2 июля 1945 года в «Вечерней Москве» стали публиковаться прогнозы погоды. Их просматривали даже те, кто газеты вообще не читал.
Удивительно, но все это возрождение, весь возврат к довоенной мирной жизни происходили на фоне не только послевоенной разрухи, но и острейшего продовольственного кризиса. Первые признаки ухудшения ситуации на продовольственном рынке появились летом 1946 года – засуха, охватившая ряд регионов Центральной России, Среднего и Нижнего Поволжья, а также Украину и Молдавию, поставила под угрозу судьбу урожая в этих областях. Правда, поначалу казалось, что все не так страшно, потому что хороший урожай ожидался в Сибири и Казахстане. Но в период уборочной кампании там начались проливные дожди, техника вязла в земле, и большую часть урожая пришлось убирать вручную. В результате валовой сбор зерна в 1946 году составил 39,6 млн т, что было на 7,7 млн т меньше, чем в 1945 году, и в 2,4 раза меньше, чем в предвоенном 1940 году.
Репродукция картины Сергея Григорьева «Вратарь»
Продуктовые карточки 1947 года
Власти, стремясь не допустить сокращения государственного резерва хлеба, пошли по тому пути, который уже приводил к голоду в 20-е годы, – ввели обязательную продразверстку. Колхозы и совхозы получили так называемую надбавку к плану и вынуждены были отдать хлеб, предназначенный для крестьян, которым за работу платили не деньгами, а зерном. Деревня оказалась на грани голода.
В городе ситуация была получше, там еще с войны получали продукты по карточкам. Всего в 1945 году карточной системой были охвачены 80,6 млн человек. Существовали рабочие карточки первой и второй категории, а также специальные карточки для служащих, детей и иждивенцев. Нормы отпуска продуктов по карточкам, а также цены на эти продукты были строго фиксированными (например, дневная норма отпуска хлеба по рабочей карточке первой категории составляла 800 г., а по карточке второй категории – 600 г. Нормы для служащих, иждивенцев и детей были еще ниже). Цены на продукты, распределяемые по карточкам – их называли пайковыми ценами, – были существенно ниже цен на рынке или в коммерческих магазинах. Например, пайковая цена ржаного хлеба летом 1946 года составляла от 75 копеек до 1 рубля 15 копеек за 1 кг в зависимости от региона. А его коммерческая цена была от 8 до 10 рублей за кг.
В сентябре 1946 года Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) начали так называемую кампанию за экономию хлеба, и прежде всего, конечно, повысили пайковые цены. В соответствующем постановлении было написано, что это вынужденная мера, поскольку «без серьезных жертв невозможно ликвидировать тяжелое наследие войны». Правда, в качестве компенсации обещали снизить коммерческие цены, но на деле пайковые цены выросли в 2,5–3 раза, а коммерческие были снижены на 10–20 %. Да и надбавки к зарплатам, которых все тоже очень ждали, оказались совсем небольшие: получающим до 300 рублей была установлена надбавка 110, до 500 рублей – 100, до 900 рублей – 80 в месяц. Надбавку в 60 рублей получили неработающие пенсионеры и 80 – студенты.
Передовики сельского хозяйства из республик СССР на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве, 1954 год
Когда о грядущем постановлении сообщили местным партийным организациям, оттуда стали поступать недоуменные вопросы: «Как жить дальше?.. Поймите, если сейчас на семью в три человека требуется 600–700 рублей, чтобы выбрать продукты, то ведь это еще не все. Мыла правительство не дает, жиров нет, выдают заменители, керосина нет. Все обносились до крайности. Заработка едва хватает на паек, где брать деньги на квартиру, одежду, мыло?» Вопросы вызывало и то, что правительство требовало от своих граждан пойти на жертвы, но в то же время оказывало продовольственную помощь другим странам. Только в течение 1946–1947 годов во Францию, Болгарию, Румынию, Польшу, Чехословакию, Югославию и другие страны из Советского Союза было отправлено 2,5 млн т зерна.
Разумеется, после того, как содержание постановления стало известно местным парторганизациям, слухи просочились довольно быстро и вызвали настоящую панику. Люди заговорили даже о новой войне – другого повода для повышения цен они не могли себе представить. 14 сентября секретарь ЦК ВКП(б) Н.С. Патоличев сообщал Жданову: «Следует особо отметить, что во многих городах, в том числе в Москве, Ленинграде, населению известно о повышении пайковых цен в ближайшее время. В магазинах в связи с этим скопились очереди, население пытается выбрать продукты за сентябрь, а коммунисты недостаточно осведомлены для того, чтобы провести нужную разъяснительную работу среди населения, в связи с чем было бы целесообразно и необходимо опубликовать постановление об изменении цен не позднее 15 сентября, т. е. завтра».
