Я посмотрел на девушку. Она сидела в прежней позе, с тем же безучастным лицом, и не было в ней ничего, способного так напугать не то что бравых разведчиков, но и юного пионера. Но как тогда объяснить то, что я только что наблюдал своими глазами?
Ладно. Пора было что-то сказать, а не продолжать немую сцену из «Ревизора».
– Ну что, Жиган? – сказал я с недоброй ухмылочкой. – Красоток деликатесами потчуешь?
Судя по лицу, понемногу принимавшему прежнее выражение, он совсем оклемался (а вот на девушку все же раз оглянулся украдкой). И сказал со своей почти обычной развальцой, которую всегда, стервец, держал в неких границах:
– Да мы что, товарищ майор? Мы ничего… Видим, девушка голодная, подкормить хотели немножко…
– И платок снять успели, – добавил я ему в тон. – Благодетели… Что ж вы вон его не покормили?
И я кивнул на немца в потертом военном мундире без погон, вместе с тремя пожилыми женщинами сидевшего возле костерка, на котором в немецком солдатском котелке кипело какое-то скудное варево. Немцу лет сорок, но сразу видно, что отвоевался: левая штанина пустая до колена, а рядом лежат два костыля. Отвоевался прочно, ни одного фельджандарма уже не заинтересует…
– Да пошел он к бабке в пазуху! – сказал Жиган уже своим обычным голосом. – Он с нами воевал, а мы его колбаской потчевать? Уж девчонка-то точно с нами не воевала…
– А почему ты решил, что с нами? – усмехнулся я. – А может, с союзниками?
– А чего ж он тогда с востока на запад драпает? – фыркнул Жиган. – И морду прячет характерно так. Посмотрите, товарищ майор – у него на кителе дырки явно от наград, и с полдюжины. А на правом рукаве – видите? – два прямоугольных шеврона сорваны. И как раз такого размера у немцев дают за подбитый танк. Тот еще экземпляр, попался бы он мне на двух ногах…
Вот теперь это был совершенно прежний Жиган – зоркий, наблюдательный, хваткий. Что бы там ни случилось, мне пока непонятное, оклемался совершенно – но двое его молодых «воспитанников» все еще поеживались, хотя было совсем не зябко. Девушка сидела безучастно, но у меня почему-то осталось впечатление, что она прислушивается к нашей беседе.
Пора было с ними что-то делать, вот только что?
– Так что же, Жиган? – сказал я. – Приказ забыл? О недопущении связей с немками, пусть даже по доброму согласию и с собственноручно написанными ими расписками?
– Да какая там связь? – запротестовал он, невинно выкатив глаза с видом облыжно обвиненного в людоедстве учителя ботаники. – Колбасой хотели угостить и все, наверняка ж голодная, вон, даже щеки подвело, хоть и фасон держит. А платок… Ну, то чистое баловство, как на гражданке с девчонками на вечеринках. Не юбку ж снимали в конце-то концов, это уж точно было бы вопиющее нарушение приказа, и к бабке не ходи…
И смотрел на меня совершенно как прежде – с хорошо скрытым нахальным: «Ну что ты мне сделаешь, орлу разведки бравому?», о котором оба мы прекрасно знали.
А ведь я мог, ох как мог…
В штрафную роту мне его не дал бы закатать штаб дивизии – кадр ценный, а прегрешения все же не настолько велики. А вот обеспечить ему пару недель роскошной гауптвахты в добротном, сложенном на века немецком подвале мне вполне по силам. Вот такое решение в штабе только одобрят, кто-то там говорил, что он, если подумать, на «губу» странствует гораздо реже, чем следовало бы.
