Мне захотелось взять их.
Они были так нужны мне.
И я взял их.
Я сунул пачку в карман и закрыл сумочку. Мое сердце билось неистово – я почувствовал себя вором. Над телефоном висело маленькое зеркало. Заметив в зеркале какое-то движение, я посмотрел в него.
Она стояла у меня за спиной и наблюдала за мной. Ее солнцезащитные очки отражались в зеркале двумя зелеными пятнами.
Значит, она не ушла.
Я не знал, давно ли она стоит тут.
Но она стояла тут.
Глава вторая
I
Когда тебя охватывает шок, от которого сжимается сердце, отключается мозг и стынет кровь, какая-то твоя частичка умирает.
Зажав сумочку в руке, я стоял и смотрел, не отрываясь, на пару огромных стекол, отражавшихся в зеркале, и потихоньку умирал.
Я мигом протрезвел. Пары спиртного улетучились мгновенно: казалось, будто бритвой рассекли кисею.
Она позовет бармена, тот обнаружит пачку денег у меня в кармане и вызовет полицейского. А уж легавый позаботится о том, чтобы меня со стопроцентной гарантией снова препроводили в камеру, только на этот раз не на четыре года – срок дадут гораздо больший.
Пальцы негромко забарабанили по стеклу. Поставив сумочку на полку, я повернулся и открыл дверь.
Женщина шагнула в сторону, давая мне выйти из будки.
– Кажется, я оставила тут сумочку, – сказала она.
– Верно. Я уже собирался отдать ее бармену.
Возможно, наилучшим выходом для меня было проскочить мимо нее и выбежать из бара, прежде чем она откроет сумочку и обнаружит пропажу денег. На улице я мог выбросить деньги, и тогда еще неизвестно, кому из нас двоих поверят на слово.
Я сделал первое движение и остановился. Бармен вышел из-за стойки и отрезал мне путь к выходу. Он в недоумении приближался к нам, оставаясь между мной и дверью.
– Этот парень пристает к вам, леди? – спросил бармен.
Она медленно повернула голову. Я почувствовал, что эта женщина в любой ситуации сохраняет выдержку и невозмутимость.
– Нет, что вы. Я по рассеянности забыла сумочку в будке. Джентльмен собирался отдать ее вам на хранение.
Бармен подозрительно посмотрел на меня.
– Правда? – сказал он. – Ладно, поверим.
Я стоял как истукан. У меня так пересохло во рту, что я и слова вымолвить не мог, даже если бы знал, что сказать.
– В сумочке есть ценности, леди? – спросил бармен.
– О да. Я поступила легкомысленно, оставив ее.
В голосе женщины звучал металл. Любопытно, а глаза у нее, если снять очки, такие же жесткие или нет, мелькнуло у меня в голове.
– Вы бы лучше проверили, все ли на месте, – сказал бармен.
Спасет ли меня один хороший удар? – подумал я и решил, что нет. Бармен, похоже, выдержал в свое время множество ударов, и пища явно шла ему впрок.
Она шагнула мимо меня в будку и взяла сумочку.
Я смотрел на женщину с замирающим сердцем. Она вышла из будки, открыла сумочку и заглянула в нее. Своими длинными пальцами с серебристыми ноготками она порылась в сумочке, лицо ее оставалось безучастным.
Бармен, тяжело дыша, посматривал то на меня, то на нее.
«Ну все, – подумал я. – Через полчаса сидеть мне в камере».
– Нет, все на месте, – сказала она и медленно повернула голову в мою сторону. – Благодарю вас. К сожалению, я очень небрежно отношусь к своим вещам.
Я молчал.
Бармен посветлел лицом.
– Все в порядке, леди?
– Да, спасибо. Я полагаю, это надо отметить.
Она посмотрела на меня. Круглые зеленые стекла ее очков не говорили мне ни о чем.
– Вы позволите вас угостить, мистер Барбер?
Значит, она меня знала. Это было неудивительно. В день моего освобождения «Геральд» опубликовала мою фотографию с пояснением, что я выпущен из тюрьмы, где отбывал четырехлетний срок за убийство. Они не забыли упомянуть, что в момент аварии я находился в нетрезвом состоянии. Качественный снимок расположили на первой странице, так что не заметить его было трудно. Еще один подарок от Кьюбитта.
Почувствовав сталь в ее голосе, я решил, что угощение надо принять, и сказал:
– Спасибо, хотя вы мне ничем не обязаны.
Она повернулась к бармену:
– Два хайбола, и побольше льда.
Она прошла мимо бармена к моему столику и села.
Я сел напротив нее.
Она раскрыла сумочку, вытащила сигаретницу и протянула ее мне.
Мы оба взяли по сигарете. Она зажгла золоченой зажигалкой сначала мою, потом свою; бармен принес бокалы. Он поставил их на стол и удалился.
– Как вы себя чувствуете, мистер Барбер, на свободе? – спросила она, выпуская дым из ноздрей.
