не было.
8
Накануне нового года у метро огромный бутерброд раздавал листовки. Один пьяница то ли узнал его, то ли просто из великой любви к бутербродам вцепился в костюм аниматора и пытался бросить его через плечо.
Аниматор сопротивлялся, как мог, но костюм мешал вести равноценную борьбу.
А люди бежали, кто куда, и делали вид, что проблемы аниматора их не касаются. А меня касаются.
Поэтому я сказал пьянице:
– Отпусти его – он на работе.
Пьяница обернулся ко мне с шальным удивлением и спросил:
– Вы его знаете?
– Руки убери от него, – ответил я.
В моей голове возникла мысль помочь пьянице убрать руки, но что-то подсказывало мне, что дотрагиваться до чёрного от грязи пьяницы не стоит. У аниматора хотя бы огромные ненастоящие ладони. Хотя и такими ладонями я не хотел бы трогать пьяницу.
– Вы отвечаете за него?
– Человек на работе, говорю. Убери руки.
Пьяница пригляделся к моим широким плечам и ослабил хватку.
– Вы несёте за него ответственность?
– По понятиям будешь меня разводить?
Я снял шапку, и пьяница понял, почему меня берут играть оперов и бандитов. Он отпустил аниматора, сделал шаг в сторону и сказал:
– Мы ещё встретимся с тобой, колбаса. Будешь знать, как травить честных людей. Три дня на горшке!
Аниматор проводил пьяницу грустным взглядом, поблагодарил меня и продолжил раздавать листовки.
А в десять часов, естественно, вечера тридцать первого числа позвонили в дверь соседи.
Стоят, нарядные, в платьях с бусами, в пиджаках фиолетовых и некоторые, кто совсем сосед из двери направо и по имени Геннадий, в халате.
– Ты же артист? – спрашивает Геннадий. – А нам как раз нужен артист на ёлку. Для детей – не для себя. Не обессудь.
– Дед Мороз?
– Не совсем, – сказал Геннадий.
– Змей Горыныч?
– Совсем не.
– А кто? Баба Яга?
– Ты что? Какая Баба Яга. Дети не знают героев таких.
– Человек-паук?
– Состарился.
– Человек-паук-пенсионер?
– Не в этом смысле. Морально устарел.
– Кто тогда? Человек-ёж? Человек-стакан? Человек-напильник?
– Константин, – сказал Геннадий. – Не обессудь, но ты не соображаешь в современных детях. Они не такие, как мы, и тем более Пётр Иваныч.
Геннадий показал куда-то за людей в фиолетовых пиджаках. Я, как ни приглядывался, никого не увидел, пока, расталкивая пиджаки из-за них не появился мужичок ростом с огнетушитель, с лысой макушкой в окружёнии седых прядей, в огромном дутом пуховике, брюках со стрелками и в рабочих сапогах.
– Подтверждаю, – сказал Пётр Иванович. – Мы категорически были другими. Мы книги читали, старушек через дорогу переводили, а я вообще такие вещи паял вот этими руками.
Пётр Иванович потряс огромными кулаками.
– Вы знаете, – сказал я, – новый год скоро. Пойду салаты резать и готовиться к обжорству и новогоднему поздравлению. Звёзды всякие петь скоро будут, а я тут с вами о современных детях говорю.
– Тысячу, – сказал Геннадий. – Налом.
– Каждому! – Пётр Иванович поднял многозначительный палец.
Геннадий кинул на него недовольный взгляд и продолжил:
– Успеешь, Константин, на Киркорова посмотреть. Он ещё десять дней по всем каналам петь будет.
– Не будет, – отвечаю. – Он переругался со всеми. В этом году нигде не будет Киркорова.
– Откуда знаешь? – Пётр Иванович быстро шагнул ко мне и дохнул на меня крепкими сигаретами с луком.
– На "Праздничном огоньке" сказали. Я зрителя на нём играть ходил.
– Не обессудь, дети других героев любят сегодня, –сказал Геннадий.
– И что за роль? – спросил я.
Геннадий набрал воздуха в грудь, посмотрел на мужчин в фиолетовых пиджаках и женщин в платьях с бусами, многозначительно кивнул им и сказал:
– Он самый! – выдержал паузу. – Аниматор!