Так что процедура предстояла несложная, знакомая и рутинная. Объявить этой троице две недели гауптвахты, приказать снять ремни, коих арестованным не полагается, потом Тычко отведет их в расположение батальона, выделит парочку конвойных, запихнут в кузов любой ближайшей машины – а уж в городке тот же Тычко разместит их со всеми удобствами. Уж он-то постарается – между ним и Колькой давно уже черная кошка пробежала, жаль, причины мне неизвестны…
И тут моя светлая идея погасла, как курок под сапогом…
Диспозиция на ближайшее время известна точно. Наступать в ближайшие дней десять мы не будем – и потому, что третий полк не закончил прием и обучение, пусть наскоро, пополнения, и потому (что важнее), немец сумел от нас оторваться. Где он теперь, какие у него силы, укрепляется ли он или намерен отступать дальше, точно неизвестно. Самолет авиаразведки успел передать, что он вроде бы задержался километрах в полутора от той линии, где укреплялись два наши полка и должны были встать те танки, что продолжали катить по мосту. Успел еще передать, что атакован четверкой «вертучих» (этих чертовых реактивных «мессеров»), потом замолчал и не вернулся. Другого нам пока не выделили. Господство в воздухе? Имело место, конечно, но оно никогда не размазано равномерно, как масло по бутерброду – где-то густо, а где-то пусто. Вот и на нашем участке было пустовато, почему «вертучие» иногда и шкодили, удирая безнаказанно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вывод ясен: в ближайшее же время мне прикажут отправить разведгруппу, чтобы узнать о немцах все, что только возможно. А разведчиков у меня всего пять. В таких условиях никто не позволит мариновать на «губе» столь ценного кадра, как Колька Жиган, да и те двое уже не зеленые. Позвонит кто-нибудь из штаба дивизии, матернется и скажет:
– Да выпусти ты их к чертовой матери, раз такая надобность… Выпадет время поспокойнее – досидят…
Случалось уже подобное. И будет Жиган, хотя ничем этого не покажет, иметь надо мной некое моральное превосходство – все же оказался незаменимым, ага, утер нос майору, прицепившемуся из-за сущего пустяка. Неприятно, особенно если учесть, что командовать я над ними поставлен без году неделя…
Что вы говорите? Почему разведчиков только пять, когда у меня под командой целый разведбат? Это вас, как многих, сходство названий сбивает. На самом деле все обстоит чуточку иначе. Я чуть погодя разницу объясню, как раз будет подходящее время, а пока не хочу сбиваться с темпа, мы еще на этом берегу реки…
Поэтому посмотрел я на них недобро и рявкнул:
– Шагом марш в расположение части!
И знаете что? Полное впечатление, что приказ они выполнили с превеликой охотой, скорым шагом припустили – только Жиган оглянулся на девушку с совершенно непонятным выражением лица, но уже без страха, это точно.
А я остался. Не люблю оставлять за спиной нерешенных загадок, когда они касаются лично меня, – а так сейчас и обстояло, разведчики-то были мои. Отчего их от девчонки вдруг отшвырнуло, словно взрывом? Откуда этот страх в глазах бесстрашного Кольки-Жигана, да и остальных двух, тоже, безусловно, не трусохвостиков?
– Ты походи тут… осмотрись, – сказал я Васе и направился к девушке.
Совершенно не представлял, с чего начать. И ничем тут мое знание немецкого не поможет. Ну, предположим, спрошу я в лоб: «Не скажете ли, фрейлейн, что могло так напугать только что лихих парней, которые на моей памяти ни бога, ни черта не боялись?» А она пожмет плечиками и ответит что-нибудь вроде: «Откуда я знаю, герр офицер?» И всё. Тупик, в Смерш с таким идти – в лицо на смех не поднимут, но за спиной точно посмеются, пожмут плечами: «Всегда вроде умел закусывать грамотно… Что это на него вдруг накатило?»
Одно оставалось: двигаться, куда кривая вывезет. Благо времени хватало: танки шли и шли, и конца им не видно было. Так что я сидел и откровенно разглядывал ее (чего она словно бы и не замечала.) Ясно, что несколько дней не умывалась, да и освобожденные из-под платка трудами Жигана белокурые волосы до плеч не только не мыла, но и давненько не расчесывала. Но все равно видно, что красивая, по-настоящему красивая. Лицо тонкое, нет в нем той тяжеловесности, что свойственна иным, даже красивым, немецким девушкам, а вот щеки чуточку впавшие, явно от недоедания, тут Жиган был кругом прав. Ну да, откуда беженцам, где бы дело ни происходило, упитанными выглядеть… Больше всего она походила на умненькую студентку – хватает таких и среди красивых.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Так ничего толком и не придумав, я достал сигареты. Табачок был хороший, «дважды трофейный», французский – там, в Лойбурге, первые, кто оказался на складе, набили вещмешки не только продуктами, но и этими черно-синими пачками с белым силуэтом танцующей женщины и непонятным названием «Гитанес». Война. Позаимствовать еду и табачок на отбитом у противника складе мародерством не считается.
