«Когда вдруг варвары, на свет спеша…»
Когда вдруг варвары, на свет спеша,Войдут в твой дом, мой друг, чтобы обидетьВиденья чистые, когда душаТвоя раскрыта будет, чтоб увидетьЕще не бывшее и свет людей,Где некого нам будет ненавидеть, —Пребудь в видениях твоих, поэт,Они — единые — и смысл и славаВсего живущего. Звериная облаваТеснит на смерть тебя, но смерти нет.
Искупление
Природу новую собою сотвори,Не меньше ты её в правах глубинных;По-детски смейся, плачь, но верностью гориКак лётный свет на крыльях голубиных.
Восходит час утра мечтою голубой,И светел он в твоей большой надежде;Вокруг — твой мир, неистовый, как прежде,Но счастьем дорогим быть может час любой.
Иди на площади, — воителей зови,И бейся сам средь косности и робких;Ты видишь — не было ни братства, ни любвиВ самоспасении, в довольстве одиноких.
И не ищи себе спасения без всех:Свободы нет в тебе без окрыленной цели —Чтоб люди все в тебе как счастье пели, —Не видеть жалобный, сквозь слезы страшный смех.
И эта смерть средь нас, — она и наш раздор,—Покорность древнему велению природы;Что знаешь ты, к чему твой жалкий взорНа все столетия, мгновения и годы…
Еретикам
К чему псалмы и песнопеньяВ блестящем храме над толпой,И голос мертвого забвенья,Кресты на ризе золотой;
И эти вздорные кадила,Поклоны в злую пустоту,Иль церковь снова пригвоздилаУже распятого — к кресту.
Молитвы жалкие струятсяВ потусторонний небострой,И ближние уже двоятсяСамоспасительной мечтой.
И всё останется, как прежде:В грехе и прахе плотский мир,Спасенье праздному невежде,И где-то в небе праздный пир.
На хорах певчая октава —Ответ вотще, но храм звенит, —Его языческая славаИ без Христа к себе манит.
Сокройся, юная вдовица,С своею лептой трудовой, —Так в небе раненная птицаОб землю бьется головой.
Всегда с мечтою кто-то дружен —С твоей мечтой пред алтарем;Чиновник веры им не нуженПод золоченным стихарем.
Твое лицо иконы строже,Любовно царствие твое,Тебе и здесь всего дорожеЗемной улыбки бытие.
Ты больше ангелов небесныхВ твоем величии земном,И только глаз твоих прелестныхКоснулась ночь недобрым сном.
Пусть в хладном сердце о небесномСвивают темные слова, —Ты не уймешься в слове тесном,Твоя кружится голова
От безначального влеченьяСреди небес любви земной,Она — и жизнь и назначенье —Сияет счастьем пред тобой.
Покорность
Монастырская потреба,И напрасней жизни нет:Ночь печальных звезд и неба,Над живыми — мертвый свет.
Это значит — в жизнь не веритьЧеловеческих сердец,Что земного царства двериНе отворят, наконец.
Это значит — поневолеНадо жить, чтоб умереть,Собранной травою в поле —Как бы плевелы — сгореть.
Торжествует скорбной песнейПеснь о царствии в золе;Будто бы она небеснейБрачной песни на земле.
За стеной
Город тихий — город мертвых,Липы солнечно цветут,Много новых, много стертыхПлит надгробных — там и тут.
Отзовись под черной плитой,Жанн Кюжас семнадцать лет!Что же, с лучезарной свитойСмотришь ты на новый свет?
Или мертвое сгубилоСиний сон твоих очей,—Распластало под могилойСреди каменных ночей?
Или звездная тревогаУнесла тебя, несетМимо отчего порогаВ этот свадебный полет?
Или, в брачное играя,Будешь девою кружить,Что бы, вечно замирая,Мертвой не быть и не жить?
