– Кого?
– Епископа Эрлиха. Он пришёл в церковь с военной службы. Тогда он был капитаном, причём, одним из самых молодых! Мало кому удавалось продвинуться по службе так быстро!
– Так он бывший военный?
– Тяжёлая панцирная конница. Командовал там отрядом всадников.
– Ничего себе! Боевой мужик, оказывается!
– Как и половина высших иерархов нашей церкви. Видишь ли, сын мой, от слова военачальника зависит жизнь его отряда. А от слова священника… иногда зависит гораздо больше. Не только жизни людей! Не научившись подчиняться – не станешь командиром. Не можешь командовать сотней – не берись за тысячу!
Да… под таким углом зрения я на здешних попов как-то и не смотрел. Теперь некоторые непонятные мне ранее вещи становятся более объяснимыми. Ясно теперь, откуда в церкви появились спецмонахи с их жесткой дисциплиной и иерархией. Хм, а вот воинских подразделений у них нет! Хотя, вполне могу себе представить, какими они были бы!
– Да уж, ваше преосвященство, озадачили вы меня! Не знал я таких вот подробностей!
– Отчего ж не спросил?
– А рассказали бы?
– Ты на одной стороне с нами. Один у нас враг, стало быть, нет причин чего-то от тебя скрывать. Церковь, как организация, рискует меньше. Не раз уже терпели мы поражения, но всякий раз снова поднимали голову. А у тебя жизнь одна… и не очень-то она легкая и приятная. Есть, чего терять.
– Спасибо за откровенность, ваше преосвященство. При случае, спрошу кого-нибудь. Если увижу что-то непонятное.
– Спрашивай. А сейчас… наверное, надо идти к тем, кто нас давно уже ожидает. Ты прав, сын мой, времени у нас мало, а дел много. Да и к дождю дело идёт, лучше уйти под крышу.
– К дождю?
– Посмотри на зубцы «каменной вдовы», видишь – они подернулись дымкой? Значит, скоро будет дождь.
– «Каменная вдова»? Кто это?
– Ты не знаешь? – удивляется Гройнен. – Да вот же она – перед тобой!
Его сухая рука указывает на старую башню.
– Э-м-м… А я и не знал, что у неё есть свое имя!
– Так что же тебе не рассказали об этом прошлые жители зам… прости старика, совсем запамятовал! – он совершенно по-стариковски качает головой. – Всё верно, кому было рассказывать-то?
– И что, рассказ был бы интересным?
– Да как тебе сказать… Про эту башню сложено множество легенд. Как ты думаешь, давно ли она здесь стоит?
– Ну… она старше других построек замка. Лет на пятьдесят, я полагаю.
– На сто.
– Ого!
– Ты заметил, что она отделена от остальных построек?
– Разумеется! Стена и ворота в ней. Даже под землей двери есть.
– И что, все они запираются снаружи?
Опаньки, а вот этого-то я и не усёк! Вернее, не совсем так. Увидел, но внимания особого не обратил. А сейчас выходит, что обитатели замка отгораживались от башни? Да… никакого другого объяснения такому расположению запоров просто больше не найти. И эта система затопления коридоров… тоже ведь не просто так придумана, надо полагать.
– Ваше преосвященство, а для чего такие сложности? Башня эта, что, кому-то другому принадлежала? Не хозяину замка?
Епископ встаёт и начинает спускаться вниз по лестнице.
– Видишь ли… я и сам, признаться, немного об этом знаю. Но башня простояла запечатанной шестьдесят лет! Тогдашний епископ наложил запрет на её посещение и, надо думать, что у него были к тому причины. Были заперты и опечатаны все ворота и двери, перекрыты коридоры, ведущие к ней под землей. Некоторые – так и вовсе засыпали.
– Но почему? Эта башня – отличная оборонительная позиция!
– Знаю. Но на замок никто уже не нападал более ста лет. Те, кто хотел это сделать, отчего-то быстро отказывались от такой мысли. Если успевали до этого дожить.
И неудивительно, если вспомнить про то, что находится в его подвалах. Уж силёнок на то, чтобы отвести превратности войны от своего святилища, Молчащие точно не пожалели бы. Скорее всего – и не жалели.
– Так отчего же башня открыта сейчас?
– Предок графа Дарена обратился к епископу с такой просьбой. Прибыл священник, отслужил службу, и печати сняли.
– Ну, вот, видите? Ничего же не произошло!
– Угу. Если не считать того, что это место не рекомендуется посещать женщинам. Она ревнует…
– Да ладно…
– Ни одна из жен графов не могла родить дитя в этом замке. И никакая другая женщина тоже не смогла это сделать. В другом месте – пожалуйста. Те же, кто попробовали, очень об этом пожалели. Принести сюда новорожденного… тут тоже не всё понятно. Кто-то считает, что это хорошо, другие говорят обратное.
