Василий.Не плачь, не оскудеет. Скоро народ в другую сторону потечет. Сибирь всех примет. А кого надо, сокроет до поры.
Трофим(шепотом).Лютые указы против народа готовятся. Наш князь, и тот сокрушается.
Василий(кивает утвердительно).Мне в странствиях моих порой приходилось ночевать в глухом лесу. Сплю я, а вокруг город шумит. Просыпаюсь, а на сердце радость. Значит, быть тут городу. Будет где человеку и Господа своего вспомнить, и о себе подумать. — Я пойду, Трофимушка. Довольно тебе
со странничком беседовать, много их тут ходит, со всеми не наговоришься. (Встает, подмигивает.)А хлеб у тебя невкусный.
Трофим(разводя руками).Ну Васенька!
Василий(лукаво).Тот, что у меня в котомке, все равно слаще, — пойду я.
Трофим.Дорогу до Яузских ворот найдешь? У него дом…
Василий(перебивает свистящим шепотом).Зна-ю. Не знал бы, сам бы спросил.
Трофим.Ну не сердись, родной. Сам ведь говоришь: Бог не выдаст — свинья не съест. (Обнимаются)
Поликарп, кланяясь, провожает Василия до ворот.
5. Утро. Пробуждение деревни, Андрея, Фимы, родителей
Женские руки вынимают из ларца серьги, ожерелья и другие украшения.
Старое лицо Настасьи Порфирьевны в нарядном уборе.
Настасья.Хватит, матушка Евдокия Никитишна. Куда ты меня, старую, разряжаешь?
Евдокия.А пусть все видят, как мы тебя любим.
Настасья.Ни дать ни взять — боярыня.
Настасья, сопровождаемая мальчиком, несущим корзину, выходит из дому. Андрей и Фима за воротами.
Андрей.Куда это Настасья собралась?
Фима.Ты что, забыл? Свадьба сегодня у ее крестницы.
Настасья(поравнявшись с ними).Ну вы тут смотрите без меня! Чтоб ни-ни!
Медленно удаляется в сопровождении мальчика. Фима и Андрей смотрят ей вслед, потом начинают двигаться в ту же сторону.
Андрей.Там, небось, вой стоит, как на похоронах. — Фим, а почему на деревенских свадьбах всегда плачут?
Фима.Я-то знаю, почему.
Андрей.Ишь ты, какая умная. И что же ты знаешь?
Фима.А вот то знаю, что пойду замуж только за того, кого я люблю. Ну. кого буду любить.
Андрей.А как ты узнаешь, ты любишь его или нет?
Фима.Уж я-то знаю, как.
Андрей.Ну скажи, Фима, скажи! Во сне что ли видела?
Фима.И во сне тоже видела.
Андрей(почти про себя).Мне вот тоже порой такое снится!.. Все на свете бы отдал.
Фима.А что тебе снится, Андрюша?
Андрей.А вот не скажу!
Фима.Ну скажи, скажи!
Андрей.А вот догони меня, тогда скажу.
Он бежит, она за ним. Он задерживается, дает ей поравняться с собой, потом бежит дальше. Наконец, они оба падают на небольшой стог сена, по разные его стороны, и лежат, глядя в небо.
Фима.Андрей, помнишь сказку про Финиста — ясного сокола?
Андрей.Еще бы!
Фима.За что его старшие сестры возненавидели? Они же получили, что хотели, — и платья, и кольца с серьгами. А младшей ничего не нужно было — только он, Финист — ясный сокол. А они его решили погубить.
Андрей.Я тоже об этом думал. Ведь вот если сейчас вот так раскинуть руки и взлететь, обязательно кто-нибудь подстрелить захочет. (-) Ну и пусть. Ведь ежели взаправду взлетишь, то уже никто не достанет.
Фима.Андрюшенька, а эта Маша Барашова, она тебе очень понравилась?
Андрей взбирается на верх стога и, свесившись сверху, заглядывает ей в лицо.
Андрей.Евфимия Ивановна! Ты все ягненком прикидываешься, а сама вон какая хитрющая! Хочешь меня женить? Думаешь, родители меньше на тебя наседать будут?
Фима.Да я не просто женить хочу, я хочу, чтобы она оказалась прекрасная и чудесная, и чтоб ты ее очень-очень полюбил.
Андрей.Эх ты, добрая душа! Я сам того же хотел бы, да разве сразу распознаешь?
Андрей, лежа на стогу, долго смотрит в небо.
Андрей(дразнит Фиму).А вообще-то, Фима, ничего из этого не выйдет. У родителей решено, что пока тебя замуж не выдадут, меня не женят. Так что, пока ты от женихов прятаться будешь, Машу еще за кого-нибудь отдадут.
