— Просто не знаю, что мне делать с новогодней елкой! — пожаловалась она. Эта мысль целый день не давала ей покоя. — С тех пор как мой прадед Ролф выстроил наш дом на Первой улице, стало доброй традицией выставлять огромную елку в окне залы. Сол Грин обычно доставал для меня елку, но он внезапно заболел и слег, а я не успела договориться с кем-нибудь другим!
— И какой же высоты должна быть ваша елка?
— Обычно около четырех метров. Вы же знаете, ниши деды строили не так, как теперь. Теперешние потолки показались бы им просто карликовыми! — Эллис грустно вздохнула. — Что ж, похоже, в этом году и мне придется вставить карлика в окошке!
— Вы думаете, жители округа будут сильно разочарованы?
Озадаченная его насмешливым тоном, Эллис покосилась на своего спутника и поймала еле заметную улыбку на его лице. Великий Боже, оказывается, и этот невозможный человек может быть дружелюбным… Хотя бы самую малость.
— Наверное, — ответила Эллис, вспомнив, о чем он спросил. — Ведь это традиция. На Рождество люди стекаются со всех уголков округа, чтобы взглянуть на праздничное убранство Первой улицы и на ее елки. В сочельник церковный хор ходит вверх и вниз по улице, распевая рождественские гимны. Все двери распахнуты настежь, и всех проходящих угощают сидром и горячими пирожками. Я не знаю более прекрасного праздника в году!
Ну вот и дом, слава Создателю!
Эллис едва сдерживала шаг, так хотелось ей поскорее очутиться дома, в безопасности, за закрытыми дверями, и подальше, подальше от этого невыносимого человека! Они прошли всего около дюжины шагов, когда Эллис услышала, как Нейл глухо выругался. Она изумленно подняла голову и резко остановилась.
О Боже, да он же жестоко страдает! Лицо Нейла стало похожим на застывшую маску, губы стиснуты в полоску, узкую, как лезвие ножа. Как только Эллис остановилась, он тут же замер и устало прикрыл глаза. Она сгорала от желания узнать, что же случилось, но чувствовала, что у нее нет никакого права расспрашивать… И тогда, движимая безошибочным женским чутьем, она высвободила локоть и подхватила Нейла за руку.
— Послушайте, — мягко сказала она, — не могли бы вы пройти еще немножко? Я уверена, что у меня найдется немного бренди.
Он резко открыл глаза и уставился ей в лицо. Его взгляд прожигает насквозь, беспомощно подумала Эллис, но не отвела глаз… Князь тьмы…
— Пойдемте же, — повторила Эллис, у которой материнский инстинкт заглушил и голос разума, и даже естественное стремление бежать от опасности.
Ее рука смело обвилась вокруг пояса Нейла. Это вышло само собой, естественно и автоматически, как дыхание, срывающееся с губ. Эллис настойчиво подтолкнула Нейла вперед.
— Обопритесь на меня, может быть, вам так будет легче.
Какое-то время он оставался неподвижен, как изваяние, выточенное из древнего камня, но потом нетвердо шагнул вперед. Его рука обхватила плечи Эллис, и Нейл слегка, совсем чуть-чуть, оперся на нее.
Как сильно он хромает, гораздо заметнее, чем раньше, подумала Эллис, и губы её скривились от сострадания. Господи, неужели она могла быть так бесчувственна, что торопила больного человека, принуждала его идти быстрее! С самого начала он шел медленно, и, если бы у нее хватило ума задуматься над этим, она поняла бы, что все дело в его хромоте, а отнюдь не в любезном стремлении идти вровень с ней, слабой женщиной!
Теперь, когда Нейл слегка опирался на нее и они шли так близко, что касались друг друга бедрами, Эллис почувствовала слабый запах виски. Должно быть, он ужасно страдает, снова подумала она. Нейл Морфи не вчера появился в их округе, так что если бы он был пьяницей, то это давным-давно стало бы известно всем и каждому. Значит, алкоголь помогает ему снять боль…
— Вы сможете подняться по ступенькам? — спросила Эллис, помогая Нейлу добраться до кухонной двери. Целыми днями в большей части дома стоял адский холод, ибо уходя Эллис отключала отопление, но кухня всегда оставалась теплой благодаря колонке с горячей водой. Пожалуй, сейчас кухня была самым уютным местом во всем доме.
— Да, — проскрежетал Нейл, убирая руку с ее плеча. — Но, право…
— Ах, оставьте, пожалуйста! — нетерпеливо перебила его Эллис. — Все вы, мужчины, в душе остаетесь глупыми упрямыми мальчишками! Вы плохо себя чувствуете, Нейл Морфи, так почему бы вам не выпить стаканчик бренди и не обогреться немного у меня на кухне? А потом вы спокойно уйдете и сможете и дальше вести себя, как твердолобый болван!
Эту речь Нейл встретил гробовым молчанием, что, впрочем, было лучшим из всех возможных ответов, подумала Эллис, нащупывая в сумочке ключ и отпирая дверь. Тебе просто необходимо научиться держать язык на привязи, сердито выговорила она себе. Ты становишься похожа на тетушку Сару, еще одну старую деву в семействе Гудингов! О Боже, разве может быть что-то ужаснее!
Смущенная собственной фамильярностью, Эллис едва осмелилась поднять глаза на Нейла. Она проводила его к креслу за огромным дубовым столом и засуетилась: включила отопление, поставила кофейник и потянулась за пыльной бутылкой бренди, стоящей на самой верхней полке.
Неожиданно длинная сильная рука протянулась из-за ее плеча и вцепилась в бутылку…
Как только Эллис поняла, что попалась, что теперь она поймана в ловушку, зажата между сильным мужским телом и кухонным шкафчиком, для нее прекратился отсчет времени. Слепой панический ужас охватил ее и, движимая одним лишь животным инстинктом — бежать! — она вывернулась и отпрянула.
…Когда к ней вернулась способность видеть и соображать, Эллис поняла, что стоит в противоположном от Нейла углу кухни, а ее гость нахмурившись вопросительно смотрит нее, держа за горлышко бутылку бренди. Эллис покраснела, дыхание ее было хриплым и прерывистым, как будто кто-то выкачал весь воздух из маленькой кухни…
Несколько мгновений спустя Нейл неторопливо повернулся и достал с той же полки две рюмки. Пока Эллис растерянно смотрела на него, пытаясь справиться с дыханием, он спокойно ополоснул рюмки и разлил бренди. Потом сел за стол, пододвинул Эллис ее рюмку.
— Что ж, клаустрофобия — страшная штука, — сказал он, не поднимая глаз. — Простите, я нечаянно потеснил вас. — Он поднял свою рюмку и начал мелкими глотками потягивать бренди. — Превосходный бренди.
Клаустрофобия. Вот и все, что он подумал о ее выходке. Эллис почувствовала огромное облегчение. Раз он сам предложил объяснение, значит, слава Богу, ей не придется ничего придумывать. И опять облегчение оставило после себя слабость. Почти с минуту Эллис не могла пошевелиться, она просто стояла и собиралась с силами, впервые за много лет чувствуя себя смущенной и обескураженной.
