Во вплавленном в камень сундуке-артефакте он обнаружил чугунок горячей ухи и потащил его наружу. Хорошая штука сундук, останавливающий время — в каком виде положил вещь, в таком и достал — но больно уж дорогая; во всем Перпетолисе такой был только у деда и у короля. Пока Реймонд возился с овощами, пытаясь изобразить жалкое подобие салата, а также подогревал воду в котелке, дед уже закончил свои дела и пришёл на кухню.
— Столицная жизнь совсем тебя разбаловала, — покачал он головой, глядя на жалкие кулинарные попытки внука.
— Просто там нет необходимости всё делать самому, — сказал Реймонд, и сам ощутил, что его оправдания звучат довольно жалко.
— Знаю, — коротко ответил дед.
Затем он без церемоний притянул к себе чугунок и начал шумно хлебать уху прямо из него. Реймонд замер, так как за годы в Вагранте отвык от горской простоты нравов. Что за моветон! Однако же, отказываться от обеда Реймонду не хотелось — с утра не жрамши. Вздохнув, он подсел поближе и тоже зачерпнул ухи из котелка. Как в детстве.
Какое-то время кухню оглашал только перестук ложек и довольное кряхтенье и чавканье. Ломать голову над словами деда Реймонд не стал: давно уже убедился, что бесполезно пытаться узнать, где же они жили раньше, до того как перебрались в Перпетолис. Дед просто замыкался в себе, как скала, а на особо энергичные расспросы мог и подзатыльником одарить.
После ухи пришел черед травяного взвара, и Агостон щедрой рукой сыпанул горсть сушёных трав в котелок. Реймонд отхлебнул и закашлялся, думая о том, что дед был прав: столичная жизнь его разбаловала. В Лахте, столицей которой был Вагрант, предпочитали сладкий взвар, причем не такой крепкий, не такой кислый и не такой вяжущий. Дед исподлобья наблюдал, шумно отхлебывая из кружки, и Реймонд прямо физически ощущал его недовольство.
Не злобу, нет, именно недовольство.
— Я думал, цто науцил тебя самостоятельности, умению трудиться, — заговорил Агостон, допив и стукнув кружкой о столешницу, — думать, прицём головой, а не задницей, и думать своей головой, а не цужими, но вижу, цто ошибся.
— Мог бы и сам меня учить, — не удержался Реймонд от ответного выпада.
— Мог бы, — признал дед, — но не стал. Как думаешь, поцему?
— Возиться не хотел, — пробурчал Реймонд под нос, чувствуя, что ляпает лишнее и ненужное, и в то же время не в силах остановиться.
Нет, его не пожирала изнутри неугасимая обида на деяния минувших дней, если выражаться высокопарно (вот уж что любили в Вагранте, так это высокопарность и задирание носов), но всё же причины были. Агостон Хатчет постоянно пропадал в разъездах и делах, крепил склоны и дома, занимался какими-то своими экспериментами и высокой магией, и то, что он называл «научил», в глазах Реймонда носило несколько иной оттенок. Ему просто пришлось стать самостоятельным, потому как деда никогда не было дома.
— Эка, да ты есцё взвоешь, когда я с тобой возиться нацну, — пообещал Агостон, впрочем, совершенно беззлобно. — У меня не загуляешь по девкам и кабакам, как в университете!
— Если ты всё знал, зачем отправлял?
— Да цтобы ты, олух, на мир посмотрел, на людей, его населяюсцих, цтобы науцился трудиться не в мягких домашних условиях, где тебе сопельки подтирают, — объяснил дед. — Не все такие прямые и открытые, как горцы, ведь неприятно было понацалу, цто лахтинцы носы задирают?
Реймонд, поджав губы, кивнул.
— И это ты только одно королевство посмотрел, а сколько их таких вокруг? — продолжал Агостон. — Поэтому я тебя, олуха, в университет отправил, не из прихоти и каприза, и не потому, цто возиться не хотел, а цтобы ты сильным и достойным магом стал, а когда мне уже не под силу будет, Перпетолис засцисцал! Умел уциться сам, в любых условиях, умел трудиться и знал, цто за люди вокруг живут!
— Да умею я и знаю!
— Враги — не девки, сцупать себя не дадут, в кости и карты с тобой играть не будут, — голос деда стал жёстким, неприятным. — В иллюзиях ты неплох, спору нет, но толку с твоих иллюзий, если вдруг грых-шатун проснётся?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Дед, ты чего? Это ж детская страшилка! — искренне удивился Реймонд.
