С Я. мы говорили о книгах, о разных ценностях, обо всем на свете. Мы дружили на лестницах подъездов до тех пор, пока компанией не попробовали вино — именно после этого случая мама разбила мне нос. На следующий день мама пошла к директору школы и рассказала, что мы пьянствовали. Хотя я не говорила ей, с кем именно была, она догадалась — все знала о моей жизни. Школьная компания, включая Я., решила, что я всех заложила — так мне и сказали. Я разрыдалась при учительнице русской литературы и убежала из школы, а она кричала мне вслед что-то пафосное вроде: “Борись с этим миром, Настя!”
Я. попыталась наладить со мной отношения в мае, когда я уже потеряла к ней всякий интерес.
Среди моих интересов в девятом классе — примерно в то время, когда С. П. носил мой рюкзак, была И. О. — высокая симпатичная девушка, двумя годами старше. Ей на тот момент было пятнадцать, мне — тринадцать (я была младше всех на год, поскольку пошла в школу в шесть лет, а она — старше всех на год по той же причине, но наоборот). Как-то во время обеда на кухне я сказала родителям, что так невероятно хочу, чтобы и мне было пятнадцать, а папа ответил: “А я как хочу, Настя, ты бы знала”. Папе, когда я родилась, было сорок три, а маме — сорок. И. О. сидела на уроках прямо передо мной, и я колола ее спину кончиками американских карандашиков, дергала за волосы, указательными пальцами тыкала в бока, пугая тем самым и щекоча. По мне бегали мурашки, если наши рукава слегка соприкасались. У чувств не было названия, я говорила ей “люблю”, не понимая, о чем веду речь: все девочки-подружки в нашем классе говорили друг другу, что любят. Она рассказывала, будто уже встречалась с пятью мальчиками, а я врала, что у меня их было одиннадцать, чтобы держать марку. Однажды мы сидели в школьной столовой после уроков — не знаю, отчего мы задержались, кажется, на то была какая-то трагическая причина, — сидели на сцене, скрытые занавесом, на двух рядом стоящих стульях. Наши руки лежали на смежном подлокотнике и соприкасались, меня заливало мурашечным теплом. Я постоянно говорила о ней дома, посвящала стихи, дарила американские карандаши и чернильные ручки — тогда такого разнообразия канцелярии, как сейчас, не было, и эти подарки считались особенными.
После вынужденного разрыва с Я., Л. П. и компанией прекратились прогулы уроков, я оканчивала музыкальную школу, ходила на подготовку к экзаменам и на экзамены.
На экзамене по сольфеджио нужно было сдавать “ансамбль” — вместе с кем-то сыграть какую-нибудь вещь. Втроем со скрипачкой и пианисткой (я тоже была пианисткой, но в ансамбле играла на гитаре) мы исполняли “Yesterday”1. Скрипка лидировала.
В аттестате за девятый класс четыре тройки: по истории, правоведению, украинскому языку и литературе.
4
Судебное заседание. Стихи в подъезде. 1995 год
Действующие лица:
Судья — большая; во всем права.
Секретарь судебного заседания — маленькая; во всем права.
Истец — двадцатипятилетний; ни в чем не прав.
Ответчик — тринадцатилетний; ни в чем не прав.
Свидетели.
Третье лицо.
Официант в белом фраке.
Судебное заседание начинается в 12.00.
Секретарь судебного заседания. Встать, суд идет!
Все встают. Входит Судья.
Судья. Прошу садиться.
Все садятся.
Согласно правилам судопроизводства, судебное заседание ведется на государственном языке. Истец и ответчик, в каком государстве вы живете?
Истец и Ответчик (хором). Вопрос не входит в нашу компетенцию.
Судья (обращаясь к Секретарю судебного заседания) . Так и запишите: дезориентированы в месте. Что скажет Третье лицо?
Третье лицо. На усмотрение суда.
Судья. Определяется государство Истца и Ответчика. It may take a few minutes…2
В зале суда тревожная пауза.
Аn unknown error has happened during this operation3.
Присутствующие в зале суда огорченно вздыхают.
На каком языке написаны так называемые стихи?
Истец и Ответчик (хором). На русском.
Судья. Судопроизводство будет вестись на русском языке.
Присутствующие в зале суда облегченно вздыхают. Кое-где слышится возмущенное топа-
ние сапогами.
Суд устанавливает личности участников процесса. Истец, Ответчик, назовите себя.
