Соседство с лесом имело и другие преимущества: своими дарами в виде ягод, грибов, кореньев, пушнины и дичи он давал семье корабела всё самое необходимое для пропитания и выживания, море же щедро вносило свою лепту в хозяйство викинга, загоняя в сети мужчины рыбу и моллюсков.
Всю дорогу до нового жилища невольница молчала и с опаской наблюдала за окружающими пейзажами: рассказы о кровожадных человеческих жертвоприношениях асеманнов и путь сквозь тёмный лес, переплетясь в её голове воедино, рождали не одну кошмарную картину того, что с ней могли сделать эти жестокие люди.
К счастью, Варди и его сын к таковым не относились.
Едва только трофей викингов оказался в жилище кораблестроителя, его жена, седая и долговязая Ингеборга, обомлела. На пороге она словно увидела свою родную дочь, свою любимую Мию, чью жизнь у неё отняли суровые боги и холодный омут пролива.
— Это же...
— Невольница, привезена из нашего похода в Бремерхафен, — перебил мать Йохан. — Отец решил, что теперь она будет жить с нами и помогать тебе.
— Неужто Фрейя сжалилась над своей рабыней! — в слезах произнесла Ингеборга и кинулась гладить волосы и лицо нового члена семьи. — Как тебя зовут, прелестное дитя?
Оторопевшая от подобного ласкового обращения — каждое прикосновения, каждое слово старухи были пропитаны любовью — девушка и сама прослезилась, но так ничего и не ответила.
— Может, немая она... — вздохнул Варди, глаза его от счастья супруги также стали влажными. — За всё плавание не проронила ни единого слова.
— Тогда буду звать тебя Мией, дитя. Так ты похожа на мою дочку! — запричитала женщина и, взяв рабыню за запястье и схватив какой-то небольшой холщовый мешочек, повела её за собой во двор. Так они и оказались в бане.
— Я Ингеборга, не пугайся меня, милая. Твои страдания закончены, будешь помогать мне тут по хозяйству и развлекать старую. Можешь забыть про все ужасы и лишения, что пережила во время нападения и плавания. Такая красивая... и такая худая... Если эти голодные животные сворой набросились на тебя там, чтобы удовлетворить своё желание...
Русоволосая девица лишь прикусила губу и помотала головой, едва сдерживаясь от того, чтобы не зарыдать: пусть к ней на корабле не притрагивались, одни только воспоминания о последних неделях вызывали в её груди острую как клинки викингов боль.
— Поняла. Тем лучше для них — а то каждого я бы избила веслом от лодки Варди! — рассмеялась Ингеборга и раздела свою приёмную дочь, что стыдливо прикрыла груди руками. — Сейчас я смою с тебя всю грязь и плохие воспоминания, а потом займусь ранами.
От столь бережного материнского обращения плотину чувств Мии прорвало, и она прижалась к пожилой женщине в своём беззвучном плаче. Крупные слёзы, которым словно и не было конца, потекли по щекам девушки, руки же мелкой дрожью затряслись от волнения.
Ингеборга ещё крепче обняла слабое, истощённое тело невольницы.
— Отныне, Мия, никто не причинит тебе вреда, пальцем не тронет, если не захочет неприятностей. Мой муж — лучший корабел в Ругаланне и приближённый правительницы Гуды! С нашей семьёй шутки плохи: супруг и сын опытные воины, да и сама я, хоть и стара, но не робкого десятка.
Женщина, зачерпнув тёплой воды деревянным ковшом, начала мыть длинные волосы девушки и запела тихим, убаюкивающим голосом:
— Косы русые я заплету в ночь Йоля (1),
Колесо всеотца поверну — зиму прогоню,
Косы русые я распущу в Мидсоммар (2),
Ягод соберу и принесу их в дар огню.
Пожилая Ингеборга, закончив мыть свою приёмную дочь, оставила её наедине с собой и принесёнными одеждами, что когда-то принадлежали её утонувшей Мии: пусть лучше они не пылятся в сундуке, а принесут пользу и хоть немного порадуют невольницу.
Сама жена Варди уже вовсю готовилась к ужину в длинном доме и прихорашивалась. Женщина надела на себя зелёное платье из плотной ткани, поверх которого набросила уютную меховую накидку из беличьих шкурок, а на шею норвежки легла тяжёлая золотая цепь — когда-то, ещё будучи молодым, в набеге её отхватил супруг и подарил своей суженой на свадьбу.