Елена Зубкова. «Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953»По неполным данным, осенью 1946 г. за хищение хлеба в СССР были осуждены 53 369 человек, из них 36 670 человек (74,3 %) приговорены к лишению свободы. Среди общего числа осужденных (по всем видам преступлений) в 1946–1947 годах около 50 % составляли женщины с малолетними детьми, которые должны были следовать за своими матерями. Всплеск так называемой «женской преступности» в эти годы был прямым следствием голода, так же, как и рост преступлений, совершенных детьми и подростками. Часто наказание – от 5 до 8 лет заключения в исправительно-трудовом лагере – совершенно не соответствовало степени содеянного (такой срок можно было, например, получить за кражу нескольких картофелин с колхозного поля или одного килограмма муки).
Через 10 дней после повышения пайковых цен 27 сентября 1946 года правительство и Центральный Комитет партии приняли новое постановление – «Об экономии в расходовании хлеба», снимающего часть населения с пайкового снабжения. Это был удар посильнее повышения цен. Прежде всего пострадали жители сельской местности, там были сняты с пайкового снабжения хлебом 23 млн человек. В городах та же участь постигла еще 3,5 млн человек, в основном неработающих взрослых иждивенцев. Одновременно ухудшалось качество выпекаемого хлеба: с 1 ноября 1946 года была официально установлена норма примеси овса, ячменя и кукурузы при хлебопечении до 40 %, а для Москвы и Ленинграда – до 25 %.
После снятия с пайкового снабжения иждивенцев и жителей сельской местности много народу ринулось в города, устраиваться на заводы. Промышленные предприятия Ленинграда, например, приняли в октябре 1946 года в два раза больше рабочих, чем в сентябре.
Но несмотря на все меры, справиться с кризисом не удавалось. Следующим шагом стали денежная реформа 1947 года и отмена карточек, но надо сразу сказать – экономическая целесообразность этого крайне сомнительна. Главной целью обеих реформ было показать и населению, и всему миру силу советской экономики.
Естественно, и эти реформы не обошлись без утечки информации, и в конце ноября 1947 года началась паника. В то время в сберкассы ежедневно поступало около семи-восьми миллионов рублей и примерно столько же выплачивалось вкладчикам. Но 28 ноября объем денежных операций увеличился в три раза, 29 ноября в семь раз, а 30-го – уже в десять.
В промтоварных магазинах скупали все, что только можно. Дорогостоящие товары, до этого лежавшие месяцами, буквально сметались. Так, в трех мебельных комиссионных магазинах мебельные гарнитуры стоимостью 30, 50 и 60 тысяч рублей к 29 ноября были уже проданы, а на гарнитур за 101 тысячу рублей, который не могли продать в течение трех лет, имелись уже четыре покупателя. Меха, золото, серебро, драгоценности исчезли за три дня. 2 декабря из дюжины ювелирных магазинов Москвы работали только три, остальные закрылись на «учет», потому что им нечего было продавать.
Когда кончились ценные товары, люди стали скупать все подряд. В Петровском пассаже в магазине узбекской промкооперации распродали даже все тюбетейки, которые прежде вообще никому не были нужны. «Уже несколько дней народу на улицах тьма, – писал В. Кондратьев, – все магазины: и коммерческие, и комиссионные, и промтоварные – облеплены очередями. Позавчера на бывшей Никольской в магазине «Оптика» брали нарасхват бинокли. Прекрасные цейсовские бинокли – мечта всех средних командиров на фронте – покупали теперь какие-то бабенки, мужички, и брали не один-два – десятками, по сто рубликов за штуку. Уже неделю, как в сберкассах толкотня, кто вносил деньги, кто, брал, не известно же никому, чем обернется реформа и как лучше… Ну, а вечером рестораны коммерческие штурмовались с боя, крики, брань, чуть ли не потасовки у дверей…»
Георгий Андреевский. «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху 1930–1940 гг.»Многие реформе радовались. Ушли в прошлое такие понятия, как «отовариться», «промтоварная единица», не надо было теперь «прикрепляться» к магазинам, собирать и сдавать всякие справки для получения карточек, бояться того, что их потеряешь или их у тебя украдут. Ушли в прошлое такие объявления, как: «Прием стандартных справок до 19-го. Не сдавшие своевременно останутся с пятидневками» или «С 1 февраля 1946 года будет производиться продажа картофеля по продовольственным карточкам на февраль (по безымянному талону) по три килограмма на человека. Отпуск картофеля будет производиться по месту прикрепления продовольственных карточек».