Истец. Афанасьева Анастасия Валерьевна, 1982 г. р., проживаю по некоторому адресу, врач, при себе имею паспорт.
Ответчик. Афанасьева Настя, 1982 г. р., проживаю с мамой и папой, ученица 9 “а” класса, при себе имею свидетельство о рождении.
Судья. Личности установлены. Истец, какое право вы имеете так обращаться со временем? Льюис Кэрролл завещал нам полное уважение к нему. Последствия неуважения известны. Объяснитесь перед судом.
Третье лицо. Возражаю, господин Судья. Истец ни при чем, равно как и Ответчик. Время самостоятельно решает...
Истец. Господин Судья, дело в том, что с Ответчиком предыдущей ночью мы играли в кости. Что бы ни происходило, у него выпадала выигрышная сумма точек. Мы заговорили о стихах. Разговор перешел в ссору. В пылу гнева я ударил Ответчика ножом. У нас открылись одинаковые раны, которые тут же затянулись. Я объяснял ему, что совершенно недопустимо так марать бумагу, как это делал он, сидя на подъездной лестнице, когда дома его ждали, волнуясь, родители. Им нравилось, когда Ответчик писал песенки о Гималаях, а не графоманил об осенних листьях и самоубийстве. Я сказал ему: то, что ты делал, — преступление против языка. Ответчик не соглашался и смотрел на меня как на врага. Он посчитал, что я отношусь к нему предвзято и намеренно оскорбляю, поскольку он выиграл у меня все партии в кости. Он говорил мне, что я — не больше чем его мечта.
Ответчик. Сегодня я посчитал, что в 2000 году мне исполнится восемнадцать лет. Истец старше моих самых смелых мечтаний. Я его совсем не знаю.
Истец. Теперь 2007 год.
Ответчик. Откуда ты знаешь?
Истец. Такие даты мы указываем в актах экспертиз.
Ответчик. Я в классных работах пишу 1995.
Истец. Чертенок.
Ответчик. Я тебя не знаю.
Судья. Тишина в зале суда! Секретарь, так и запишите: дезориентированы во времени. Истец, в тексте вашего искового заявления указано: “Я обращаюсь в Верховный Суд с целью тотального примирения с Ответчиком и доказательства ему, что стихи его являются преступлением против языка, а также с целью выиграть хотя бы одну партию, доказав ему абсолютное превосходство моего сегодняшнего творчества над его графоманскими детскими опытами”. Истец, вы хотите сыграть с ответчиком партию в кости в зале суда?
Истец. Хочу.
Судья. Мнение ответчика.
Ответчик. Я устал.
Судья. Третье лицо?
Третье лицо. На усмотрение суда.
Судья. Принести кости в зал суда!
Появляется Официант в белом фраке, с подносом, на котором лежат игральные кости.
Кости поданы.
Истец берет игральные кости. Официант в белом фраке уходит.
Истец (бросает кости). Я хочу продемонстрировать суду один из текстов, написанных в подъезде Ответчиком в 1995 году. Прошу внимания.
Пауза.
(Громко и четко.)
Только легкий стук дождя
И шум осенних листьев
Сумеют удержать тебя
От самоубийства.
В зале раздается человеческий гул.
Уважаемый суд и участники процесса! Поэзия — высшая форма словесного искусства. Никакое прозаическое произведение не может вместить в себя такое количество смыслов, как одно небольшое истинное стихотворение. Поэзия на протяжении своего существования отражает в себе все новые и новые смыслы, которые возникают с развитием языка, истории, да просто Мира, в конце концов, в то же время поэзия создает свои собственные смыслы. Такое приращение их, смыслов, невозможно вне совершенствования и эволюции формы — развития поэтического языка. Поэт оттого и называется поэтом, что он развивает язык как никто до него, привнося свои, совершенно индивидуальные, только ему, поэту, свойственные особенности. В стихотворении о самоубийстве нет ничего. Оно недостойно даже называться стихотворением. Дождь, осенние листья, странное слово “самоубийство”, о котором Ответчик, насколько мне достоподлинно известно, никогда всерьез не помышлял, — это набор голых штампов, безликих слов, выдернутых из пространства языка и ритмически организованных. Такая форма обусловливает совершенно голый и грубый смысл этого... этих... слов. И драматический тон вызван только лишь тем, что Ответчик, по его мнению, создавал стихотворение. Я прошу суд приговорить Ответчика к стыду за указанные строки.