Андрей берет длинную соломинку, приставляет ее Фиме к кончику носа.
Андрей.Готова ли ты, о Евфимия, пожертвовать собой ради братнего счастья? Ну говори, чего ты молчишь?
Фима(чуть не плача).Андрюшенька, ну зачем ты так! Отец с матерью не изверги какие-то. Они нас любят. Если ты попросишь… Мы в ноги им кинемся! Они тебе разрешат.
Андрей.Да подожду я еще в ноги бросаться!
(Вытягивается на стоге, глядя в небо.)Положусь-ка я лучше на Божью волю.
Фима(уткнувшись в сено).Ты пойми, Андрей, я ведь точно знаю. Если меня против воли замуж отдадут, я жить не смогу. Я не стану плакать, как деревенские на свадьбах, просто из меня вся жизнь уйдет, и я умру. И никому от этого радости не будет. И тому, кто меня возьмет, тоже радости не будет. (Фима неслышно плачет.)Если такая моя судьба, пусть я лучше в девках останусь. Буду твоих детей нянчить. Буду им сказки сказывать. Про царевну. Ту, что в хрустальном гробу лежала и жениха своего дожидалась.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1. Москва
В Спасские ворота Кремля въезжает всадник. Спешивается возле роскошного крыльца. Ему навстречу со ступенек сбегает слуга.
Слуга(принимая поводья).Наконец-то, Кузьма Кузьмич! Борис Иванович тебя заждался.
Кабинет Морозова.
Завидев Кузьму из окна, Борис Иванович, величественный чернобородый боярин, нетерпеливо подходит к двери. Входит Кузьма.
Морозов.Ну что из Англии? Что Карла?
Кузьма.Конец Карле. Мужики его в плен захватили.
Морозов(всплескивая руками).Я этого не ждал. Я этого не ждал. Что же теперь будет?
Кузьма.Судить его будут. (Подчеркнуто цитирует)За вины перед Богом и народом.
Морозов(качая головой).Мужики! Судить венценосца!
Кузьма.А знаешь, что они говорят? (Наклоняется к его уху)Оттяпаем ему голову вместе с короной.
Морозов.Да, тут уже сказать нечего. Ну и мужик аглицкий, до чего же злобный. Нашему такое не приснилось бы.
Кузьма.Да? — Ты, Борис Иванович, человек мудрый, но про русского мужика ты лучше у меня,
у мужика, спроси. Русский мужик, как медведь, до тех пор смирный, пока на цепи сидит. И чем тяжелее цепь, тем для него лучше. А на деле, он всех на свете злее. И хитрее всех. Ну да ладно, прости ему Господи.
Морозов в задумчивости расхаживает по комнате.
Кузьма.Это, стало быть, аглицкий товар. А из Франции не изволишь?
Морозов.Уже что-то есть? Неужто купцы успели вернуться?
Кузьма.Купцы вернулись. А королева с детьми как убежала из столицы, так туда и не возвращалась. Князья там вовсю хозяйничают. А ей объявили, что пока она своего советчика и полюбовника Мазариния не прогонит, они ее назад не пустят.
Морозов.Змеи подколодные! Да они все вместе его мизинца не стоят.
Кузьма.Твоя правда, Борис Иванович. Только она его уже прогнала. С тяжелым сердцем, наверное, и не насовсем… Но эта свора своего добилась.
Морозов.Да, ну и день сегодня! — Кузьма, ты проследи, чтоб ни один звук!..
Кузьма.Да что ты, Борис Иванович! У меня все
иноземцы — вот! (Показывает руками, как он их держит.)А свои знают, что если что — допытаемся, через кого утекло, и уж тогда!.. И вообще, многая знания — многая огорчения. Русский человек и так нелегко живет, зачем его лишний раз огорчать?
Морозов.Кое-кто очень бы даже возрадовался. Все мои ненавистники. Стрешнев — первый.
Кузьма.Да будет тебе, Борис Иваныч. Так-таки нет никого лютее Стрешнева! Подумаешь, царский шурин!
Морозов.Да ты что, Кузьма, глаза протри! Ты в Москве, али в Мадрите? Царский шурин! А Борис Годунов кто был, не царский ли шурин? (Понижает голос.)А Романовы откуда пошли? Не от царского ли шурина? — Мы со Стрешневым не на жизнь, а на смерть боролись, и если бы Господь не прибрал вовремя царицу Евдокию, не знаю, что сейчас бы было. Вернее всего, лежал бы я на погосте, а ты возле того погоста свиней бы пас.
Кузьма(покачивая головой, тихо).Нет, я теперь Кузькой ни за что не буду. Только Кузьмой Кузьмичом.
Морозов.И они ведь никуда не делись, ни Стрешнев, ни братец его. Царские дядья, родная кровь!
