Он как обычно принял позу поэта. В левой руке держал листки со стихами, а правой рисовал в воздухе символы, выражающие настроение и придающие образам семантическую абстрактность.
Он читал красиво и увлечённо, а Алексей Александрович слушал внимательно, направив свой взор на картину с лилией.
Не надо воевать с ребятами,Смешливыми и плутоватыми,Самолюбивыми, лохматыми,Застенчивыми, угловатыми,Надменными акселератами,Трусливыми и хамоватыми,Пустыми, скрытными, пассивными,Красивыми и некрасивыми,Прямыми, вспыльчивыми, дерзкими —Со всеми их словами детскими,Которые запоминатьИ после им припоминатьНе надо…Как же, их простить???Да так вот…И не надо мстить.Не надо воевать с ребятами.Во всём, конечно, виноватыми.
Он закончил читать и сразу ушёл в творческую задумчивость. Видимо, забыл, что рядом стоял человек – его ценитель. Спустя пару минут он оторвал взгляд от окна и направился к своему рабочему столу. Сел за стол, взял авторучку, сгрыз её верхнюю часть и устремил взор в никуда. Потом опустил голову и стал быстро записывать.
Алексей Александрович был действительно очарован стихами: искренняя любовь к детям и владение образностью слова рождали педагогическую поэзию. Он хотел похвалить директора, но, увидев, что тот в плену вдохновения, бесшумно вышел из комнаты и шёпотом предупредил секретаршу:
– Не тревожьте его, пока сам не позовёт!
И поспешил в свой класс.
***
Учителя-коллеги охотно взялись сделать из него учителя. Приглашали на свои уроки, на методические объединения, давали наставления и объяснения. Даже делились своими конспектами уроков, разрешали списывать.
Но у него складывалось впечатление, что он всё это и так знает. Скажем, сидит он на уроке математики маститого, опытного учителя, записывает весь ход урока: все вопросы учителя, все ответы. И всё это кажется ему до боли знакомым. Иногда он забывал, что сам уже вроде учителя, и тогда ему казалось, что он ученик-второклассник и его вот-вот вызовет учительница, задаст вопрос, он запнётся, а она раздражённо скажет: «Что мне с тобой делать… Опять двойка!» В такие моменты ему хотелось заплакать, закричать, зарыдать, бунтовать.
Был случай, когда он выкрикнул на уроке: «Вы не имеете права!» Учительница посмотрела на него в недоумении. Дети оглянулись. И он сразу обнаружил, что давно уже не ученик и ему никто в жизни больше не осмелится задать вопрос: как пишется слово «ещё» или сколько будет от двадцати отнять девятнадцать. И не будет такого, чтобы на него набросился кто-нибудь из учителей и обозвал «тупым», как сделала эта учительница, которая давала ему показательный урок.
На уроках своих коллег, – а они часто специально для него готовили уроки, чтобы учить новичка, – он не учился, а возмущался. Возмущался тем, что они только спрашивали у своих учеников, а те, бедные, только отвечали. Учителя разгуливали по всей классной комнате, а дети не могли шевельнуться без их разрешения. Учителя оценивали их знания и ставили отметки, а дети были лишены права оценивать уроки своих учителей и ставить отметки им. Они могли обругать ребёнка, накричать, высмеять его, а тот, напуганный учительским гневом, беспомощно опускал голову, краснел, плакал.
Может быть, этому мальчику или этой девочке, как ему самому, когда он был учеником и когда учительница унижала его, тоже хотелось умереть на месте или выброситься из окна, чтобы хотя бы так вызвать к себе чувство сострадания одноклассников и наказать учительницу? Он сам, будучи учеником, после очередной учительской грубости не раз подумывал, что, вот, придёт домой и найдёт способ, чтобы покончить с жизнью. А теперь на уроках своих коллег ему то и дело казалось, что у того мальчика, которого оскорбили, тоже появляется мысль о самоубийстве.
И ему становилось плохо, хотелось встать и демонстративно выйти из класса. Но детдомовское воспитание не позволяло ему так поступить. И когда в конце урока к нему подходила гордая учительница в надежде услышать похвалу от начинающего учителя, этот начинающий открывал рот как рыба, не в состоянии выпустить ни звука.
Какие же уроки проводил он сам? Делал всё наоборот, чему учили и что показывали коллеги и, конечно же, назло своей учительнице, которая однажды вызвала его маму и что-то грубо ей сказала.
Коллеги к нему на уроки не приходили. Им не нужно было ходить к нему, ибо они и мысли не допускали, что у него тоже можно чему-то научиться.
