Все мысли и заботы Эрлис сосредоточились на Крейоне, ее первейшей обязанностью было помогать ему и учиться у него. Все остальное не имело значения. Потому она не замечала изменений в жизни Грестора, но сразу отметила новое в поведении Крейона.
Он стал молчаливым и хмурым. Может, это оттого, что у них в последнее время меньше пациентов, спрашивала себя Эрлис. Да нет, не похоже, он, наоборот, всегда радовался, если люди реже болели.
Не появились ли у Крейона враги? - рассуждала дальше Эрлис. У него было безусловное превосходство над другими лекарями, и это давно признали жители Грестора, отдавая ему предпочтение, однако завистников у Крейона как будто не было - он никогда не отказывал своим коллегам в совете, а когда этот совет приносил успех, позволял им присваивать и славу, и вознаграждение.
Если бы неудачи в лечении или опытах не давали ему покоя, она бы знала об этом. Нет, его странная подавленность, убеждалась Эрлис, могла быть связана только с одним - с новым правителем Грестора Сутаром, который возобновил древний культ Бисехо - Грозного бога, бога власти и кары. Два этих имени все чаще возникали на устах у горожан, и всегда их произносили со страхом и уважением. Откуда-то появились забытые изображения Грозного бога, теперь они были в каждом доме, а на улицах поставили столбы, с которых смотрело на прохожих свирепое лицо сурового божества.
Рассказывали о том, как в один хмурый, ненастный вечер над замком появилась сверкающая ладья, в которой во всем своем грозном величии стоял Бисехо. Старые люди узнали его чудовищный лик. Так повторялось изо дня в день, в одно и то же время. Прежний правитель, не больно усердствовавший в почитании ужасного пришельца, скоропостижно скончался. Говорили, что это Бисехо покарал его. А на смену ему пришел ранее никому не известный Сутар - он был угоден Грозному богу.
Любимым цветом нового правителя был желтый цвет, который он считал цветом радости и достатка. Все население разделили на ступени. Самая высокая ступень - желтая. Тот, кто достиг ее, получал из рук Сутара желтый плащ с красной каймой, а также право выкрасить свой дом в желтый цвет. Встать на эту ступень мог каждый, независимо от того, какое положение занимал в обществе прежде, если он делом доказал свою преданность новой власти. Оранжевый и красный цвета также означали благосклонность правителя, богатство и почести. Далее шли фиолетовая, затем синяя, зеленая и коричневая ступени. Каждый должен был носить плащ одного определенного цвета. Но за личные заслуги Сутар от имени Грозного бога мог перевести человека на более высокую ступень. Низшим ступеням раздавали еду и одежду, а когда наступали холода, то и топливо, правда, всего этого редко хватало на то, чтобы сводить концы с концами, но все больше людей приносило клятву на верность новой власти и признавало Бисехо наивысшим божеством. Перед ним трепетали, а про Сутара рассказывали невероятные вещи: будто бы он, впервые увидев человека, мог все про него рассказать, будто бы слышал каждое слово, вымолвленное о нем или о Бисехо, где бы оно ни прозвучало, и воины в блестящих шлемах забирали в замок всех тех, кто осмелился так или иначе выказать свое недовольство. Крейон, правда, считал, что это следствие доносов тех, кто стремится выслужиться перед Сутаром. Некоторые вовсе не вернулись из замка, и об их исчезновении ходили слухи один страшнее другого. Тех же, кого отпускали домой, словно кто-то подменил. Эрлис хорошо знала кузнеца, жившего по соседству, веселого, острого на язык силача. Слыхала, как отпускал он колкие шуточки в адрес самого Грозного бога. Из замка он пришел с потухшими глазами и больше не шутил... Жена его долго плакала, а дети сперва поглядывали на отца с удивлением, а потом стали обходить его стороной. Но работал он теперь с особым рвением и за день успевал сделать больше прежнего... Да если б только один кузнец! Таких, как он, можно было встретить на каждом шагу - равнодушных ко всему людей, знавших лишь работу, еду и сон. Уличная певица, живая и яркая, как огонек, рыжая девушка, теперь, потупив глаза, пела лишь тягучие и заунывные древние гимны Грозному богу - другие песни были запрещены. В Гресторе не стало слышно смеха. Матери перестали рассказывать детям сказки, чтобы ненароком не сказать чего-нибудь неуместного: трудно было угадать, что сочтут крамольным завтра. Находились и смельчаки, которые решились бросить все и уйти куда глаза глядят - лишь бы подальше от Грестора. Как сложилась их судьба, было неизвестно, и уж совсем тихо, озираясь по сторонам, шептали о том, что многие из них укрылись высоко в горах, среди неприступных скал, и собирают силы против Сутара. Называлось даже имя их предводителя - Ратас. Говорили, что он владеет тайным знанием, чарами, без них Сутара не победить - человеческих сил для этого мало...