Я сразу закрыл дверь, но Геннадий успел подставить ногу и в тонкую щель между подъездом и квартирой проскользнула весёлая голова Петра Ивановича. Она дохнула на меня сигаретами и успела подмигнуть, пока Геннадий тянул с натугой дверь на себя.
– Не обессудь, Константин. Где мы в новогоднюю ночь артиста искать будем? Две тысячи. А?
– Каждому, – добавила голова Петра Ивановича.
– Каждому, – согласился Геннадий. – За пятнадцать минут. Родители, – Геннадий показал на платья с фиолетовыми пиджаками, – ёлку поставили. Они вам подарки дадут, а вы споёте песенку, станцуете и отдадите подарки.
– Я танцевать не умею.
– Ты? Артист? – удивился Пётр Иванович.
– И петь что им буду? За текст, кстати, доплата всегда.
– "В лесу родилась ёлочка" споёте и по кругу с детьми попрыгаете. Не обессудь.
– С кем попрыгаем?
– С детьми.
– А ещё с кем?
– С их родителями, – Геннадий показал на пиджаки с платьями. Они сразу ногами зашёркали, галстуки поправлять стали и бусы, как будто скромность выражая, теребить. Это, пока трезвые, они такие скромные, а, когда выпьют – что? Пиджаки снимут? Угрожать колбасе начнут?
– А ещё? Я с кем прыгать буду?
– С Петром Иванычем.
Пётр Иванович, услышав, что о нём речь, заулыбался снизу и дурацкое па исполнил.
– У нас костюм коня есть. Вы вдвоём с Петром Иванычем в него залезете – и под ёлку.
Я снова потянул дверь на себя, но Геннадий вцепился в неё железной хваткой.
– Три тысячи.
Я потянул дверь на себя обеими руками.
– Четыре.
Я потянул дверь так, что дверная ручка заскрипела и, казалось, вот-вот оторвётся.
– Пять тысяч!
– Каждому, – добавил Пёрт Иванович.
– Каждому, каждому. По пять тысяч. И свой стол стеклянный тебе отдам. У тебя же сидеть не за чем. И две табуретки. Из "Икеи". Сейчас. Не обессудь.
Я ослабил хватку, и Геннадий повеселел.
– Мигом, Константин.
Новый год мы с женой встречали за стеклянным столом, сидя на табуретках.
– Хороший стол, – сказала жена.
– Очень, – кивнул я.
– Не расстраивайся.
– Да чего расстраиваться: пять минут позора – и ты инженер. Аниматор. Конь. Надеюсь, издеваться не будут. Если будут, я уйду. Или в морду кому-нибудь заеду.
– Так дети будут.
– С родителями. Пьяными. В новогоднюю ночь.
– А ты скажи, что только с детьми работаешь. Дети не пьют.
– Да сейчас такие дети…
В половину первого я сел в лифт, спустился на минус первый этаж, мы с Петром Ивановичем переоделись в коня и пошли на ёлку во двор.
Пётр Иванович хотел быть передней частью коня, и мы с Геннадием с трудом убедили его, что огромная задняя часть выглядит смешно и упираться в голову двумя руками, чтобы она не сползала на пол, неудобно и тоже смешно. Особенно Геннадию. До слёз и катанию по полу. Вернее, приседанию на месте, потому что пол на минус первом этаже грязный.
– А, кроме коня, никаких нет костюмов? – с последней надеждой спросил я. – Всё-таки не год коня. Может, есть что-то актуальное?
– Есть! – обрадовался Пётр Иванович. – Глобус!
– Какой ещё "Глобус"?
– Этот!
Пётр Иванович выпрыгнул из коня, побежал в угол кладовки, достал из него жёлтый круглый костюм глобуса и поторопился залезть в него.
Геннадий со скепсисом наблюдал за моим напарником.
– Пётр Иванович недавно листовки "Глобуса" раздавал. Он открылся здесь неподалёку.
– Категорически актуально! – воскликнул Пётр Иванович. – Заходите в магазин, покупайте всё подряд! "Глобус" будет очень рад!
И тут я не выдержал, схватил костюм, вытряхнул из него Петра Ивановича, и мы полезли с ним в костюм коня.
Когда наш конь появился во дворе, дети постарше уже вовсю катались с горки, бросались снежками и раскачивались на качелях.
Геннадий вышел