– Нормально.
– Я вижу, вы больше не работаете в газете.
– Да.
Она наклонила бокал, звякнув кубиками льда, и стала разглядывать его, словно он интересовал ее больше, чем я.
– Я заметила, вы частенько сюда захаживаете.
Она указала серебряным ноготком в сторону окна.
– Я снимаю пляжный домик неподалеку.
– Это, наверно, удобно.
Она подняла бокал и немного отпила из него.
– Означают ли ваши частые визиты сюда, что вы еще не подыскали себе работу?
– Да, это так.
– Надеетесь найти ее в ближайшее время?
– Надеюсь.
– Это, должно быть, непросто.
– Верно.
– Если бы вам предложили работу, вас это заинтересовало бы?
– Что-то не понимаю. Вы предлагаете мне работу?
– Возможно. Вас это интересует?
Я потянулся рукой к хайболу, но тут же раздумал пить. Я и так уже сегодня порядочно принял.
– Какую именно?
– Высокооплачиваемую, абсолютно конфиденциальную, с долей риска. Последнее обстоятельство вас не смущает?
– Вы хотите сказать, это что-то противозаконное?
– О нет… ничего противозаконного в ней нет… совершенно ничего.
– Это мне ни о чем не говорит. Тогда в чем риск? Я согласен на любую работу, но я должен знать, что мне предстоит делать.
– Понимаю.
Она отпила немного из бокала.
– Вы совсем не пьете, мистер Барбер.
– Я знаю. В чем заключается ваша работа?
– Сейчас у меня мало времени, да и этот бар не слишком-то подходит для доверительной беседы, правда? Разрешите вам как-нибудь позвонить. Мы можем встретиться в более удобном месте.
– Мой телефон в справочнике.
– Тогда я так и сделаю. Вероятно, завтра. Вы будете дома?
– Постараюсь.
– Я заплачу.
Она открыла сумочку и замерла, нахмурившись.
– О, совсем забыла.
– А я нет.
Я извлек пачку из кармана и бросил ей на колени.
– Спасибо.
Она вынула из-под пятидесятидолларовой купюры пятерку, положила ее на стол, кинула остальные деньги в сумочку и, закрыв ее, поднялась из-за столика.
Я тоже встал.
– Тогда до завтра, мистер Барбер.
Она повернулась и вышла из бара. Я наблюдал за тем, как она переходит улицу, соблазнительно покачивая аппетитными бедрами, и направляется неторопливым шагом к автостоянке. Я подошел к стеклянной двери бара. Она села в серебристо-серый «роллс-ройс» и уехала. Я смотрел ей вслед, пораженный, но не настолько, чтобы не запомнить номер ее машины.
Я вернулся к столику и сел, почувствовав слабость в коленях. Выпил немного хайбола и зажег сигарету.
Подошел бармен и забрал пятерку.
– Хороша крошка, пальчики оближешь, – сказал он. – Похоже, денег у нее куры не клюют. Ты с ней столковался? Получишь вознаграждение?
Я смерил его долгим взглядом, поднялся и ушел. К вашему сведению – больше я туда ни ногой. Когда я прохожу мимо этого бара, мне становится не по себе.
Через дорогу размещался филиал «ААА».[2] Руководил им парень, которого я хорошо знал еще со времен моей службы в «Геральд». Звали его Эд Маршалл. Я пересек улицу и зашел в контору.
Маршалл сидел за письменным столом и читал журнал.
– О господи! – воскликнул он, вскочив на ноги. – Как дела, Хэрри?
– Порядок, – ответил я и пожал ему руку. Его сердечность радовала: большинство моих так называемых друзей старались поскорее отделаться от меня, когда я заглядывал к ним, но Маршалл был славный малый, мы всегда с ним ладили.
Я присел на край его стола и протянул ему пачку сигарет.
– Бросил, – покачал он головой. – Боюсь рака легких. Как чувствуешь себя на воле?
– Нормально, – сказал я. – Привыкнуть можно ко всему, даже к свободе.
Мы поболтали о том о сем с десяток минут, пока я не перешел к истинной причине, которая привела меня сюда.
– Скажи мне, Эд, кому принадлежит серебристо-серый «роллс-ройс»? Номер CAXI.
– Ты, наверно, говоришь об автомобиле мистера Мальру.
– Да? Это его номер?
– Совершенно верно. Сказка, а не машина.
И тут меня словно обухом по голове ударили.
– Уж не Феликса ли Мальру ты имеешь в виду?
– Именно его.
– Разве он живет в Палм-Бэй? Я думал, он в Париже.
– Он купил тут дом пару лет назад. Здешний климат ему полезен.
Я чувствовал, как колотится мое сердце, и с трудом скрывал волнение.
– Мы говорим об одном человеке? Мальру – король цинка и меди? Один из богатейших людей на земле?
Маршалл кивнул:
