Швейцарский историк Карл Буркхардт так описывает свою встречу с Гейдрихом на вечере в одном княжеском салоне. Как всегда, Гейдрих держался в стороне, вел себя сдержанно. Создавалось впечатление, что он, беседуя, все время думает о чем-то еще. Его холеные руки типичного белоручки лежали покойно, без единого движения. Он молча слушал собеседника и при этом внимательно вглядывался в него. Если же глаза их должны были встретиться, Гейдрих переводил взгляд куда-то под лацкан пиджака; возникало впечатление, что он исследует содержимое находящегося там бумажника.
Когда Гейдрих произносил первые слова, каждого поражал его высокий глуховатый голос со странным произношением: он проглатывал гласные. Речь этого человека ни с какой стороны не соответствовала его фигуре и облику. Он редко говорил связно, чаще всего задавал короткие, конкретные вопросы. Задавал он их, казалось, без всякой логики, рассеянно, перескакивал с одной темы на другую, вплетая в разговор имена незнакомых людей. Даже тот, кто это приметил, лишь потом понимал, что за всей хаотичностью скрывается удивительное по своей архитектуре построение, определенный замысел, разделенный на несколько самостоятельных течений, взаимосвязь которых обнаруживается не сразу. В каждом случае Гейдрих достигал того, что сам он говорил мало, но задавал тон и определял содержание беседы, вызывал у партнера ощущение его второсортности, подчиненности. Несомненно, что и свое поведение и манеру держаться Гейдрих заранее тщательно продумывал, как продумывал все, что он делал. Впрочем, не все, ибо бывали и такие минуты, когда он вел себя неровно и чувствовалась его уязвимость.
Самым важным для Гейдриха — и на этом основывалась и укреплялась его власть — было: всегда знать обо всем больше, чем остальные, и о каждом знать больше, чем о нем кому бы то ни было известно. Гейдрих обдуманно использовал возможности, которые ему предоставляла его служба безопасности. Он приложил немало усилий и времени к тому, чтобы узнать о различных лицах, которые играли или могли играть определенную роль, нечто такое, что ими скрывалось. Ему было безразлично, касалось ли это политических дел, общественной деятельности или самой интимной частной жизни. Он действовал настойчиво до тех пор, пока не добивался своего. Тайком от всех Гейдрих собирал всякого рода материалы даже о Геббельсе, Геринге, Розенберге, Гессе, Гиммлере и о самом Гитлере. Шеф СД был терпелив, мог годами ждать подходящего момента, чтобы дать понять тому или другому лицу, что располагает о нем кое-какими сведениями и может, если понадобится, вынуть из своего сейфа компрометирующий документ. Точно так же поступал Гейдрих и со своими сотрудниками, и с действительными и возможными соперниками. В запутанном лабиринте нацистской верхушки, полной интриг, соперничества и взаимоскрещивающихся амбиций, глава секретной службы безопасности завоевал себе репутацию опасного человека, с которым лучше не связываться.
Как далеко в своих интригах заходил шеф службы безопасности, показывает нам история с Вальтером Шелленбергом, одним из руководящих деятелей этой службы, в то время подчиненным Гейдриха. Шелленбергу постоянно сопутствовал успех в работе, и Гейдрих тщетно искал какую-нибудь зацепку в его прошлом. Ни мелкие ловушки, ни повседневные интриги не могли заставить Шелленберга почувствовать себя слабым, допустить ошибку, которой мог бы воспользоваться его шеф. Следует сказать, что Гейдрих вовсе не собирался уничтожить Шелленберга, отнюдь нет — речь шла лишь о том, чтобы подчинить его себе.
Человек образованный, с широким кругозором, Шелленберг импонировал госпоже Гейдрих. Будучи честолюбивой женщиной, она не могла простить своему мужу его недостаточную культурность и постоянно заставляла его посещать театры, литературные вечера и тому подобное. Но у Гейдриха для этого было слишком мало времени и желания. Госпожа Гейдрих и в самом деле тосковала по светской жизни, придворному блеску: где, как не там, можно было продемонстрировать новые туалеты, поболтать. Бесплодные упражнения в остроумии были для нее не просто забавой от скуки. Они ей казались светской обязанностью, хорошим тоном. И не случайно ее выбор пал на Шелленберга. Она устраивала так, что его часто приглашали к ним в дом, он сопровождал ее во время визитов, был ее спутником на вечерах. Взаимные симпатии госпожи Гейдрих и господина Шелленберга не вызывали сомнений.
Однако Гейдрих принимал это к сведению с милой естественностью.
