Дмитрию, все зависело только от умения и отваги самого экипажа, наилучшим образом отвечали его ожиданиям.
Вот после каких событий лейтенант Заярный отправился в первый разведывательный полет со своим другом Шолохом.
3
Обессиленный, проголодавшийся, в обмерзлом комбинезоне, с засохшими на лице кровоподтеками, Дмитрий под вечер добрался до большого леса. Только присел под корнем вывернутого бомбой вяза, как в тот же миг задремал. Много думал о том, чтобы на таком лютом морозе не поддаваться сну, но, стоило только забраться в укрытие — сразу, обмяк.
Снилось или бредилось... Летит он на пылающем самолете над черным, недавно вспаханным полем и выбирает место, где сесть. Вот он приземлился, выпрыгнул из кабины и побежал по черному полю куда глаза глядят. За ним гонятся немецкие солдаты. Их было двое, затем стало пять, десять, двадцать. У него никакого оружия. Куда ему деваться? Вот-вот настигнут его, схватят руками... Впереди вдруг с грохотом провалилась земля.
«Гу-гу-гу!»
Дмитрий проснулся. Где-то неподалеку грохотали взрывы. Вскочил на ноги. Взрывы повторились — показалось, покачнулась земля.
«Неужели наши?.. Разве Шолох успел передать по радио про аэродром?..» Дмитрий стоял в яме, крепко сжимал пистолет и всматривался в небо. Ожидал чего-то могучего, что разнесло бы незримую стену, которая встала между ним и далеким задонским городком.
Где-то высоко прогудели самолеты, и все утихло.
Дул ветер, шумели вязы. Закатывалось за лес красное солнце. Густели тени. Внизу, в долине, где лежало село, показались огоньки.
Дмитрий снял рукавицы, расстегнул на груди комбинезон, достал из кармана гимнастерки партийный билет. Подержал в руках, затем наклонился и глубоко запихнул его за кожу рваного унта. Так, вспомнил, делали все, кому выпадала подобная судьба и кто возвращался в полк. Возвращался... Дмитрий тяжело вздохнул. Перед его воображением на миг предстали Лебединое, друзья, Зоя. Тоска стиснула его сердце. Шум леса тут же развеял видение. Дмитрий кинул за плечо планшет и двинулся напрямик, в направлении далеких огоньков.