Страх окутал город, словно густой туман, он был таким ощутимым, что, казалось, протяни руку - и дотронешься до него. Каждый месяц носился над Грестором в своей золотой ладье Грозный бог, и все больше народу приходило поклониться ему. Однако Крейон не ходил туда ни разу, а Эрлис поступала так же, как и он.
Но однажды утром в дверь их дома постучал высокий человек в желтом плаще с красной полосой. Он передал Крейону приглашение в замок. Впрочем, это был скорее приказ немедленно явиться.
Эрлис открыла посланцу дверь, и от первого же взгляда на его холодное сухое лицо с длинным носом и тонкими губами сердце ее сжалось в предчувствии беды. Она успокаивала себя, как могла. Если и вправду Сутар видит человека насквозь, то Крейону бояться нечего: за всю свою жизнь он никому не причинил зла! И все же, когда он отправился в замок, девушка места себе не находила. Как в прежние времена, все у нее валилось из рук, она даже разбила чашку - в этом доме такое с ней случилось впервые! Чашка была не такой уж и красивой, но Эрлис отчего-то стало ужасно жаль ее, и она горько заплакала.
Девушка просто представить себе не могла, как она будет жить без Крейона. Однако к вечеру он вернулся и несказанно удивил ее тем, что был спокоен, доволен, даже улыбался! Эрлис просияла: недаром же она так верила в него!
Хотя Крейон ничего не рассказывал ей, а напротив, сразу же прошел в голубую комнату и попросил его не беспокоить, Эрлис заснула безмятежным сном.
Девушка проснулась на заре, быстренько собралась и помчалась на рынок: был как раз базарный день, надо бы пополнить запас продуктов. Эрлис удачно купила продуктов и, когда б не тяжелая корзина, понеслась бы домой вприпрыжку. Снова Крейон такой, как раньше! Снова все пойдет хорошо!
На душе у Эрлис было легко и весело, и не заметила она, что их улица отчего-то словно вымерла. Когда же увидела возле дома Крейона золотые шлемы, прятаться или убегать было уже поздно. Да она и не подумала бы убегать: ведь там, в доме, остался Крейон... Среди воинов девушка узнала того, высокого, что приходил вчера, и в ужасе замерла. А он смерил Эрлис тяжелым взглядом и медленно двинулся к ней.
Давно забытое чувство охватило девушку. Она вновь стала "мышонком", маленьким настороженным зверьком, и мир вновь распался на две части. Жестокий, неумолимый враг стоял перед нею - не только умом, а всем своим существом Эрлис понимала это, - но теперь уже не страх, а ярость владела ею, ведь это был прежде всего враг Крейона, он угрожал всему тому доброму и ясному, во что она верила теперь. И Эрлис приготовилась дать отпор.
- Где лекарь? - спросил высокий. - Я знаю, ты его служанка. Отвечай, где он?
- Нету дома, - уверенно соврала Эрлис (как давно ей не приходилось врать!) - Я проснулась, а его уже не было. Верно, к больному ночью позвали.
- Тогда ты откроешь нам дверь, - не допускающим возражений тоном произнес высокий, Эрлис догадалась, что он тут главный. - Нам нужно осмотреть дом.
Такого девушка не ожидала. Она надеялась, что люди Сутара уйдут, готова была и к тому, что уведут ее с собою, но оставят в покое дом Крейона. Плохо же она их знала! Теперь Эрлис делала вид, что ищет в корзине ключ, которого там не было и быть не могло. Видно, Крейон издали заметил желтые плащи и успел закрыться изнутри.
- Долго, - недовольно скривил тонкие губы высокий. - А ну-ка, помогите ей.
Кто-то грубо выхватил у Эрлис корзину и перевернул ее. Все, что она совсем недавно тщательно выбирала на рынке, попало под тяжелые башмаки. Раздавленные ягоды алели на камнях мостовой, словно кровь. Эрлис вспыхнула и бросилась было на воинов, но ее схватили и скрутили за спиною руки.
- По-моему, девчонка врет, Турс, - обратился к высокому старый воин с красным рубцом над бровью. - У нее ключа нет. Лекарь дома.
- Вот это хуже, - щурясь, как от солнца, ответил Турс. - Теперь не удастся захватить его врасплох. А он нужен нам только живым. - Он медленно цедил слова, будто взвешивал каждое из них. Эрлис дважды ловила на себе его недобрый взгляд. Она невольно подалась назад. Турс заметил ее движение и усмехнулся - усмехнулся странно и страшно.
