Вдруг Наггет, который одобрительно поддакивал, положил мне на плечо широкую ладонь и серьезно сказал:
- Белые думают, что если они дадут нам образование, то сравняются с нами. Они не думают, что, наоборот, мы станем такими, как они. "Нет, говорят белые, - обучив их тому, что мы знаем сами, мы сравняемся с черными, будем жить так, как живут черные, будем думать так, как черные". Но мы так не считаем. Мы говорим: "Дайте нам образование, и мы будем такими, как белые. Мы будем жить, как живут белые; мы будем думать так, как белые".
Он прав, решил я, следя глазами за вереницей морских птиц, пересекавших путь корабля. Белые боятся дать образование аборигенам. "Не поднимайте черных до своего уровня, - говорят они. - Стараясь поднять их до себя, мы сами опустимся до их уровня". Белые считают свою культуру чем-то вроде тепличного цветка, который следует холить и оберегать. В темнокожем, приобщившемся к западной культуре, они видят угрозу всему тому, чего они силятся достигнуть. "Носителем нашей культуры может быть только белый человек", - кричат они, возомнив, что белая кожа сама по себе добродетель и залог прогресса.
"Стоит вам дать черному образование, и вы его погубите, - сказал мне один лавочник. - Он обнаглеет и захочет слишком многого". По его мнению, следует опасаться "наглости" темнокожих (у белых это зовется "независимостью" и "защитой своих прав"). К тому же дать образование аборигенам - значит поставить под угрозу материальное благополучие белых: "Темнокожие должны знать свое место. Лучший способ обращения с черным - не жалеть плетей".
- Некоторые белые говорят, - сказал я, - что вы не уважаете тех* кто хорошо обращается с вами. Они говорят, что вы хорошо работаете только на тех, кто с вами груб.
Эти слова произвели на присутствующих поразительное впечатление. Казалось, они вдруг перестали дышать. Их тела словно одеревенели от напряжения.
- Неужели так говорят? - недоверчиво спросил Наггет.
- Да, - ответил я.
Отвращение, которое отразилось на его лице, было убедительнее любого самого страстного словесного опровержения...
Мы наблюдали за косяком рыбы, плывшим в прозрачной воде. Над ним проносились чайки, то опускаясь на воду, то взмывая вверх. Ветер доносил до нас их крики.
Наггет сказал:
- Армия пошла нам, черным, на пользу. В армии мы познакомились с хорошими белыми людьми. Они разговаривали с нами, мы стали друзьями. Среди белых есть хорошие люди. Офицер, который обучает солдат на 'острове Четверга, оказал нам немалую помощь. В армии мы могли брать и читать любые книги, с нами обращались так же, как с белыми. В армии белые люди не думают так, как вы сказали. Так думают только люди, которые ищут наживы...
Куки пошел проверить свою удочку. Наггет указал на зеленую полоску, показавшуюся на горизонте,
- Нагир, - сказал он.
На этом острове мы должны были высадить одного из солдат. Временами волны скрывали Нагир от нашего взора, но остров все приближался. Наконец я разглядел группу аборигенов, приветливо махавших нам с берега.
Я поднялся и пошел на корму. Идти по мокрой палубе было скользко, но мои костыли были подбиты резиной. Наггет шел рядом со мной. Он делал вид, что разглядывает остров, медленно надвигавшийся на нас, но его большие загрубелые ступни как бы случайно переступали одновременно с моими костылями. Так он шел рядом со мной до тех пор, пока я не вышел на сухое, защищенное тентом место.
3. Нагир
Нагир, как называют аборигены остров Маунт-Эрнест, расположен в 30 милях к северо-востоку от острова Четверга. Это гора, поднимающаяся над поверхностью воды. Ее поросшая лесом верхняя часть возвышается на 800 футов {Фут равен 0,3048 м.} над уровнем моря.
Южная оконечность острова круто спускается к воде, и тут огромные волны Тихого океана разбиваются о скалы, которые некогда поднимались над плодородной землей.
Северные склоны Нагира спускаются к морю уступами, окаймленными кустарником, а затем переходят в песчаный берег, на котором выстроились ряды кокосовых пальм. В тени этих пальм лежит деревня.
Люди, ожидавшие прибытия своего соплеменника, были ярко одеты. Они внимательно наблюдали за "Тани", покачивавшимся на якоре за полосой рифов.
Наггет спрыгнул в маленькую шлюпку и взялся за весла. Солдат-островитянин спрыгнул вслед за ним. Он был взволнован, но притворялся безразличным. Своих товарищей ему не удалось ввести в заблуждение - они смеялись и подшучивали над ним, подавая ему туго набитый вещевой мешок и бумажные свертки.
Когда шлюпка отчалила, люди на берегу приблизились к воде. Застенчивая маленькая девочка, которая следила за шлюпкой, ухватившись за юбку матери, вдруг спряталась за ее спиной. Оттуда она поглядывала на незнакомого ей человека, который был ее отцом.
Я перегнулся через поручни, наблюдая за встречей. Стоявшие рядом со мной аборигены тоже глядели на берег. Все улыбались.
Нос шлюпки уткнулся в песок. Вернувшийся домой островитянин выскочил из нее и обнял жену. Дети уцепились за его ноги и руки. Он наклонился, поднял застенчивую девочку и посмотрел на нее. Дети подхватили свертки и вещевой мешок. Одного малыша оттеснили, и он остался без пакета. С берега донеслись его вопли. Отец успокоил, малыша и дал ему сверточек, который тот крепко прижал к груди.
Все двинулись в путь. Островитянин нес девчушку.
Один из солдат сказал:
- Хорошо вернуться домой!
Наггет несколько раз ездил на берег, перевозя офицеров и солдат, которые собирались провести свой отпуск, путешествуя по островам Торресова пролива. Кроме них, единственными белыми пассажирами "Тани" были две сестры милосердия и священник.
Наступил и мой черед спуститься в шлюпку. Я взглянул на воду, на которую падала тень "Тани". Вода была голубая, как аквамарин, и такая прозрачная, что я мог рассмотреть киль корабля. Море переливалось темно-синими отсветами и манило к себе; казалось, утонуть в нем невозможно.
Важно проплывали косяки пятнистых рыб. Волшебный сад в глубинах моря был усеян пурпурными и лиловатыми цветами кораллов.
Мы пристали к берегу сразу за деревней. На острове Нагир жили тридцать восемь аборигенов - тридцать семь женщин и детей и один мужчина, старейшина преклонного возраста, которого не призвали в армию. Остальные мужчины находились на военной службе и были расквартированы на острове Четверга.
Я прошелся по деревне. Дома были из ржавого железа. Кругом бродили тощие куры. Да, белые оставили здесь глубокий след!
Затем я увидел хижину - настоящее произведение искусства. Она была сплетена из пальмовых листьев и великолепно вписывалась в окружающий пейзаж. На соломенную крышу хижины падала тень пальм, защищая ее от зноя.
