Путь вверх был извилист. Юноша ехал караванной тропой, которая использовалась только во время войны, когда все дороги к западу от нее оказывались перекрыты войсками. Кинкар был уверен, что здесь уже давно никто не ездил — слишком страшны были те места, куда он направлялся.
Когда подъем стал совсем крутым, он спешился, предоставив Циму самому выбирать места, где его когтистые лапы чувствовали твердую опору. Сам он в одиночку пробирался сквозь густой кустарник, цеплявшийся за его накидку и за развевавшуюся на гребне шлема шкуру морода. Теперь он радовался, что настоящих холодов не было, иначе ему бы пришлось бороться еще и со снегом. Правда, ветер стал совсем холодным. Воркен теперь парила где-нибудь поблизости, время от времени усаживаясь на скалу чуть впереди, пока всадник медленно поднимался в гору. Опустившись, она заунывно свистела, и Кинкар ободряюще свистел в ответ. Прирученному человеком мороду необходимо присутствие его хозяина, и потому можно не беспокоиться, когда он улетает далеко — он все равно вернется.
Солнце уже почти зашло, когда вся сухая и безлистная осенняя растительность осталась внизу. Кругом возвышались голые скалы, и до перевала оставалось совсем немного. Тут Кинкар в первый раз оглянулся. Воздух в горах прозрачен, и замок Стир был виден как на ладони. Но что это? У Кинкара перехватило дыхание. На сторожевой башне уже не развевался флаг! Вэрд оказался прав — сегодня у графства появился новый хозяин. Вэрд с’Джастард больше не Стир. И для Кинкара с’Руда это означало, что возврата нет. Хозяином стал Джорд — Джорд с’Вэрд стал Стиром!
СХВАТКА В ГОРАХ
Кинкар заночевал под нависшей скалой. Он успел до темноты миновать самую высокую точку перевала и немного спуститься в сторону внутренних равнин. Дальше начинались леса, и юноше не хотелось вступать в их мрачные пределы ночью. Хотя гора немного прикрывала от ветра, здесь было куда холоднее, чем в долинах Стира, и беглец принялся разводить небольшой костер с подветренной стороны скал. Воркен уселась на седельную подушку и наблюдала за его действиями, время от времени раскрывая крылья. Похоже, ее беспокоили звуки, долетавшие до их лагеря со склонов гор, поросших чахлыми деревьями и кустарниками.
Кинкар чувствовал себя в относительной безопасности, ведь у Воркен был очень чуткий слух, а Цим почуял бы любого зверя, который бы осмелился приблизиться к стоянке. Ни ларнг, ни мород не отойдут ночью от костра и немедленно предупредят своего хозяина о любой грозящей неприятности. Наибольшие опасения, конечно, вызывали бродяги. Гигантские са-мороды, живущие высоко в горах, никогда не охотятся по ночам, а крупных свардов отпугнет огонь.
Пищей на сегодня Кинкару могло послужить мясо сварда, добытого Воркен. Его надо поджарить, найдя подходящую палку для вертела. Кроме того, в седельных сумках обнаружился запас дорожных лепешек. Твердые, как камень, они незаменимы в путешествиях по пустынным краям, где в поисках пищи не приходится надеяться на удачу. Риджен был старым, опытным солдатом, и теперь, внимательно осмотрев содержимое своих мешков, Кинкар смог оценить, насколько продуманно был собран его багаж. Здесь лежали: запас пищи в наиболее концентрированном виде — итог векового опыта охотников и путешественников; удильная веревка с крючками; туго свернутое непромокаемое одеяло, которое защитит своего владельца от любой непогоды, кроме разве что самых сильных бурь; набор небольших инструментов для ремонта упряжи и боевого снаряжения; и, наконец, небольшой пакетик, туго перевязанный прочной кожаной полоской. Юноша с любопытством развязал его в уверенности, что увидит что-то очень ценное — уж очень любовно был завернут этот предмет. Но вот, наконец, упаковка снята, и любопытство Кинкара сменилось удивлением. Неверный свет костра осветил нечто загадочное — овальный тускло-зеленый камень, отшлифованный, казалось, не руками мастеров, а многовековой работой природных сил. В узком конце его было проделано отверстие, через которое проходила металлическая цепочка. Юноша держал в руках что-то вроде медальона. Хотя для простого украшения…
Кинкар озадаченно стряхнул камень с обертки в свою ладонь и в ту же секунду чуть не выронил его. Как только странный талисман коснулся ладони, он словно озарился изнутри слабым светом и чуть нагрелся, будто в нем теплилась жизнь. У Кинкара сдавило дыхание. Пальцы его сами собой сжали находку в кулак.
— Лоор, Лоой, Лиис, — благоговейно прошептал он. Ему показалось, что каждое из Имен находило отзвук в приливе тепла, исходившего от талисмана.
