Гаяр покосился на Дею. Та, заметив его взгляд, на мгновение опустила ресницы. На щеках вспыхнул румянец: то ли «очаровательная» смутило ее, то ли показалось издевкой. Хотя белая в обтяжку футболка и графитно-серая мужская ветровка вполне ей шли. По крайней мере, создавали интересный контраст. Да ещё в сочетании с милым личиком и распущенными золотистыми кудрями.
Гаяр поймал себя на том, что откровенно пялится, мысленно обложил всеми словами и перевел взгляд на Кая.
— Кайлер Отрелио. Не знаю, насколько к твоим услугам, — усмехнулся. И, помедлив, представил девушку: — Дея.
— Просто Дея? — Кай вопросительно приподнял брови. — У тебя есть причины скрывать ее фамилию?
— Я ее фамилию сам не знаю. Мы, видишь ли, с моей очаровательной спутницей познакомились практически только что. Минут за десять до приглашения на завтрак.
— То есть ты…
— Я пострадавшую выносил ближе к «скорой», — резче, чем собирался, объяснил Гаяр. — А не то, что ты подумал, что бы ты там себе ни вообразил.
— В таком случае, — Кай развел руками, — прошу прощения, но время назад не отмотаешь. Однако сейчас, я вижу, все не так плохо? Врач больше не нужен? Дея?
— Не нужен, — та качнула головой. И добавила, помолчав: — Он ведь меня не спасет от кучи прогулов. Я сейчас на занятиях должна сидеть, вообще-то.
— Что поделать. Пока что приглашаю вас присесть с нами и позавтракать, а дальше… посмотрим?
— Посмотрим? — с прохладной вежливостью переспросила Дея. — На что?
Но Кай уточнять не стал. Вместо этого указал на столик:
— Прошу вас. Кофе, гренки, паштет. Если хотите чего-нибудь еще, только скажите.
Расселись. Помолчали.
Там, у «Драйва», было не до того, чтобы присматриваться и отмечать перемены, но теперь… В конце концов, больше десяти лет не виделись.
Кай заматерел. Стал до одури похож на деда. Те же резкие черты, маска непрошибаемого спокойствия на лице и затаенная угроза во взгляде. И веяло от него не пустой вспыльчивостью, как в былые времена, а основательностью и сокрушительной силой. «А ведь годный наследник получился», — мелькнула мысль, почему-то прозвучавшая дедовым голосом. «Ну и прекрасно, а я тогда зачем?» — возразил он этой мысли. И, чтобы не впасть окончательно в глупейший спор с самим собой и с собственными, как говаривал все тот же дед, «внутренними демонами», спросил резко:
— Зачем я тебе понадобился? Давай к делу.
— Без предисловий? Ладно. Возвращайся в семью, Гай.
— Нет, — он ответил мгновенно, даже раньше, кажется, чем до мозгов дошел весь глубинный смысл предложения. И даже от стола отъехал вместе со стулом. Инстинктивно. Ножки стула проехали по полу с неприятным скрежетом. Гаяр сложил руки на груди, мысленно себя обругав: похоже, пресловутые внутренние демоны побеждали, ещё немного в том же духе, и мордобой спровоцирует не кто-нибудь, а он сам.
И тут его взгляд упал на Дею. Девушка сцепила пальцы в замок и сверлила обоих одинаково неприязненным взглядом. Голодным таким. Хищным. Даже почудилось, что из троих собравшихся за этим столом самая опасная — она.
— Ты чего? — вполголоса спросил Гаяр.
ГЛАВА 5. Щепотку яда на завтрак?
— Ты чего? — спросил он с таким видом, будто Дея должна была наброситься на еду, как оголодавший пес. А ведь туда чего угодно могли намешать!
«Проснись, — могла бы ответить она, — нас похитили! Ты сам согласился, что впереди неприятности! Ты мне предложил искать укрытие и прятаться, если вдруг что! А как насчет зелий, забыл, что и такое бывает?»
Она могла бы рассказать, как в прошлом году ее подругу напоили подчиняющей привороткой, и только чудом удалось вовремя всё исправить. А уж сколько потом кошмарных историй о подчиняющих зельях и ритуалах понарассказывал новый ректор! «Новый-старый», как шутили в школе: сейчас магистр Корчев был призраком, зато при жизни именно он и основал их школу.
И не просто так понарассказывал, а даже ввел новый курс — «личная защита», где было очень много и о том, как определять вредные воздействия, и как от них защищаться. Вот только сейчас ничего определить Дея не могла. А для таких ситуаций магистр Деметрио Корчев советовал одно: лучше остаться голодным, чем набить живот и хватануть заодно какой-нибудь пакости.
