— Может, зубы выбить?
— Не надо, я люблю с риском, — ухмыльнулся седой, двумя пальцами обхватывая Сашин подбородок. — Так как, Санек, возьмешь добровольно? Ласковый ты мой… Знавал я твоего папашку по зоне — знатный петушок был…
Саша продолжал отказываться, но после того, как экзекуцию с полотенцем повторили, послушно выполнил требуемое. Сергей оставался сзади, готовый придушить мальчика при малейшем неверном движении с его стороны, а седой закрыл глаза, слегка раскачивался и гладил Сашу жесткой рукой по голове.
— Молодец… Так, так! А-а-а!
Когда отпустили, Саша повалился на живот и закашлялся, выплевывая сперму, а потом потерял сознание и очнулся только через сутки. Голова болела, но в остальном он чувствовал себя так, словно ничего не случилось. Наталья Ивановна, постаревшая лет на двадцать, была трезва и суетилась по хозяйству, стараясь не смотреть в сторону мальчика. Он съел кусок хлеба и снова уснул, и во сне переживал случившееся, но только там все было наоборот, он поменялся местами со своими обидчиками, и это было так здорово, что, проснувшись, он заплакал от разочарования…
В ту ночь он плакал последний раз; никогда и никто не видел больше его слез, в то время как сам он, начав лет в двенадцать, заставил рыдать многих. Головная боль стала его постоянным спутником, но если в обычных повседневных делах он научился ее не замечать, то при общении с женщинами она выходила из-под контроля и полностью захлестывала его разум. Он заново видел тот сладкий, многолетней давности сон, он властвовал над своими обидчиками, фантазия его была безграничной, и каждый раз их ждали новые унижения, а Саша, удовлетворившись, поднимался на еще одну ступеньку к той вершине, где боль и воспоминания навсегда оставят его.
Тот факт, что за десять лет грабежей, изнасилований, разбоев и избиений он ни разу не попался и смог закрепиться в мощнейшей городской группировке, убеждала его в правильности избранного пути и собственной исключительности.
Круг замкнулся, именно такой человек должен был оказаться в кабине серого джипа, составив достойную компанию школьным друзьям. Именно ему предстояло сыграть в грядущих событиях важнейшую роль.
— Эй, Зубик, дай закурить! — сидящий на заднем диване Вова хлопнул его по плечу, дождался, пока предложат сигарету, и в ответ выставил руку с банкой «джин-тоника». — Хлебнешь? Ну, как знаешь!
На светофоре зажегся зеленый. Размеренно жующий «орбит» Гена врубил скорость и первым выдернул свой «ниссан» из ряда стоящих машин. «Подрезав» дорогу отчаянно тарахтящему «Запорожцу», Гена свернул направо, на проспект Ударников, и джип вольготно понесся по средней полосе, оставив другие машины далеко за кормой.
Поправив темные очки, потребность в которых отпала с заходом солнца часа полтора назад, Гена приосанился и с громким чмоканьем сплюнул жвачку точно в щель приоткрытого бокового окна. Саша, продолжая вертеть в руках пачку сигарет, лениво решал вопрос о том, хочет ли он курить. Однозначного ответа не находилось, а потом внимание и вовсе переключилось на троллейбусную остановку, где распивала пиво и лузгала фисташки компания из трех молодых дебчонок и сопливого пацана в полосатых штанах. Одна из трех помахала удаляющемуся джипу рукой и подпрыгнула, сверкнув полоской белой кожи между джинсами и футболкой. Саша перестал таращиться в зеркало и откинулся на подголовник. Не пойдут, слишком доступные. Не интересно. Но начало было положено, и обитавший в районе затылка тяжелый комок шевельнулся, напомнил о себе и предупредил, что долго ждать не намерен. Саша прикрыл глаза, с трудом достал сигарету и закурил. «Ты же понимаешь, — сказал он себе, — это было бы слишком легко. Давай сначала посмотрим, что там Толстяк напридумывал. Хорошо?» — «Давай», — согласился комок и на некоторое время успокоился.
Развалившийся на заднем сиденье Вова тоже проводил взглядом остановку с девчонками, и в какой-то момент его мысли совпали с мыслями Зуба. «За них дадут больше, чем им лет», — отметил Толстый и решил думать лишь о предстоящем развлечении. Немного беспокоило, что именно он выступил его инициатором и, если что пойдет не так, придется держать ответ перед товарищами. Не слишком, впрочем, строгий.
Одним мощным глотком прикончив коктейль, Толстый выбросил пустую банку в окно. Ударившись об асфальт, она отскочила под заднее колесо джипа, сплющилась в лепешку и, непонятным образом изменив траекторию, срикошетила в боковину встречного «Москвича». Вова отследил полет жестянки и улыбнулся широкой доброй улыбкой.