Но почему Риджен? А может быть, это тайное наследство Вэрда? Ни одна душа в Стире и помыслить не могла, что их лорд-Хранитель Единого. Кинкар был потрясен последним свидетельством доверия Вэрда. Джорд мог стать Стиром, но Хранителем Единого — никогда. Это — для него, Кинкара! Ему доверено… и, быть может, когда-нибудь… Он ошеломленно смотрел на огонь. Когда-нибудь… если он окажется достоин этого., если он докажет, что Вэрд не напрасно избрал его, сила Единого поможет ему! Словно ребенок, Кинкар рассматривал камень, пытаясь представить себе это чудесное событие. Ни один человек не может сказать, когда и как оно произойдет. Но достаточно уже и того, что он избран стать Хранителем Единого.
Дрожащими руками надел он на себя цепочку, и талисман занял свое место на груди юноши, под грубой рубахой, камзолом и чешуйчатыми латами. Но ему казалось, что ладонь его все еще хранит тепло камня. А когда он поднес пальцы к лицу, чтобы получше их рассмотреть, до него донесся легкий пряный аромат. Воркен, чирикнув, вытянула шею и ткнулась своим зубастым клювом в его ладонь, а Цим начал покачивать головой, словно и ларнга захватило волшебство Единого.
Быть Хранителем — это величайшая честь, но это и большая опасность. Магия Единого может быть направлена во благо, но может — и во зло. И много найдется тех, кто, не задумываясь, вонзит в него свой меч ради того, чтобы завладеть этим камнем — по одному только подозрению, что Единое у него. Этот маленький талисман, полученный Кинкаром из рук Риджена, соединил в себе источник силы и опасности, но Кинкар с радостью принял дар.
Беглец не тревожился за свой ночлег, зная, что на Воркен можно положиться. Он завернулся в плащ и одеяло, надеясь посвятить сну оставшиеся до рассвета часы. Спал он беспокойно, и разбудило его тихое бормотание около самого уха. Он ощутил у себя на груди что-то теплое и тяжелое. Воркен вертела головой, черным пятном выделявшейся на фоне углей умирающего костра. Кинкар пошевелился. Убедившись, что ее хозяин проснулся, Воркен быстро вскарабкалась на макушку скалы и замерла там, готовая подняться в воздух, как только ей прикажут. В бою она всегда стремительно пикировала на противника, целясь в голову и глаза.
Кинкар нашарил рукоятку меча. Воркен вглядывалась во тьму. Цим пока не издал ни звука, значит, Воркен услышала неприятеля издалека, и у них есть время, чтобы приготовиться к защите. Угроза могла исходить от чего-то расположенного далеко внизу, на склоне горы. Костер почти погас, но Кинкар ничего в него не подбрасывал. Его чутье, натренированное долгими охотничьими поездками по диким местам, подсказывало, что рассвет уже близок.
Он не сделал попытки выйти из убежища. Воркен по-прежнему подавала тихие сигналы со своего поста. Но Кинкар был уверен, что незваные гости не приближаются. Ведь Воркен продолжала оставаться на своем месте, а в темноте она видела прекрасно. Небо уже серело, и он начинал различать окружавшие его валуны. Юноша оседлал Цима, навьючил его, хотя и не собирался садиться верхом, пока они не выберутся из впадины. Воркен поднялась в воздух и зорко следила за всем, что происходило вокруг. Когти Цима скребли по камням, но через несколько шагов началась тропа, и ноги их потонули в толстом слое дорожной пыли. Кинкар откусил добрый кус лепешки, отдав большую часть Циму. Этого должно хватить до того, как они смогут подкрепиться поосновательнее в более безопасном месте.
Круто уходящая вниз тропа вывела их на край почти отвесного обрыва. Но Кинкар не стал спускаться дальше. Он припал к земле, резким рывком заушников увлекая за собой Цима, в надежде, что они остались не замеченными никем из группы людей, стоявших внизу.
Первой его мыслью было, что он наткнулся на какой-то торговый караван. Но, присмотревшись внимательнее, Кинкар понял, что это не так. Под склоном стояли шесть скаковых ларнгов — и ни одного тяжеловоза. А чуть поодаль, на покрытом льдом берегу речушки, можно было разглядеть шестерых наездников. Ларнги носили на себе следы долгого пути — на их впалых боках можно было сосчитать все ребра, а зимняя шерсть свисала клочьями, как будто им пришлось продираться сквозь колючие заросли.
Но больше всего Кинкара удивили всадники. Трое из сидевших на берегу были женщины, причем одна из них — совсем ребенок. Женщины в этих пустынных краях! Конечно, бродяги нападали на близлежащие владения и уводили женщин в рабство. Но эти, безусловно, не были пленницами. Облачением им служили дорожные костюмы из тонкой шерсти тити, какие носили Дочери Графства. Снизу доносились их спокойные голоса — так говорят с людьми своего клана, а не с врагами.