Так! А вот это – звоночек! И весьма настораживающий! Заходила ли Мирна в башню? Нет. И это я помню совершенно точно! Ей всегда было не по душе это строение. Даже кровать нашу перевернули так, чтобы не видеть башню из окна. Однако же… ей вскоре рожать!
Делюсь с епископом своими сомнениями. Он молчит, только перебирает губами, словно бы что-то читает про себя.
– Даже и не знаю, сын мой. Возможно, имело бы смысл ей куда-то отъехать на это время, как ты сам думаешь? Я не уверен, но… лучше не рисковать. Спроси у неё… у них обеих.
У Мирны? «… у них обеих…»
– Это у башни-то?! Ваше преосвященство, вы серьёзно? Это же… колдовство!
Епископ похлопывает меня по ножнам Рунного клинка.
– Это – тоже. Допуская одно, как ты можешь отрицать другое?
– Но церковь…
– Ты – Серый. Надо ли мне напоминать, что обычные мерки к тебе неприменимы?
– И… как вы к этому отнесётесь?
– Не заметим. Этого достаточно?
Мы пересекаем двор замка, проходим под аркой ворот внутренней стены. Гройнен поднимает голову и подслеповато прищурившись, оглядывает башню. Вернее – не саму башню, а её входную дверь.
– Вот… – он протягивает руку. – Видишь, над дверью?
– Плита?
– Это не плита. Глина, ею замазали надпись над дверью. Она вырублена в камне, и кто-то распорядился замазать её глиной.
– Зачем?
Вместо ответа епископ разводит руками в стороны.
Оглядываюсь по сторонам и вижу обрубок бревна невдалеке. Упираясь руками, подкатываю его к двери и, поставив на торец, прислоняю к стене. Вытаскиваю из ножен Рунный клинок и, встав на бревно, ковыряю острием замазку. То ли я удачно попал, то ли ещё что – но вся эта маскировка внезапно осыпается вниз, запорошив мне глаза сухой и мелкой пылью.
Отплевываясь, спрыгиваю на землю и, протирая глаза, отхожу в сторону. Гройнен сидит на камне, с интересом наблюдая за моими действиями.
– Ну, ваше преосвященство, что там?
– Почитай…
– Да не разбираю я… и глаза пылью запорошило.
– «Тот, кто рискнет разбудить „каменную вдову“ будет навеки заключён в её объятия. Участь сия не минует и всех тех, кто дерзнет быть свидетелем этого события».
– Фигасе, какие тут губернские страсти! И как сие понимать, ваше преосвященство? Разбудить – это как? Стену поцеловать?
– Не знаю. Но, как ты понимаешь, желающих до сих пор не находилось.
– Думаю, что и сейчас их немного будет. Однако ж пост тут дополнительный поставлю! И надпись эту… Пожалуй, зря я её расковырял. Надо будет сызнова замазать. Ночью, чтобы никто не прочитал.
– Эту башню изучал ещё мой предшественник. Если хочешь, я прикажу доставить тебе его записи.
– Буду премного благодарен, ваше преосвященство! И, вы правы, с Мирной поговорю! А что до башни… пускай себе стоит… в одиночестве, как и раньше.
К моему удивлению, встреча Гройнена с сероглазкой прошла очень даже задушевно и без напрягов. Это было тем более удивительно, ибо Мирна впоследствии рассказала мне о том, что он относился к числу наиболее стойких противников целителей и всей их деятельности. Епископ представлял собой наиболее консервативное церковное крыло. Понятно, отчего Эрлих пригласил именно его. Если уж такой консерватор обвенчает Серого и целительницу… многое может поменяться. Так что, коллеги сероглазки должны будут ей нехило проставиться!
Отдохнув денек, неугомонный старик полез-таки в подземелье. После этого, он, совместно с Эрлихом, употребил немалую дозу «трупоподъёмника». Даже его закалённое сердце с трудом вынесло это зрелище. Отец Варшани, рассказывая о посещении, был краток и серьёзен.
– Епископ пообещал сделать всё, что от него зависит, чтобы раз и навсегда покончить с Молчащими.
Да, учитывая вес старика в королевстве… такое обещание многого стоило.
Незаметные монашки тихой тенью следовали теперь за сероглазкой, аккуратно фиксируя в памяти всё то, что, по их мнению, представляло хоть какой-то интерес. Так мы и обратили внимание на неприметный ранее постоялый двор, расположенный чуть в стороне от дороги к городу.
– Этот человек трижды сопровождал нас, когда мы ехали в город и обратно, – рассказывала сестра Майя, рисуя на листе бумаги его портрет. – Ни разу он не приблизился настолько, чтобы вызвать подозрение охраны, но всякий раз внимательно наблюдал за тем, как устроен наш отряд. Встречает он нас всегда вот в этих местах и провожает вот сюда… Потом возвращается на постоялый двор.