Вечер только начинался, и самые приятные неожиданности были впереди. Тяжелая машина с веселым экипажем катилась навстречу приключениям, и не было силы, которая могла бы их остановить.
* * *
— Ну ладно, пока!
Катя Ветрова поцеловала подругу в щеку, мельком взглянула в зеркало, поправила челку и, придерживая висящую на плече сумочку, выскочила за дверь. Лера Козлова послушала, как постепенно затихает на лестнице цокот каблучков, дождалась, пока гулко хлопнет входная дверь подъезда, и лишь после этого закрыла замки и прошла на кухню, к окну.
Катя быстро, не оглядываясь, удалялась от дома подруги.
Было почти одиннадцать, уже стемнело, и Лера беспокоилась за подругу. Кате предстояло пройти через «пятачок» с коммерческими ларьками, где по вечерам сшивалась всякая пьяная шваль, пересечь пустырь с заложенным года три назад фундаментом школы и лишь потом выйти на проспект Ударников, где можно было сесть на троллейбус № 34 и доехать почти до самого дома. Хорошо, хоть там недалеко идти, остановка расположена в сотне шагов от подъезда. В другой раз Лера обязательно пошла бы проводить подругу до троллейбуса — как-никак она местная, знает всех окрестных гопников, и к ней они приставать не станут, но сейчас она осталась дома, так как находилась на пятом месяце беременности.
Парень, от которого «залетела» Лера, оказался сволочью. Узнав о своем предстоящем отцовстве, он заявил, что ребенок ему не нужен, денег на аборт у него нет и не предвидится, но и жениться он не собирается. Если она все-таки хочет избавиться от ребенка, то пусть найдет хотя бы половину необходимой суммы, другую часть, так и быть, он как-нибудь соберет сам. Да и вообще, где гарантия, что это его ребенок?
Все это произошло несколько месяцев назад. Лера тогда уж и о самоубийстве подумывала, особенно когда об этом узнали ее родители и начали, со своей стороны, «давить», добиваясь неведомо какой цели. Уже потом она решила родить и оставить ребенка себе — пусть будет то, что будет. Спасибо Катьке — помогла и с родителями отношения восстановить, и с Маратом как-то помирила. Вот и сегодня, узнав об очередной их ссоре, прилетела вечером, после института. Ничего, не в первый раз.
Легкое беспокойство, однако, не оставляло Леру. Прижавшись лбом к стеклу, она дождалась, пока фигура подруги затеряется среди разноцветных торговых палаток, посмотрела на часы и пошла в свою комнату, решив, что минут через сорок Катя доберется до дома и позвонит. Тогда можно будет еще немного поболтать.
Прижимая локтем сумочку, Катя торопливо пересекла асфальтированную площадку, заставленную ларьками и автомашинами, между которыми болтался самый разный народ: наглые гопники, безразличные ко всему обыватели, самоуверенные бандиты. Катя старалась смотреть только впереди себя, ни с кем не встречаться глазами, не замечать откровенных взглядов, обращаемых на нее со всех сторон, и не менее откровенных комментариев, звучавших ей вслед. Какой-то кавказец в цветастой шелковой рубашке, выбиравший спиртное в одном из крайних ларьков, окликнул ее: «Дэвушка, подожды!», но Катя проскочила мимо, и он, зажав бутылку под мышкой и поигрывая связкой ключей, направился к своей машине, жадно глядя на округлые бедра девушки, туго обтянутые тонкими светло-голубыми брюками.
Немного в стороне от ларьков, на тротуаре, стоял белый «Москвич» с голубой полоской на боку. На передних сиденьях расположились двое молодых милиционеров в форме и пятнистых бронежилетах. Оба курили, выпуская дым в открытые окна, приглядывали за порядком вокруг ларьков и обсуждали важный вопрос: дадут ли зарплату вовремя или задержат, как это было в последние месяцы. Усеянный ларьками «пятачок» был самым криминогенным местом на их территории: почти каждый день здесь случались драки, нередко заканчивающиеся поножовщиной или переходящие в скоротечные перестрелки, в узких проходах между ларьками несколько раз находили трупы со следами насильственной смерти. Заметив милицейскую машину, Катя немного успокоилась, но как раз в этот момент очередной остряк произнес сомнительный комплимент по поводу длины ног и размеров других частей ее тела, раздался взрыв пьяного хохота, и она невольно ускорила шаг.
Сойдя с асфальта на заросший травой пустырь с котлованом и остатками фундамента, Катя опять начала понемногу успокаиваться. Ларьки остались позади, следом за ней никто не пошел, впереди, насколько она видела, тоже никого не было, и до троллейбусной остановки всего минут пять ходьбы. Если бы еще не ждать его! Катя взглянула на часы: 23.38.