Женщина в храме
Расскажи мне что с тобою, —Не печаль в тебе, не страх, —Много любишь, иль с судьбоюПодружила на крестах;
Что же лунная лампада —Не пожарищем горит,Иль она тебе не рада, —Ничего не говорит?
Здесь привычны и покорностьИ вериги на плечах, —Не твоя хмельная гордостьС жарким пламенем в очах.
Или вспомнить ты хотелаНад лампадою слепой —Как над счастьем пролетела,И без власти над собой?
Ни к чему в библейском спореСчастье сердца, и сиятьЦарской силою во взоре,И покорною стоять.
TOUR EIFFEL
Прозрачен вечер на окне —В притихшей зелени осенней;Отражены дома в бассейнеИ небо — в пламенном огне.
Мечтою каменною вкругВзволнован город, в час печальный, —У сердца стынет как венчальныйПривычный и недобрый друг.
Тяжелой памятью припалИ бьется покаянным крикомУшедший день пред светлым ликом,Кого беспомощно предал.
Ты слышишь голос в крике том,Как страшен он, на твой похожий…Скользнул зевающий прохожийПо взгляду взглядом, — как хлыстом.
«Старик бездомный в улицах ночных…»
Старик бездомный в улицах ночныхМечтал о чуде, в поисках ночлега,О радостях съедобных и мясных,О хлебе сладостном, белее снега.
К большому вкусу к жизни и едеПрибавил он еще мечту надежды —Найти бы золото, что бы в бедеСухая боль не обжигала вежды.
И счастье вспыхнуло жестоко, вдруг,Как если б он врага на смерть обидел,Взметнулся огненный у сердца круг,Он золото у ног своих увидел.
На тротуаре, под большой луной,В движениях отчетливо крылатых,Плевок сиял монетой золотойСреди домов тяжелых и богатых.
«Умирали розы на кресте…»
Умирали розы на кресте,Жарко свечи таяли в тумане,Говорил священник о Христе,Говорило сердце об обмане.
Не пойдет священник за Христом,Сердце тоже не умрет с любовью,Только вечность каменным перстомЛучшим всем грозит крестовой кровью.
И герои гибнут на местах,Ничего иным от них не надо:Крепки гвозди на больших крестах,Чтоб земное вытянуть из ада.
За стеною — городской сполох,Глухо заперты чужие двери,Грязный нищий знал, как сам он плох,Чтобы, день большой, любить и верить.
Босяк. Поэма
Средь камней и ночи зимней,В темном образе калек,Под росою снежной, синей,Засыпает человек.
Нищете своей послушный,День холодный и ненужныйОн прошел, спеша пройти,Потому что всем он лишний,Потому что только нищийОн, без цели и пути.
Ночь теперь. Ночные сводыВ ярких звездах. Синь легка.И несет стальные водыПрочь столичная река.
Легко-каменной свободой,В споре с дикою природой,К звездам высятся дома.Нищий к ним идет и ищетДом знакомый. Ветер свищет,Снегом искрится зима.
Над рекою тени арок,Свет хрустальных фонарей, —От рабов царя подарок, —Золотых полет коней.
Он проходит мост широкий,Тротуар ночной и строгий,Мягкой лестницы уклон;Света тихое мерцанье,Двери настежь, восклицанье, —Как к себе заходит он.
Друг он опытный и нежный, —Человек среди людей, —Отряхает иней снежныйНа смеющихся детей.
Отражает свет зеркальныйСтол под скатертью овальный,Жаром дышащий обед,И улыбки, и наряды,И глаза, что гостю рады…Сам он празднично одет.
— Вы откуда? — «Из больницы,И не доктор я опять:Все больные будто птицыУлетели погулять.
Нынче я — садовый гений:В дальнем поле в день весеннийСнова встретимся, и мы —Уговор такой меж нами —Пустошь сделаем садами,В парках скроются холмы.» —
Гостя слушают и радыСлову каждому внимать,И детей сияют взглядыИ на гостя и на мать.