Много чего могла бы она сказать, но Кайлер Отрелио казался слишком опасным для таких разговоров. Поэтому Дея сглотнула и ответила тоже правду, но другую:
— Жду, когда вы наговоритесь. И будете так невероятно любезны, что бы вернуть меня, откуда взяли.
— И поэтому ничего не едите? Или боитесь, что отравлю? — Кайлер оказался слишком проницательным. Дея замешкалась с ответом: как-то ничего в голову не пришло, кроме абсолютно неподходящего «да, боюсь». А он, усмехнувшись, налил себе кофе, намазал гренку паштетом. Демонстративно откусил, прожевал, запил.
— Может, вы заранее антидот приняли! — выпалила Дея. Нет бы промолчать! Наверное, от голода мозги съежились, отругала она себя, но было поздно. Кайлер рассмеялся, и хуже того, Гаяр тоже! Предатель!
— Дея… — Гаяр, отсмеявшись, тоже взял гренку, густо намазал паштетом, еще и помидорный ломтик из салата сверху положил. — Ешьте. Если он хотел кого-то из нас отравить, у него была для этого вся ночь. Хоть отравить, хоть проклясть, хоть банально зарезать.
— Вы мне, наоборот, нужны в абсолютно здравом уме, — добавил Кайлер.
— Я? — удивилась Дея. — Зачем?
— Не вы лично. Гай. Но он взбесится, если с вами что-нибудь нехорошее произойдет.
— Гаяр. У тебя проблемы с памятью?
— Гаяр, — все еще смеясь, согласился Кайлер. — И знаешь что? Я рад, если тебя по-настоящему волнует только имя. Значит, других принципиальных возражений нет.
— Есть, — помрачнел Гаяр. — Те же самые, что… сколько, одиннадцать лет назад?
— Почти двенадцать. То есть ты не поумнел за эти годы? Прости, не верю. Даже я набрался ума.
Дея смотрела, как они, препираясь, словно склочницы на общей кухне, уминали гренки… смотрела, смотрела — и не выдержала. В конце концов, Гаяр прав, со вчерашнего вечера с ней что угодно могли сделать, но не сделали. Единственная по-настоящему досадная неприятность — она совсем не помнила, что случилось в «Сладком драйве». Но тут уж точно не с этих двоих спрашивать. Может, Роман расскажет, когда она вернется?
Роман… Почему-то, стоило подумать о нем, как заломило виски, а в той неведомой части души ли, разума, где обитал ее дар, неприятно зазудело. Словно ногтем по стеклу заскребли. Как будто именно с ним, с парнем, которого она любила, как раз и были связаны все вчерашние неприятности и проблемы. Но ведь это не так? Он сейчас наверняка волнуется. Ищет ее. А она здесь… кофе пьет!
Хороший, кстати, кофе. И хрустящие, поджаристые гренки, и нежный, с пряными травами паштет, который она тоже, по примеру Гаяра, украсила помидорными ломтиками. Как же она проголодалась! Пока не откусила первый кусочек, даже не понимала, насколько сильно голод сбивает восприятие и мешает здраво мыслить.
Она так увлеклась завтраком, что перестала следить за разговором — да и зачем, если все равно не понимает, о чем речь? Чужие семейные дела… И никакой Кайлер не «бывший» родственник. Видно же. Дея даже не сомневалась, что эти двое — братья. Не только из-за внешности, хотя схожесть бросалась в глаза. Сходство более тонкое, почти неуловимое. Жесты, интонации, взгляды. А еще — то чувство, что звучало в голосе Гаяра. Дея не могла дать ему определение. Обида? Горечь? Она сказала бы — ненависть с любовью пополам, но разве так бывает? Но, как ни назови, такое чувство может вызвать только тот, кто был когда-то дорог. Кто дорог до сих пор, но ты не хочешь этого признать даже перед собой.
Вот только хуже от этого прежде всего самому Гаяру. Уж Дея-то знала. Помнила, как разъедает эта обида-горечь-ненависть-любовь. Затягивает, словно в топкое ядовитое болото, и ты не живешь, не мыслишь и даже не существуешь, а только снова и снова, по кругу, в сотый и тысячный раз прокручиваешь в голове слова, которые никогда не будут сказаны. А если и будут — их не услышат. Или услышат, но не поймут. И лучшее, что ты можешь сделать — отпустить и забыть, потому что иначе не получится ни дышать, ни радоваться. Но отпустить — не получается, а забыть… ну как, в самом деле, забудешь? Как вырвешь из памяти то, что проросло глубоко в душу, оплело корнями, срослось с тобой намертво?