Так продолжалось довольно продолжительное время, пока, наконец, Гейдрих не перешел в наступление. Произошло это после конференции руководящих сотрудников осведомительной службы, состоявшейся на острове Фемарн, в Балтийском море, где у Гейдриха была летняя резиденция. С Шелленбергом он заранее условился, что тот после совещания проведет свободный день в их семейном кругу. Они будут играть в бридж и вести разговор о литературе и искусстве.
Однако, когда совещание закончилось, Гейдрих, сославшись на срочные служебные дела, тут же улетел в Берлин. А Шелленберга, разумеется, никто никуда не вызывал. Так Гейдрих создал Шелленбергу и своей жене идеальные условия для любовной авантюры, предоставив в их распоряжение свою виллу.
Примерно через неделю Гейдрих пригласил Шелленберга в один из берлинских баров, находившихся под надзором службы безопасности. Едва они осушили первый бокал, Гейдрих заявил:
— Вы выпили сейчас яд. Вы немедленно получите противоядие, которое вас спасет, если скажете мне всю правду о том, что произошло между вами и моей женой. В вашем распоряжении меньше часа, затем начнет действовать яд. Но чистую правду. Вам, вероятно, ясно, что я принял необходимые меры, чтобы быть уверенным, утаиваете ли вы что-нибудь или лжете. Любая ложь будет стоить вам жизни.
Подобная сцена, вероятно, скорее могла бы произойти в среде чикагских гангстеров, но в данном случае ясно одно: Гейдрих, не колеблясь, готов был пожертвовать репутацией собственной жены, лишь бы подловить Шелленберга!..
Спустя несколько лет Шелленберг все же попался. Это было связано с его второй женитьбой. Как и каждый эсэсовец, он должен был получить разрешение на брак. Будущая супруга подлежала тщательному изучению и утверждению особого расового отдела ведомства Гиммлера. Ведь члены таких привилегированных организаций, предназначенные для самой высокой деятельности, должны были быть ограждены от самой возможности допустить ошибку на супружеском ложе; их потомство должно быть не иначе как только самой «чистой» расы. Это было одним из правил, за соблюдением которого строго следил лично Гиммлер, хотя его самого никак нельзя было отнести к германскому или нордическому типу. Готовя сведения о предках своей будущей жены, Шелленберг выяснил, что мать ее — польского происхождения. Это было плохо, даже очень плохо. Поляки, согласно извращенным нацистским схемам, считались низшей расой. Назревала катастрофа, брак мог не состояться.
В отчаянии и замешательстве Шелленберг попросил Гейдриха поговорить с Гиммлером и попытаться убедить его изменить ожидаемое им отрицательное решение. Гейдрих не только пообещал, но и в самом деле стал действовать с неожиданной энергией и быстротой. Через четыре дня (разбирательство обычно продолжалось не менее четырех недель, да и четыре месяца были не исключением) Гейдрих, сердечно пожелав счастья Шелленбергу, вручил ему разрешение расового отдела на брак.
Но едва лишь закончился медовый месяц, шеф дал понять Шелленбергу, почему он так охотно пошел ему навстречу. Вместе с другими документами секретарь подал счастливому супругу папку с надписью: «Секретно». А в папке лежала копия донесения тайной полиции о проживавшей в Польше семье новой супруги Шелленберга. Каждый из родственников был перебран по косточкам, всевидящее полицейское око узрело у многих из них недостатки политического и национального характера, и в заключение как предостережение был приведен установленный факт, до сих пор никому из супругов не известный, что одна из родственниц замужем за человеком еврейского происхождения. Этого факта, как знал Шелленберг, было вполне достаточно не только для немедленного смещения его с высокой должности, но и для увольнения из СС, а появись в том необходимость, то и для принятия последующих самых строгих мер.
К копии донесения, помеченного «Для доклада», не было приложено ни какого-либо решения, ни предложения, не сопровождалась она также ни комментариями, ни требованиями объяснений. Лишь в конце уведомления, как удар бича, значилась фраза: «Оригинал находится у начальника СД». У Гейдриха.
Было бы ошибочно думать, что с этой поры Гейдрих стал выказывать Шелленбергу свое недовольство или неприязнь, что он стал доверять ему лишь второстепенные задания и постепенно отстранил его от важнейших секретных дел. Гейдрих и после этой истории никогда ни на людях не показывал какой бы то ни было перемены, ни в личных разговорах ни единым словом, ни намеком не коснулся этого. Напротив, дружеские связи между обеими семьями еще более укрепились. Гейдрих явно покровительствовал ему и даже был инициатором быстрого продвижения своего подчиненного по службе.
