class="p1">— Да, только бредить изволили.
— И что я изволил бредить? — уточнил я, надеясь, что хоть бред навеет что-то для меня знакомое.
— Автомат какой-то просили, кричали кому-то, чтоб они отходили. Про цитадель какую-то твердили, про блок-пост, про клан-зону. В общем, у всех сложилось впечатление, что вы книжек комедийных и фантастических начитались.
— Да уж… — протянул я.
Ничего из перечисленного бреда за душу не цепляло. Это были вроде как знакомые слова, но вот смысл их я объяснить не мог. Представить мог, а вот рассказать для чего это нужно не получалось, даже себе. Автомат это такая штука с ручкой, из которой можно выпускать маленькие камешки. Но вот зачем это делать и для чего, оставалось ля меня загадкой. Цитадель, блок-пост это два вида зданий, но почему это не просто дома, мозг вспомнить отказывался. Клан-зона в моем представлении вообще походила на кусок территории окруженной какой-то колючей проволокой, частично забором. Кому и зачем может понадобиться ограждать такой огромный участок земли забором? Бред. Бред больного человека, потерявшего память при падении вниз головой.
— Господин Алмерт, давайте оденемся, а то скоро уже обед, и ваша маменька будет сильно ругаться, если вы его пропустите или придете не при параде.
— Не помню, но могу себе представить, — сказал я и резко встал с кровати, — где моя одежда? Я полон сил и здоровья в отличие от моей памяти, и чувствую, что сильно проголодался.
— Господин… — у бедняжки слезы навернулись на глаза. — Зачем вы это сделали?
— Что я опять напортачил?
— Вы встали с кровати.
— А что не нужно было?
— Естественно нет.
— А как же тогда одеваться? Я думаю лежа, да даже сидя облачаться будет затруднительно.
— Это не ваша забота господин. Я бы подняла вас из кровати, это моя святая обязанность. А вам вредно резкие движения после сна.
— Это потому, что я болен?
— Это потому, что вы господин.
— Понятно, — промямлил я.
Хорошее объяснение. Извиняться не надо, вставать с постели не надо, одеваться самому не надо. И все только потому, что я господин. Интересно, а кормить тут тоже будут с ложечки или все-таки дозволят эту трудную и грязную работу мне самому?
— А на обеде жевать тоже ты за меня будешь? — пошутил я.
— А надо? — глаза ее были полны искреннего желания угодить.
Шутка не удалась.
Я хмуро представил свое изнеженное тело в руки очаровательной рабыни, для облачения в обеденный туалет.
Хорошо, что тут было зеркало! Когда я увидел, во что меня нарядили, мои волосы ожили, причем не только на голове, и зажили отдельной жизнью. Убранство было аховым. Зеленые штаны клеш, синяя блузка с кружевными воротничком и манжетами, тяжелые черные ботинки с металлическими вставками, тоненький украшенный витиеватыми прослойками пояс. И весь этот комплект сверху покрывали черный фрак и вязаная шапочка с бубоном.
— Ты издеваешься? — опешил я перед зеркалом. — Как я в таком шутовском наряде к столу то выйду?
Рабыня вспыхнула и погасла в туже миллисекунду, плотно сложив ручки на переднике и опустив голову.
— Лучшего в гардеробе нет. Вы же лежали без сознания, а без вас я побоялась покупать обновки.
— Да черт бы с этими обновками. Я как-то и в старом похожу. Но нельзя что ли подобрать одежду, которая сочеталась бы? Или я работаю шутом и балаганным деятелем?
— Нет, конечно! — испугалась девочка. — Но это самое лучшее, что можно найти. Самое дорогое!
— А у нас приличный вид человека определяется по стоимости надетых тряпок, а не по их гармоничности?
— Конечно. Чем дороже вещь, тем она смориться лучше. Это нам, рабам и беднякам, проще покупать вещи комплектами, это дешевле выходит. А вы можете себе позволить надеть любую вещь.
— И ты хочешь сказать, что за обедом все будут выглядеть так же как я?
— Хуже господин, намного хуже. Вы же признанный щеголь, и в дороговизне вещей за вами не может угнаться не один человек.
И что я теряю? Ну, выйду в зал в таком виде. Ну, если что, гости поржут, да успокоятся, а я как-нибудь вывернусь. Сошлюсь, например, на отсутствие памяти.
— Ладно, уговорила. Веди своего господина обедать.
Девушка поклонилась и подала жестом знак, который можно было трактовать, как "следуйте за мной".
Коридор, по которому меня вели, был странен и удивителен. Если бы меня спросили вслух мое мнение о нем, то я бы ответил, что вижу склад редчайших и ценнейших вещей. Именно склад. Коллекцией это назвать было бы затруднительно, ибо коллекция подразумевает под собой собирательство и экспонирование вещей схожих по каким-то качествам. По автору, по принадлежности к виду искусств и так далее. А экспонирование еще подразумевает красивое и удобоваримое выставление вещей входящих в коллекцию. Тут же коллекционированием и не пахло. Собирательством воняло? Это да, причем воняло на всю катушку. Тут было собранно все, что блестело и стоило приличных денег. Розовощекая огромная кукла в платье из атласа и парчи сидела, а точнее небрежно валялась на золотом самоваре, который в свою очередь был прислонен к какой-то новаторски-технической штуковине "аля вечный двигатель всуе". В общем, коллекция была богатой, но скупо выглядела в данной ситуации.
Милое создание остановилось перед дверью, давая понять, что мне дальше, а ей придется остаться тут. Видать рабам не везде были рады в этом доме, или просто она не входила в круг допущенных невольников.
Я мысленно пожелал себе удачи, плюнул через левое плечо и, открыв золотые створки, шагнул в яркий свет гостиной.
В закромах души все же думалось, что меня хотели разыграть, одев в такие наряды, и жестоко ошибся. Публика, которую я увидел в зале, была одета примерно так же как я. И как сказала юная невольница, намного хуже. Мужики были смесью расписных петухов и психбольных. Все как я в шапочках с бубоном, и в сборе из различных цветом вещей. Женщины… Это было что-то с чем-то. Строгие юбки до колен были в обтяжку натянуты на шаровары или брюки, обуты в золотистые шлепанцы… Груди поддерживали корсеты и обернуты в разноцветные топы с огромными декольте. О прическах и головных уборах не то, что говорить, думать и то было неприятно. В общем, если судить о компании по одежке, психиатрическая больница нас ждала с превеликим желанием, каждодневно отмечая прогулы.
— Доброе утро всем! — сказал я, не став уточнять присутствующих по именам и званиям.
Все равно же не помню.
— Утро… Ну, кому утро Алмерт, а кому и почти ночь, — буркнул мужчина с пышными усами, выкрашенными в золотистый цвет и укрывший голову чепцом со стразами.
