— Вы что же, не приветствуете эту прогрессивную реформу наробраза? — деланно удивился Панов, который уже и раньше, правда краем уха, слышал нелестные отзывы о ЕГЭ.
Почти директор задумчиво поерошил свою седую шевелюру и вздохнул:
— Знаете, когда я совсем молодым учителем пришел в эту школу, то в первый же день попал на педсовет. Собственно, это даже был не педсовет, а так, летучка. Учителя собрались, чтобы почествовать свою коллегу, которой и вручили со всей торжественностью грамоту Гороно «За выдающиеся успехи в педагогической деятельности». Тогда в денежных окладах учителей большой разницы не было, не так как сейчас — одной репка, а другой ботва от репки. Сами представляете, какая после особых индивидуальных вознаграждений устанавливается погода в педагогическом доме. Но и тогда на лицах всех и каждой из учительниц, приглашенных на чествование награжденной (а коллектив педагогов в школах преимущественно женский), ясно читалось: «Чем я хуже этой Любови Петровны? Почему ей грамота, а мне — ничего?» Но все, понятно, эту свою обиду старались скрыть, поздравляли отмеченную высокой наградой, но за милыми улыбками чувствовался неслышимый миру зубовный скрежет. А потом, когда на большой перемене педагоги опять собрались в учительской, все почему-то стали хвалить и даже восхвалять, только не награжденную Любовь Петровну, а неизвестную мне Марию Никитичну, как я понял из разговора, недавно ушедшую на давным-давно заслуженный отдых. И прекрасный педагог эта Мария Никитична, и человек высокой культуры, что называется — Интеллигент с большой буквы! И речь-то у нее правильная, теперь такую и не услышишь. И грамотность — любого профессора из Института русского языка и литературы за пояс заткнет! И то Мария Никитична, и се! Понятно, что все эти хвалы одновременно были и шпильками в адрес присутствующей тут же героини педсовета Любови Петровны. Мол, вот достойная награды кандидатура. Наградили бы Марию Никитичну — все бы искренне ее поздравили, потому как ее превосходство неоспоримо. Собственно, и панегирики в адрес Марии Никитичны закончились общим и единодушным признанием: «Нам всем до Марии Никитичны далеко!» Любовь Петровна, прекрасно понимавшая, в чей адрес направлены эти завуалированные стрелы, и стоически переносившая пытку ехидством, тут не выдержала: «Что вы все восхищаетесь — Мария Никитична! Мария Никитична! Мария Никитична закончила еще ту, дореволюционную гимназию… Как же ей не быть грамотной, культурной и интеллигентной?!» Так что я за реформы, которые дадут возможность воспитывать таких учениц, какой Мария Никитична вышла из гимназии. А пока что ни реформа, то очередная дурь. И каждая новая дурь предыдущую дурь усугубляет. А нужно просто возвратиться к дореволюционным гимназиям и реальным училищам с их строгой дисциплиной и высокой культурой обучения, основанного на религиозном и патриотическом воспитании учащихся. Разумеется, учебные кабинеты там должны быть насыщены самым современным техническим оборудованием.
Сделав такое сногсшибательное заявление, почти директор запнулся, видно, вспомнил, что он лицо официальное. А официальному лицу не к лицу выступать с нелицеприятной критикой высоких руководителей, какими бы реформаторами из дурдома их в народных массах ни обзывали! Покашляв в кулак и еще раз взъерошив свою седую шевелюру, поклонник самодержавного наробраза счел за благо переменить тему разговора и поинтересовался, с какой целью работник полиции посетил их школу. Вроде никто из его учеников в последнее время никого не убил, не ограбил и даже не обокрал. А если визитер интересуется наркоманами, то он не раз предлагал на учительских конференциях — введите обязательное тестирование школьников на наркотики! Чтобы сразу же выявлять наркозависимых, срочно начинать их лечить, пока не поздно, а также выяснять, кто их сажает на наркотики. И наркодилеров надо сурово наказывать, конфисковывая у них имущество, нажитое трудами неправедными. А это значит — забирать все подчистую, потому что праведными трудами наркодилеры никогда и не занимались! В том числе и сам наркобарон, который никогда в жизни не работал, а живет роскошно, как шейх оманский! А пока такие мероприятия не проводятся, все, чем занимается полиция, — это пускание пыли в глаза! С наркоманией государство борется, а наркоманов с каждым годом становится все больше… Глеб понял, что критическим инсинуациям и инновационным предложениям во всех областях и направлениях государственной деятельности не будет конца, и, прервав народного реформатора на полуслове, рассказал о цели своего визита.