Старый корабел и их сын также приоделись, поэтому осталось подумать над тем, взять с собой рабыню или же оставить её в стенах дома одну. Пусть относились здесь к ней как к родной дочери, кто знал, какие мысли могут прийти в светлую голову этой немой девушки?
Со скрипом дверь в дом приоткрылась, но Мия, не решаясь войти внутрь, так и осталась стоять на пороге. Ингеборга, улыбнувшись, тут же взяла девушку за руку и провела внутрь, ближе к теплу очага.
— Не стесняйся, наш дом отныне и твой дом, голубушка.
Едва только девушка переступила порог, как приковала к себе взгляды обоих Варди и Йохана.
Пусть Мия и была небольшого роста, благодаря изящному телосложению и завязанному чуть выше талии поясу она казалась чуть выше. Тонкие бледные руки, что уже почти зажили, заканчивались длинными и нежными пальцами, что словно не знали тяжёлой домашней работы: не было на них ни мозолей, ни уколов от швейных иголок. Словно была она принцессой или другой дамой благородных кровей — вот только что такая могла позабыть в Бремерхафене у резиденции епископа?
Длинные русые волосы после расчёсывания и мытья заструились слегка непослушными волнами до самого пояса, в нескольких местах невольница перевязала их простыми льняными ленточками небесно-голубого цвета. И разве не чудесное совпадение, что платье погибшей дочери Ингеборги пришлось ей в пору? Даже с учётом того, что василькового цвета наряд отличался скромным фасоном, фигуры рабыни он не скрывал, а лишь умело намекал на все её достоинства плотным обхватом тонкой талии и небольшим вырезом, слегка открывающим взгляд на высокие, налитые молодостью груди.
Лицо, до этого бывшее фарфорово-бледным, после бани наконец-то обрело здоровый розовый румянец, как и тонко очерченные губы цвета спелой вишни. Больше всего, однако, приковывали взгляды старого корабела и его сына глаза девицы — большие, напоминающие по форме миндаль, с густыми чуть завитыми ресницами, они казались более схожими с очами дикой лани или юного оленёнка, нежели обычного человека.
Сейчас в этих глазах все присутствующие видели смесь из любознательности и замешательства.
— Да ты просто красавица, наградила тебя Фрейя всем, чем положено! — расплылся в улыбке муж Ингеборги и посмотрел на супругу: та просто сияла от счастья. — Отныне никто и ничто тебе не угрожает, под крышей моего дома ты в полной безопасности, накормлена и согрета. И принадлежишь ты только моей жене, Ингеборге. Сейчас мы собираемся в медовый зал к правительнице Гуде, дабы отметить завершение похода.
— Чего тебе одной в четырёх стенах горевать, пойдём с нами? — с нежностью в голосе добавила пожилая женщина. — Впрочем, если захочешь остаться тут, я не буду серчать, воспоминания о всех этих воинах и разграблении твоего города — соль для незатянувшейся сердечной раны.
Мия тотчас же сомкнула обе ладони в жесте, полном мольбы, и принялась мотать головой: оставаться тёмной ночью одной, в незнакомом доме и наедине со своими воспоминаниями ей было куда страшнее, нежели отправиться на приём к тем, кто сжёг её родной город. По крайней мере, там рядом с ней будут заботливые Варди и Ингеборга.
— Успокойся, дитя, всё хорошо. С нами отправишься! — радостно кивнул ей корабел.
В глубине души старина Варди ликовал: его впавшая в хандру с момента смерти дочери супруга наконец-то нашла себе кого-то, о ком сможет заботиться и посвящать в свои женские штучки. Разве не достойна была Ингеборга такой награды?
Пусть женщина прольёт тёплый дождь из объятий и любви на эту богами забытую невольницу, что стала настоящим спасением и утешением — живая игрушка для Ингеборги в глазах его стоила куда дороже, чем всё золото и драгоценности, добытые в германских землях, особенно, если сможет утолить старые печали его суженой.
Когда все приготовления завершились, из своего жилища на окраине Эгерсунна отправились они в длинный дом, где уже началось торжество. Медовый зал буквально трещал от количества гостей, и неспроста: собралась в его стенах чуть ли не вся столица!
