Жар в голосе этой женщины растопил бы Антарктиду, но она обрушила его на меня. Она кричала, вопила, она орала и угрожала, не переводя дыхания и не останавливаясь, чтоб собраться с мыслями. Но за этим чувствовалась какая-то выдохшаяся тоска, будто она давно уже сложила и отрепетировала эту бесконечную речь, только ей до сих пор было не на кого ее излить. От заученности эффект ее колких фраз несколько терялся. Но главное я поняла. Та самая, абстрактная, жена моего героя, воплотилась наяву, если можно так выразиться, во всей мощи своего телефонного голоса. А с ним все было в порядке – жив и здоров, не попал в автокатастрофу, не заболел, не захвачен террористами с целью выкупа. Просто ушел от нее так же, как ушел от меня. Большим облегчением было узнать, что сам он совершенно не в курсе этой забавной истории с поисками. Она просто воспользовалась мною, чтоб было на кого излить свою боль и праведное негодование. Как будто я не была такой же пострадавшей, как она, от его редкостного дара обманчивой доброты.
Вот и все. В хорошие мои минуты я надеюсь, что у той третьей, которая нежданно-негаданно для себя познакомила двух сестер по несчастью, он, мой дракон, нашел то, что безуспешно искал в нас и, может быть, в ком-то еще. И каждый день она видит на его губах сытую улыбку удовлетворения без маятника дороги в глазах. Я представляю, что он стал совсем другим человеком, смеется открытым счастливым смехом, и забыл прежнюю бродячую жизнь, а вместе с ней и нас. Как будто так может быть. Но я надеюсь…
Тогда его уже бывшая жена заплакала, не выдержав напряжения, через пару секунд я положила трубку и заревела сама. Больше она не звонила. Я вспоминала этот мучительный год, когда я стала находить у себя седые волосы, и подвывала, обняв себя руками, и раскачивалась из стороны в сторону. Так продолжалось долго, и, в конце концов, я заснула в луже грязной воды и с телефоном на коленях. А когда я проснулась, наступил уже новый день.
Маленький
…Вот он идет – маленький такой, глаза доверчивые, штаны сползают, идет-идет, сейчас упадет, сейчас-сейчас… грохнулся. Так хочется помочь, но нельзя – он должен сам научиться ходить.
На пересечении двух улиц, там, где сквозь ажурную решетку городского парка можно увидеть яркую витрину магазина для новобрачных, есть мало кому известная калитка – еще один вход в парк. Эта калиточка с одной стороны почти скрыта сильно разросшимися кустами, с другой стороны ее загораживает какой-то аттракцион. К тому же к ней не ведет ни одна из многочисленных аккуратных дорожек в парке. Поэтому сюда мало кто заглядывает. Но если войти в нее – становится ясно, что молодежи из близлежащих домов и учебных заведений хорошо знакомо это место. Кто-то притащил сюда несколько скамеек, явно из тех, что стоят вдоль аллей парка, и даже большую урну. Днем это – «курилка». А вечерами, когда стемнеет, здесь собирается небольшая «тусовка» из посвященных. Посторонние редко сюда заглядывают. Взрослые – еще реже. Иногда забредают маленькие дети, убежавшие из-под присмотра своих гуляющих в парке мамаш.
Летним днем, когда жара уже сменяется вечерней духотой, там, возле самой ограды, стоял маленький мальчик и внимательно разглядывал происходящее на улице. На тротуаре медленно собирались зеваки, но между ними еще можно было разглядеть лежащее ничком на асфальте тело. Судя по длинным волосам и фигуре, это была молодая женщина, скорее даже девушка. Кто-то из наблюдателей догадался вызвать «скорую», но в этот момент в парке раздались истерические крики, а еще через минуту на полянку из кустов вывалилась растрепанная женщина и схватила ребенка за руку. Видимо, это была мать. Выговаривая ему с явным облегчением в голосе, она, не обращая внимания на сборище людей, потащила мальчика прочь.
Сначала я спал. Просто спал. Мне было хорошо и уютно. Впереди была моя жизнь, и я точно знал, что буду в ней победителем. Но скоро в мое сонное существование стали прокрадываться ее кошмары. Очень быстро я понял, что она собирается меня убить. И ничего не мог сделать, чтоб помешать этому – я был еще слишком мал, попросту никто и ничто, она не слышала моих просьб и криков. Я чувствовал, что она не хотела этого и сама, но на ее волю давила другая, более сильная, и она покорно подчинилась ей. А ведь я должен был быть ей ближе всех… Тем не менее, она не дала мне даже маленького шанса на жизнь. Иногда мне чудился чей-то мягкий голос, с недоумением и тревогой предупреждавший меня о чем-то, неодобрительно относящийся к моей ярости, к моему стремлению жить – именно здесь и именно сейчас. В ответ я мог лишь открывать рот в беззвучном крике протеста.