Завуч не спешила его проверять, у неё и так было много забот: готовить отчёты, собирать справки, составлять планы, а также разрешать конфликты. Ей не нужно было проверять новичка ещё и по той причине, что на него не было никаких жалоб от родителей. Ещё она боялась того, что обиженный проверкой учитель мог уволиться из школы. И где тогда найти замену? Никто не хочет работать учителем, тем более если школа находится на окраине города.
***
Из кабинета директора он поспешно направился в свой класс.
Дети встретили его радостными возгласами.
– Что мы будем делать? – спросил он у детей.
– Сегодня хорошая погода, давайте погуляем…
– Лучше в футбол поиграем…
– Нет, – сказал учитель, – так нельзя. Урок есть урок. Вот и спрашиваю, что нам делать на уроке?
У него получилось так, что всю программу по чтению и математике он закончил гораздо раньше, чем полагалось. Другие учителя жаловались, что у них не хватает времени, чтобы пройти программу. А у него хватило. И он растерялся: что дальше делать? Не станет же повторять и закреплять пройденное. Тогда он обратился к детям:
– Скажите, что нам делать, когда делать уже нечего?
Сначала предложили почитать что-нибудь интересное. Он сказал:
– Хотите, почитаю вам то, что сам читаю? Это не детская книга, а для взрослых.
Дети восхитились.
Он показал им толстую книгу. Это был роман Достоевского «Преступление и наказание».
– Ух ты! – порадовались дети.
И он начал им читать Достоевского.
Дети увлеклись.
Он не обсуждал с ними ничего, не задавал вопросов. «Слушайте и попытайтесь всё понять», – сказал он детям.
Они, может быть, поняли не всё. Но помогали им чувства: они то грустили, то возмущались, то восхищались. Иногда же лились слёзы – плакали даже мальчики. Не скрывал слёз и учитель.
Так прошла первая свободная от программы неделя.
Когда учитель дочитал последнюю страницу и посмотрел на своих учеников, он их не узнал – они повзрослели, были озабочены.
Потом несколько дней они посвятили музеям, театрам. Остались ещё две свободные недели, после чего завершится учебный год и он расстанется со своим классом и школой.
– Так скажите, что же нам делать?
Голубоглазая девочка сказала:
– У меня есть предложение. Вы же студент филологического факультета, и скоро у вас будут экзамены?
– Это так.
– Нельзя ли узнать, какие вы будете сдавать экзамены?
– Почему же? Можно! Скажем, историю литературы, языкознание…
– Алексей Александрович, – прервала голубоглазая девочка, – расскажите нам об истории русской литературы.
– Что?!
Но дети воодушевились.
Всех перекричал зеленоглазый мальчик.
– Алексей Александрович, вообразите, что вы профессор университета, а мы ваши студенты четвёртого курса. Прочитайте нам лекции по истории русской литературы, а потом мы сдадим вам зачёты…
Класс взорвался от восторга.
– Как?! – не сдавался учитель. – Вы же ученики четвёртого класса!
– А вы вообразите, что мы студенты.
– Но вам будет скучно, лекции ведь для взрослых!
– А вы сделайте так, чтобы нам было интересно.
– Вы же не поймёте.
– Но мы поняли Достоевского…
Все возражения учителя дети смело парировали.
Он отошёл к окну, посмотрел, какую нежную зелень распускают деревья.
Дети застыли в ожидании.
– Значит, вы хотите послушать курс лекций по истории русской литературы? – он не обернулся к детям. За его спиной прогремело «да». – Значит, вы как студенты, а я как профессор? – опять мощное «да». – Так и быть! – сказал он.
– Ура! – закричали дети.
Но Алексей Александрович преобразился.
Его глаза увидели перед собой за студенческой скамьёй тридцать шесть юношей и девушек, красивых и талантливых молодых людей. Студенты четвёртого курса стоя встретили своего любимого профессора.
– Садитесь, – мягко сказал профессор. – Итак, мы начинаем курс истории русской литературы. Сегодня у нас будут две пары вводных лекций…
***
После уроков… Нет-нет, после лекций со своими студентами Алексей Александрович направился в кабинет директора. Ему хотелось выказать своё восхищение по поводу утренних стихов, но в прихожей его остановила секретарша и шёпотом сказала:
– Он ещё не выходил, всех, кто рвался к нему, я отправила обратно!
– Правильно сделали! – похвалил девушку Алексей Александрович и попрощался с ней.