Многие реформе радовались. Ушли в прошлое такие понятия, как «отовариться», «промтоварная единица», не надо было теперь «прикрепляться» к магазинам, собирать и сдавать всякие справки для получения карточек, бояться того, что их потеряешь или их у тебя украдут. Ушли в прошлое такие объявления, как: «Прием стандартных справок до 19-го. Не сдавшие своевременно останутся с пятидневками» или «С 1 февраля 1946 года будет производиться продажа картофеля по продовольственным карточкам на февраль (по безымянному талону) по три килограмма на человека. Отпуск картофеля будет производиться по месту прикрепления продовольственных карточек».
Больше всех радовалась, конечно, пресса. «Полновесный новенький рублик зазвенел золотым звоном!» – заливались газеты в припадке восторга.
Ну а когда в Москве открылись наполненные товарами магазины, москвичи обалдели. После жалких прилавков военной поры картина была впечатляющая. На прилавках лежали продукты, о которых москвичи давно забыли. В Москве тогда сразу открылось сорок два кафе, столовых и закусочных. Первое блюдо в столовой стоило от 80 копеек до полутора рублей, а второе – от 70 копеек до 4 рублей. В учреждениях и предприятиях, помимо столовых, заработало четыреста буфетов.
Единственное, что портило впечатление, так это ценники.
Согласно им килограмм ржаного хлеба стоил 3 рубля, пшеничного – 4 рубля 40 копеек, килограмм гречки – 12 рублей, сахара – 15, масла сливочного – 64, подсолнечного – 30, килограмм мороженого судака – 12 рублей, литр молока 3–4 рубля, десяток яиц – 12–16 рублей (яйца тогда были трех категорий). Килограмм кофе стоил 75 рублей, бутылка «Московской» водки (пол-литра) – 60 рублей, а пива «Жигулевского» – 7.
При зарплате в 500–1000 рублей жить было, конечно, трудно. Ведь помимо еды нужно было покупать кое-какие вещи, а они были недешевы. Скромный мужской костюм, например, стоил 450 рублей, а приличный, шерстяной – 1500. Туфли стоили 260–300 рублей, галоши (артикул 110) продавались за 45, а носки мужские, «рисунчатые» – за 17–19 рублей. Разоряли москвичей такие приобретения, как часы, радиоприемники и пр. Часы марки «Звезда» или «ЗИФ», как и патефон «ПТ-3», стоили 900 рублей, радиоприемник «Рекорд» – 600, фотоаппарат «ФЭД-1» – 1100 рублей.
Реформа в итоге была проведена в ночь с 14 на 15 декабря 1947 года. Накануне, 13 декабря в газете «Известия» появилось Постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары». Старые деньги до 22 декабря включительно можно было обменять в сберкассах и выплатных пунктах на новые из расчета 10 старых рублей на рубль новых. Только мелочь не утратила своей стоимости. Монеты продолжали хождение по номиналу. Вклады в сбербанках обменивались по такому же курсу 10:1 до 3 тысяч рублей, а далее действовала система постепенного «обесценивания» старого рубля по отношению к новому. На всех купюрах (от 10 рублей и выше) появился портрет Ленина.
Одновременно с этим отменили карточки, и уже 15 декабря 1947 года на прилавках магазинов (в основном московских, ленинградских и еще некоторых крупных городов) появилось довоенное изобилие. Люди ходили туда как на экскурсию и восторгались… разумеется, и не предполагая, как долго и тщательно магазины готовились к этому дню. Чтобы обеспечить успех реформы на показательных площадках Москвы и Ленинграда, Совет Министров СССР принял постановление о создании в этих городах неснижаемых запасов товаров. Согласно этому постановлению только в Москву планировалось завезти из других районов и хранить до начала реформы: 500 тонн мыла, 2000 тонн сахара, 10 000 тонн мяса, 300 тонн колбасы, 65 тонн муки и других продовольственных товаров.
Правда, на прилавки к тому времени уже действительно было что выкладывать. Трофейные товары понемногу уступали место произведенным на советских фабриках и заводах. Причем речь не только о самых необходимых товарах. Так, в булочных и кондитерских продавали не только хлеб и булки, но и печенье «Бисквит» (фабрики «Большевик»), шоколад «27 лет Октября», «Гимн» и «Дирижабль», шоколадные конфеты «Мишка-сибиряк», «Красная Москва» и «Золотая нива» (фабрики «Рот Фронт»), торты «Мокко», «Дипломат», «Зандт», «Манон», «Миньон», «Баумкухен», «Отелло» и «Калач», пирожные буше, тарталетки, меренги, трубочки, муфточки, кольца, картошка, а также новые, увиденные в Европе, «Наполеон», «Эклер» и «Шу».
