она никогда не давали другому повод думать, что… Бля, да у меня только на нее и стоит!
— Ни с кем, — ровно ответил, продолжая гипнотизировать жену взглядом и ясно понимая: она не верит мне!
— На работе был, разумеется, с сотрудниками, а домой добирался один. Какого хрена происходит, Нелли?
Она улыбнулась. Если бы меня спросили, какой бывает ухмылочка киллера после удачно совершенного выстрела, то немедленно описал бы эту ее улыбку — едкую, словно уксус, острую, словно наточенное лезвие ножа, и смиренно-снисходительную, словно улыбки молящихся за весь человеческий род святых. И что это значит? Я напрягся.
— Ну да, — бросила язвительным тоном, сделала пару шагов мне навстречу. — И правда был с сотрудниками. Одна из них даже подарочек тебе оставила на память о фееричной встрече.
С последними словами Нелли запустила руку в левый карман куртки и извлекла оттуда розовое порванное кружево женских трусиков.
Мой рот приоткрылся, глаза отказывались воспринимать предмет белья, повисший на пальцах жены, мысли бесследно растворились, а по жилам, холодя, растекся адреналин.
«Откуда это, черт возьми?» — хотел выкрикнуть, но язык точно примерз и отказался мне повиноваться.
Нелли с болью и укором смотрела на меня, ожидая признания. Минута прошла в вязком, страшном безмолвии.
— Я. Не знаю. Откуда. Это, — тихо проговорил, четко разделяя слова. Клянусь, мог слышать, как в этот миг вокруг рушится моя жизнь: от грохота кирпичей, поддерживавших кровлю из привычек, чувств, эмоций и целостной картины мироздания, до звона заложило уши.
— Ты просто кобель, Доронин! — зло выпалила жена.
Этот гнев, эти слова, презрение, яркая вспышка обиды и боли (несправедливые, а оттого еще более жуткие) — все это так глубоко ранило меня, что чуть не рухнул на колени, умоляя Нелли поверить, сохранить наши чувства, а также мое сердце.
— Я клянусь всем дорогим для меня в этом мире, здоровьем матери, что не имею никакого понятия, как эти чертовы трусы оказались в кармане моей куртки! Нелли, слышишь?
Она выбросила вперед ладонь, заставляя умолкнуть, глаза сверкнули бешенством.
— Я вышла за тебя замуж, хотя мне и говорили, что срок твоей любви будет недолог. Ветреный, любишь женское внимание. Что ж, я это поняла, приняла. Подумала: ты честный, если разлюбишь, скажешь, что пора расстаться. Но оказалось, что ты не просто кобель, но еще и врун, — сухо усмехнулась и швырнула мне в лицо этот чертов розовый лоскут.
Я уклонился.
— Твою мать, Нелли! Что ты творишь? Что ты вообще несешь?
В голове лентой развернулись воспоминания, как в дешевой сопливо-сентиментальной мелодраме проносятся кадры жизни героя в его предсмертный момент: вот наше с ней знакомство, стук ее каблуков, застенчивый, но такой манящий взгляд, вот наша первая ночь, ее обнаженное тело будто наркотик для меня, хочется еще и еще… Вот я делаю ей предложение, она прячет счастливую улыбку в букете из сто одной бордовой розы, говорит заветное да, вот наша свадьба, бесконечные крики «горько» и поцелуи…
— А что творишь ты? Что ты несешь? Здоровьем матери поклялся, — в злых зеленых глазах блестели слезы.
— Я не солгал!
— Стринги, выходит, солгали?
— Нелли, послушай…
— Нет, Егорчик, это ты меня послушай. Я жалею только об одном. Нет, не о том, что влюбилась, не о том, что была рядом три года, обожала и молилась на тебя, словно на божество. Я жалею только о том, что не разобралась, какой ты на самом деле подлец!
Не верит мне, не желает слышать… Все внутри обрывалось нить за нитью, полосуя душу, превращая в хлам прошлое, настоящее и будущее.
— Мне казалось, мы стали единым целым, понимаем друг друга как никто другой, — Нелли смахнула слезы. — Казалось. Чудесная фантазия.
Она замолкла, видимо, для того, чтобы перевести дыхание или же чтобы достать ланцет поострее: все-таки операция по вырыванию моего сердца достаточно сложна и нужно быть всесторонне подготовленной для нее… Я воспользовался заминкой, указав на очевидное.
— Не в упреках сейчас суть. Просто ответь на вопрос: ты мне веришь?
Она и секунды не колебалась перед ответом.
— Нет.
И крышка гроба захлопнулась, сверху на нее посыпались комья земли.
— Без доверия нет любви. И если ты мне не веришь, то, следовательно…
— Заткнись, Доронин! — заорала она, и от неожиданности я застыл.
Нелли никогда не кричала. Да, иногда повышала голос, когда сердилась, но кричать вот так надрывно, истерически…
Я смотрел на нее так, словно впервые увидел. Эта ставшая чужой и далекой за считанные минуты женщина, стоявшая передо мной, и сама страдала от своей жестокости. Она плакала, вытирая глаза и нос рукавом потрепанного джемпера. Даже в этом жесте не узнавал ее, а думал, что изучил вдоль и поперек.
— Не тебе говорить о любви, — покрасневшие глаза сверлили меня обвиняющим взглядом. — Да и не мне. Все кончено.
— Вот так легко? После чьих-то чужих слов, перевесивших мои? И ты легко пошлешь к дьяволу все, что было и есть между нами?
Может, это дурной сон? Я подцепил какую-нибудь заразу и теперь брежу… Может, надо проснуться и закинуться лошадиной дозой антибиотиков?
— Все, что было, лишь иллюзия, — мертвым тоном произнесла жена.
Стянула с пальца обручальное кольцо, секунду смотрела на него, а я забыл, как дышать… После ее взгляд вернулся к моему лицу. Она просто прицеливалась, как оказалось… И второй раз увернулся от летевшего в меня снаряда.
Обувшись, подхватив рюкзачок, стоявший у полки, моя любимая жена, превратившаяся в предательницу и фурию, прошла мимо меня и хлопнула дверью.
Какое-то время я пытался охватить разумом все случившееся. Откровенно говоря, реальность с трудом поддавалась анализу. Вообще не желала укладываться хоть в какую-нибудь систему. Поднял розовые стринги и, как даун, смотрел на них невидящими глазами.
— Бред. Это просто бред, — выдохнул, вновь выбросив трусики, запустив обе руки в волосы. — Я не изменял, Нелли! Не изменял…
Это было начало отчета. Через девяносто два дня нас развели. Я отпустил ее…
…В конечном итоге мир прекратил двоиться и норовить взлететь из-под ног. Отлепив тело от стены, мои ноги понесли его прочь от бара ближе к проезжей части. Достать телефон и заказать такси стало тем еще сумасшедшим квестом, но прошел его. Ждал машину, воспользовавшись любезной поддержкой фонарного столба.
Свежий воздух, пропитанный запеченной пылью, щедро смоченной дождем, чуть прочистил голову, а спотыкающиеся и неуверенные шаги приближали к белой «Калине», прибывшей за мной.
Домой… Забыться мертвым сном. Отключить вращение земли ну и вращение моих мыслей вокруг этой ведьмы Нелли снова Вишневецкой.
Я больно ударился лбом, не рассчитав угол наклона, когда залезал внутрь. Завалившись на