Говорит умно и много,Весело, порою строгоИ печально иногда;Добрый он как надо людямВласть имеющим и судьям,В жизни праведным всегда.
За окном в огнях чугунныйОткрывается балкон;Вся земля и вечер лунный —Как сбывающийся сон.
И террасы этажамиНа домах больших — садами,В лунном серебре цветут;Гости, скрипки, звуки льются,Все влюбленные, смеются,Из цветов венки плетут.
Он прославлен, он играет,И рояль большой звучит,Сердце счастьем замирает,Мир внимает и молчит.
Белыми к рылами рукиОпираются на звукиИ грозят судьбе слепой;Он с землей летит, несется,Во вселенной счастьем бьется, —Увлекает за собой.
Видит он как воплощаютЗвуки вечную мечту:Хочет он, как души чают, —Не погибнуть на лету;
Испытать и царство славы,Жертву сладостной отравы,И свободу, и любовь;Чувство невозможной смерти,И сиянье звездной тверди,Сердца творческую новь…
Фейерверки над рекоюЗвездной россыпью горят,Смелой ловит он рукою,В ночь бросает их опять.
Этот праздник — в честь удачи,И не может быть иначе —Он творил для всех людей:И машины и турбины,И не гнутся нынче спиныУ отцов и матерей;
И техническою новьюОвладело и дитя.— Как вы сделали? — «Любовью!»—Отвечает он шутя.
Он строитель, — вот награда! —Будет лучшее… И радаСотворенному душа.— «Всё для всех, и это — наше!Что есть лучше, что есть краше», —Шепчет он, едва дыша.
И законы все простые,Жизнь прекрасна и тиха,Люди все, как в дни святые, —Без вражды и без греха.
Лодки плавают, кружатся,Волны теплые ложатсяНа реке, среди цветов;И глядят в цветную водуКак в любовную свободуОчи дев, как очи снов…
В лодку сел он. Лодка в глине,И несет ее река,Гонит лодку по стремнинеХладный ветр издалека.
Волны пенятся, заносят,Вёсла волны бьют и косят, —Страшный бег не удержать;Чует он голодный холод;Всё не то, и он не молод, —Больно на земле лежать.
Он встает, спешит укрытьсяОт земли и сквозняка;Сон ли это только снитсяДля больного босяка!..
Стены, ямы, переулки;Тяжелы, поспешны, гулки,Неуверенны шаги;И, враждебные, единыВсе дома, — как будто льдиныДля негнущейся ноги.
Видит площадь он. ПривычноВсё вокруг — как ночь без снаИ луна над ним обычна —В желтой мути, не ясна.
И на площади пустыннойКто-то с крытою корзиной —С райской птицею живой, —Вдруг подходит, обнимает,Головой ему кивает, —Не живою головой.
Снял с когтями рукавицы,Говорит: «Пришел просить?»Общипал живую птицу,Разломил и дал вкусить.
— «Всё абстрактно, объективноЧто-ж не кушаешь, противноПевчей крови горечь пить?» —Слышит голос он. И следомТот бежит за ним с советом —Как любить и что любить.
И от огненной занозыСердцем бьется боль и страх,Горечь мертвая и слезыСтынут желчью на губах.
Прочь бежит он в страхе дикомОт торговца с мертвым ликомПо знакомому мосту.Звезды на небе бледнеют,Стынет тело, руки млеют, —Как прибитые к кресту…
Средь камней и ночи зимнейОзирает свой ночлег,Будто снег на камнях иней,Будто есть в Париже снег.
Хочет лечь он, и не может,Память мутная тревожит,Вспоминает он, дрожит;Видит сумку с давним хлебомИ себя под страшным небом:Он как каменный лежит.
Тусклый свет баржи маячит,Тень воды легка, ясна,И земное сердце плачет,Просыпается от сна.
Сон о человеке