Я не хотела этого. Но кто в это поверит? Когда-то – это было давно – я верила в то, что не буду совершать таких глупых ошибок. Я верила, что моя жизнь будет иной, как многие до меня, и, как многие до меня, ошибалась. Мне было страшно, когда я поняла, что случилось. Мне надо было справляться с этим самой. Мне самой надо было выбирать, чего я хочу. Как будто выбирать легко. Особенно делать такой выбор. И я выбрала то, что было проще всего – спокойствие для всех.
Такое довольно часто случается. Молодая девушка из «хорошей» или просто «нормальной» семьи, вдруг оказывается беременна. В ужасе родители, в ужасе девушка, в ужасе ее юный друг, надеявшийся, что «развлечения» пройдут бесследно и вовсе не жаждущий пока обзаводится семьей и писклявым отпрыском. Всех устраивает только один вариант – аборт. Может быть, сама девушка имеет что-нибудь против, но подчиниться намного проще. В конце концов, и она понимает, как прекрасно все устроилось. Все счастливы. Все довольны. Скоро все забывается.
Нет, у меня все было не так. Мне было не пятнадцать, не семнадцать и даже уже не двадцать лет. Если не считать того, что жила я с родителями, материально я от них не зависела. Но зачем мне проблемы? Один день в клинике – и все. Так говорил он мне, и я старалась ему верить. Без лишних осложнений. Ему тоже не были нужны мои проблемы. А мне было страшно, боже, как мне было страшно. И плохо. Большинство моих подруг – все – успели пережить «это» как минимум раз задолго до меня. И я думала, что теперь «это» со мной уж точно не случиться. К тому же говорили, что у меня «там» какие-то проблемы… И вдруг – раз! «Скоро вы станете матерью». А кто-нибудь спросил меня, хочу я этого или нет? И жалко же маленького, боже, как жалко…
Но себя мне было еще жальче. Меня постоянно то знобило, то тошнило. Едва я узнала о его существовании, он, как мог, портил мне жизнь. И его отец – тоже. При каждой встрече он настаивал прекратить зародившуюся во мне жизнь. Когда у меня почти не осталось времени на размышления, я решилась.
Это был кошмар. Она уснула, но я, я не уснул! Я чувствовал все, что происходило, до самого последнего движения, погрузившего меня, наконец, в темноту и тишину. Кто-то разрезал меня на куски. Я не должен был этого чувствовать, не должен был ничего еще понимать, но я все понимал и чувствовал ужасную боль. А если б вас резали живьем? А если б части вашего тела складывали на столе, чтоб проверить, все ли в наличии? Вам бы это понравилось? Я возненавидел ее и убил бы, если б только мог. Но скоро все кончилось…
Это на самом деле оказалось очень просто, он был прав. Совсем не больно – а я предпочла бы, чтоб мне было больно. Тем не менее, спустя час после того, как я проснулась окончательно, я уже не чувствовала ни малейших признаков «болезни». Можно идти домой и забыть. Но меня продержали в клинике до вечера, а потом он приехал и отвез меня домой. Такой ласковый, такой заботливый, забрал у меня пакет с вещами и донес до машины – небывалое событие. Поцеловал меня, прощаясь – показалось мне или он и в самой деле не хотел меня целовать? Лично мне бы не захотелось поцеловать саму себя. Но я ведь сделала это не только для себя, но и для нас двоих, не так ли. А потом он пропал на неделю, не звонил и не приезжал. Что ж, мне было о чем подумать и без него. Я никак не могла поверить, что это произошло со мной, да, со мной, Мирошиной Еленой Александровной, умницей, красавицей, активисткой. Как же я оказалась такой идиоткой и допустила, чтоб это произошло? Как я могла решиться на убийство собственного ребенка, частицы себя? Как? Впрочем, я вру. Тогда я не думала об этом, мысли пришли позже. Тогда я жила в каком-то странном состоянии отрешенности – как будто все плохое, что могло со мной случиться, уже случилось. Мне больше нечего ждать, но и надеяться, что все изменится к лучшему, бесполезно!
Он появился без всяких объяснений и все пошло по-старому. Я поняла, что это время – эту неделю после – он отвел нам обоим на переживания и раздумья. Он всегда так разумно все разграничивал – работу и удовольствия, развлечения и отдых, секс и эмоции, семью… и личную жизнь. Я подчинялась ему. Он был старше, мудрее, опытнее. А значит, он знает лучше меня. Что лучше для нас обоих. Так банально, не правда ли. Я понимала это. Миллион раз такое уже происходило с кем-то, и будет происходить дальше, каждый раз – первый. Первая любовь, первая боль, первое разочарование, а потом становится все равно. Мне стало все равно, я поплыла по течению.