— Да если бы страшилка, — вздохнул Агостон. — Водится тут в горах… всякое.
— О, кстати! — неожиданно вспомнил Реймонд. — А перманет драконис в этих горах водится?
— Драконье говно? Здесь?! Плюнь в лицо тому, кто тебе такое сказал!
— Эм-м, это будет несколько затруднительно, — смутился Реймонд.
Он пересказал историю знакомства с доньей Августиной, и дед от души посмеялся, после чего махнул рукой.
— Забудь. Будь здесь перманет, уж я бы знал! Или вот, слышал, цто в княжествах Намрии творится?
— Ну, они, эта, вроде устали воевать друг с другом и теперь объединяются? — почесал в затылке Реймонд.
— Э-эх, молодость, — саркастично вздохнул дед. — Устали они, как же. Рвут сейцас друг друга в клоцья, побеждённых в землю по ноздри вбивают, такое вот объединение. И теперь представь, цто собрался ковен тамошних ведьм, да к нам в горы прилетел, цтобы ритуал провести?
— А к нам-то зачем?
— Ну, не свою же землю им поганить, — небрежно бросил Агостон. — И цто ты одними иллюзиями против них сделаешь? Притворишься, что тут нет гор — одни равнины? Или вот, коли о говне вспомнили, ударит в Ойстрии моца в голову опять свои притязания на земли Империи выдвигать, двинут они войска сюда, и цто ты будешь делать, а?
— Раньше же не двигали, с чего бы сейчас двигать? У нас тут съедобные скалы завелись?
— Всяко вероятнее, цем залежи драконьего говна, — хмыкнул дед. — Но ойстрийцам на выгоду плевать, заруби себе на носу. Тамошних сеньоров хлебом не корми — дай только удаль свою показать. Цихнёт наш посол при ихнем короле — враз обидятся и примцатся «цесть отстаивать». А про выгоду — это Ранфия вон, всё идёт к тому, цто там купцы короля заборют, придут с запада, торговый путь в Ойстрию прорубать да пошлины не платить. Или, скажем, со Святого Острова приплывут, ересь искоренять, или, не приведи Спаситель, и вовсе…
— Да хватит, хватит, дед! — вспылил, не выдержав, Реймонд. — Я всё понял, да, я — говно, только не драконье, а говно, как маг!
— О, о, раскипятился, — фыркнул Агостон. — Неприятно слышать правду? Ну извини, так вот оно обыцно в жизни и бывает, если слишком много приятного, то потом будет оцень неприятно. И скажи спасибо, цто я тебя молнией не шарахнул, для пусцей доходцивости!
— Спасибо, — процедил сквозь зубы Реймонд.
— Видишь, я за тебя есцё не взялся толком, а ты уже жалеешь, — усмехнулся дед.
— Серьёзно?
— Похоже, что я шуцу? — посуровел Агостон. — Или ты пропустил мимо ушей мои предыдущие слова? Ты же упрекал меня, цто я тебя не учил? Теперь будешь уциться под моим руководством.
— Но…
— Разумеется, ты можешь отправиться в любой другой университет…
— Хочу в университет Имеона! — воскликнул Реймонд.
Агостон скривился, словно укусил горсть козлиных ягод, и договорил:
— …если сумеешь сам за него заплатить.
Энтузиазм Реймонда тут же увял, а готовый сорваться крик «Дед, ты лучший!» умер в зародыше.
— Выуцишься, и с моей рекомендацией приедешь и сдашь так называемый практицеский экзамен, на подтверждение квалификации подмастерья.
После окончания университета Реймонд тоже стал бы подмастерьем, но слова об этом, подобно предыдущему радостному воплю, тоже так и не были озвучены. Не стоило испытывать судьбу: дед и без того уже один раз сказал про «пропускание мимо ушей».
— Да, деда, как скажешь, — вздохнул Реймонд.
— Для закрепления урока послушания, а также осознания того, цто тебя ждёт, если не будешь стараться, засуцивай рукава и начинай убирать башню, сверху вниз или снизу вверх, мне всё равно, срок тебе до вецера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Но, деда, это же невозможно! Вон, башня какая большая!
Реймонд даже голову вскинул, словно собирался увидеть все четыре этажа башни одновременно.
— Башня большая? А ты не маг, что ли? — поинтересовался дед. — Вон, до тебя тут был Грегор Макратиш, так не смотри, цто наследник главы клана, без всякой магии за полдня башню убирал!