В парфюмерных магазинах появились лосьоны «Тоник», «Топаз», «Вита», крем после бритья «Норд», духи и одеколон фабрики «Красная заря»: «Огни Москвы», «Красная Москва», «Черный ларец», «Голубой ларец», «Золотая звезда», «Манон», «Камелия» и «Магнолия». Фабрика «Новая заря» выпустила духи «Жди меня». Духи «Кремль» продавались во флаконах, похожих на Водонапорную башню Кремля. Продавалось и мыло «Кремлевские звезды» в форме звезды, а также наборы мыла «30 лет Октября», «Триумф Октября», зубной порошок «Юбилей Октября», «Детский», «Виктория», «Садко», «Метро» и т. д.
Ну и нельзя рассказывать о послевоенной жизни и не затронуть при этом тему снижения цен. О, это была великолепная популистская мера. В политическом смысле она стоила всех сопровождавших ее экономических издержек. Давно уже забылось, что за эти снижения цен в больших городах пришлось расплачиваться голодом в деревнях и дефицитом в маленьких городках. Семьдесят с лишним лет прошло, а о сталинских снижениях цен до сих пор вспоминают с ностальгией.
Фаина Раневская:…Из всего хорошего, сердечного, сказанного мне публикой, самое приятное – сегодня полученное признание. Магазин, куда я хожу за папиросами, был закрыт на обеденный перерыв. Я заглянула в стеклянную дверь. Уборщица мыла пол в пустом зале. Увидев меня, она бросилась открывать двери со словами: «Как же вас не пустить, когда, глядя на вас в кино, забываешь свое горе. Те, которые побогаче, могут увидеть что-нибудь и получше вас (!!!), а для нас, бедных, для народа – вы самая лучшая, самая дорогая…» Я готова была расцеловать ее за эти слова.
48 год, 22 июня
Снижения цен начались еще в 1946 году, но с 1948 года они превратились в торжественное ежегодное мероприятие и стали практически обязательными. Последнее снижение цен проводилось в 1954 году, после чего Хрущев прекратил эту порочную практику и попытался начать жить по средствам, чего ему так и не простили.
Сталин сумел превратить ежегодные снижения цен в настоящий праздник. Население оповещалось заранее – в магазинах появлялись разноцветные объявления и плакаты, приглашающие покупателей на распродажу. На предприятиях проводились митинги, на которых трудящиеся благодарили партию и правительство. Рабочие присылали письма в газеты: «Не было такого случая, чтобы слова товарища Сталина не выполнялись. Иосиф Виссарионович сказал, что цены будут снижены и в ближайшее время будет отменена карточная система, значит, так это и будет. Большое ему спасибо от нас, рабочих». Им вторили и в городских очередях: «Цены снижены по-сталински – большой размах, солидная фирма»; «Ходил я в чайную только чайку попить, а теперь и с булочкой можно».
Благодаря «неснижаемому запасу» в Москве и Ленинграде удавалось поддерживать в магазинах это изобилие. Но в других городах вскоре все раскупили, и много где начала стихийно восстанавливаться нормированная система снабжения в виде карточек, заборных книжек, специальных пропусков. Люди пытались жаловаться, писали в газету «Правда»: «В очередях у хлебных магазинов происходит ужасная картина, установили «десятки», выделили бригадиров и наблюдателей у входа. Рабочий получает на 3–4 суток 2 кг хлеба. Ежедневно происходит мордобитие. Все это создаст ужасное положение рабочих» (г. Семипалатинск); «В городе Спасске исключительно плохое снабжение хлебом. Чтобы получить хлеб, надо отстоять в очереди с утра и до следующего утра. Я инвалид войны, ввиду своего здоровья не могу лезть в давку, и потому я и моя семья из 5 человек вот уже 10 дней не видим хлеба» (Рязанская область).
Очереди вообще стали приметой того времени. «Здесь ругались и дрались, знакомились и влюблялись, изливали душу, делились знаниями и узнавали новости, пророчествовали и высказывали смутные опасения, – пишет Г. Андриевский. – В очередях можно было услышать о том, как немецкая подводная лодка высадила в южной Патагонии Бормана, бежавшего из Берлина, когда в него вошли наши войска, а сама была затоплена; о том, как фашисты похитили труп Муссолини с миланского кладбища и хранили его в сундуке монастыря «Святой ангел», пока наконец один из монахов монастыря ордена Меньших братьев не выдал его полиции. В очереди можно было услышать о том, что знаменитая исполнительница русских народных песен Лидия Русланова повесилась на собственных чулках в камере Бутырской тюрьмы, куда ее посадили из-за мужа, генерала, вывезшего из Германии целый вагон барахла…»