И. о. Николай Антонович заверил его, что Дуня Артюнянц его школу точно не заканчивала, потому что их школа обычная, а дети из таких семей наверняка учатся в привилегированных лицеях и гимназиях, каких в Разнесенске, увы, нет. Но адрес еще одной школы Глебу дал, честно предупредив, что та школа ничем не престижней, чем его. Панов распрощался с диссидентом от педагогики в твердой уверенности, что полноправным директором ему не стать никогда и даже с приложением и. о. он скоро распрощается. Найдется на вакантное директорское кресло другая энергичная и не мыслящая лукаво особа, все равно — мужского или женского пола, принципиально отвергающая любые завиральные идеи, за исключением установленных, одобренных и утвержденных свыше. Именно таких людей вышестоящее начальство рассаживает во все нижестоящие руководящие кресла, потому что для власти они надежны, как скала, и крепки, как гранит. Правда, только до первого критического момента. Тогда вместо надежной в благополучные времена скалы срочно требуется искать другие скалы под иные пьедесталы… А гранит рассыпается и разбегается гранить ранее чуждые или вовсе чужедальние мостовые! И на отечественные постаменты вдруг водружаются другие монументы, в почете оказываются личности, которые в спокойные времена власти и на дух не были нужны и находились от нее в полном пренебрежении…
Размышляя на такие отвлеченные темы, Глеб доехал до следующей школы. Она находилась почти за городской чертой, в бывшей деревне Укропино, которая в обозримые времена присоединилась к Разнесенску и стала считаться городской окраиной. Соответственно такому непрезентабельному местоположению и здание школы не поражало глаз современными изысками, а скорее всего представляло собой перестроенный барак. Среди такого убожества Дуне учиться было бы просто западло! Панов даже не стал заходить внутрь архитектурного барокко, чтобы отыскать директора этого плебейского учебного заведения: что зря тратить время! Но для очистки совести решил поговорить с одним из предположительно педагогов: высоким сухощавым мужчиной лет сорока в спортивном костюме, по всем признакам — физруком. Тот на спортивной площадке и по совместительству футбольном поле укреплял ворота.
— У нас намечается открыть летний школьный лагерь, — пояснил он Глебу. — Путевки в оздоровительные лагеря родителям наших подопечных не по карману, так что пусть лучше во время каникул дети отдыхают здесь, при школе, а не гоняют по улицам. Хоть будет за ними какой-никакой присмотр. А на футбольных воротах малышня наверняка станет висеть гроздьями, как бы они не свалились и не придавили какого-нибудь шалуна.
Глеб вежливо поинтересовался спортивными успехами воспитанников физкультурного руководителя, и тот не без гордости рассказал, что в их школе активно работают различные спортивные секции: зимой — лыжная и хоккейная, а весной к ним еще прибавляется и футбольная. Легкой же атлетикой дети занимаются чуть ли не круглый год. Более того, уже несколько лет в школе работает стрелковая секция, и на соревнованиях его воспитанницы заняли первое место в районе по пулевой стрельбе.
Услышав об успехах воспитанниц бравого физрука в стрелковой подготовке, Глеб встрепенулся и поспешно спросил, не было ли среди учениц физработника год-два назад некой Дуни Артюнянц?
— Дуня Федотова? Ну как же! Это была моя гордость и надежда! Это она и заняла первое место на состязаниях по пулевой стрельбе! Но и в легкой атлетике Дуня была не из последних. Когда такие перспективные ученики и ученицы заканчивают школу и уходят от нас, особенно жалко расставаться. Но ничего не поделаешь, доля наша школьная такая: мы вырастили, воспитали прекрасного спортсмена, а потом он уходит к другому тренеру, которому все лавры и достаются. Вот и на Дуню Федотову теперь какой-нибудь институтский тренер не нарадуется, а про меня, ее талант заметившего и развившего, Дуня и думать забыла.
— Простите, — прервал его сетования Панов. — Я вам, конечно, соболезную и осуждаю неблагодарную Дуню Федотову, но я вас спрашивал не о Дуне Федотовой, а о Дуне Артюнянц.
— Так Федотова и есть Артюнянц, — пожал плечами физрук. — Дуня у нас одиннадцать лет числилась Федотовой, а перед самым выпуском ее маме ударила в голову мо… гм, то есть пришла в голову такая фантазия — переменить себе и дочке фамилию на Артюнянц. И с мужем вроде не разводилась. Я Федотова знаю, он уважаемый человек, был инженером на комбинате, пока комбинат не обанкротили. А теперь помогает жене торговать на рынке.
