Диана. — Может, со мной и происходило что-то странное в детстве, но я ничего такого не помню; мама просто выдумала это, чтобы меня запугать.
Мариэн слегка покачала головой, выражая свое несогласие:
— Не нужно себя обманывать, милая. Вторая девушка, бесспорно, существует.
— Две меня? — удивилась Диана. — Почти смешно, если бы не было так страшно.
— Женщина вынуждена быть двойственной из-за двуличия мужского огня.
— Я помню, ты говорила, — беспечно сказала Диана и без труда припомнила фразу: — Огонь испепеляет все, что ему подается, но завороженно тлеет возле недоступного.
— Дикий огонь, милая, — поправила Мариэн. — Огонь в домашнем очаге ведет себя несколько иначе, но постой-ка… — она взглянула на внучку и спросила: — Твои видения… это ведь уже не в первый раз? Они начались после того, как Стив пригласил тебя в кафе?
Диана задумалась и ответила неуверенно:
— Наверно, да, — она опустила ресницы. — Стив интересный парень, мне с ним легко, а с Кевином было скучно, он все время молчал или говорил, как будто выжимал воду из сухой тряпки.
— Тебе виднее, милая.
— Можно я приглашу Стива к нам в гости? Покажем ему кабинет деда и…
— Разумеется, если ты этого хочешь, — Мариэн как будто не интересовали сердечные дела внучки, — а что еще ты видела в зеркале?
Взгляд Дианы очертил полукруг по потолку и уперся в пол.
— Иногда мне казалось, что отражение смотрит на меня как-то особенно и даже двигается само по себе, — она грустно вздохнула и посмотрела на бабушку. — Я ненормальная?
— Да, ты особенная, — ответила Мариэн тоном почти безучастным, каким говорят о погоде, — но твоя мама и психотерапевт не понимают, с чем имеют дело. Кстати, напомни ее имя…
— Психотерапевта? Лаура Вайс. Папа скоро отвезет меня к ней и потом еще на экскурсию… — Диана вдруг замялась и наконец спросила то, ради чего пришла: — Мариэн, можно я пока побуду с тобой? Минут пятнадцать, пожалуйста.
— То есть полчаса?
Диана опустила голову и принялась рассматривать свои босоножки. Мариэн удивленно приподняла брови:
— Больше? Час?
— Где-то так, — Диана смущенно посмотрела на свои розовые наручные часики.
— А твой папа знает, что ты здесь?
— Да, я ему сказала.
— Час, это уже кое-что, потратим время с пользой, — удовлетворенно произнесла Мариэн, направляясь к столу, — и перестань паниковать, милая. Без моего разрешения сюда никто не войдет.
Диана расслабилась, ощупала любопытным взглядом поверхность рабочего стола и прощебетала, скидывая босоножки:
— А что ты читала, пока меня не было? — она взглянула на ксерокопию газетной статьи, лежащей на столе, и прочитала первые строки: — В одном из лондонских салонов случилось происшествие, по нашему мнению, ужасное и в некотором смысле загадочное… Ого, тут про что?
— Это статья о спиритическом сеансе, его провели больше ста лет назад в Лондоне. Довольно печальная история. Она поможет тебе понять кое-что, но не раньше, чем это будет необходимо.
— Духи мертвых? Это интересно, — Диана замерла на пару секунд, глядя на воздух перед собой, тут же забыла о сказанном и оживленно вспомнила: — В прошлый раз ты говорила о Дельфийском Оракуле при храме Аполлона. Мне очень понравилось.
— Об этом я и хотела поговорить, — кивнула Мариэн, удивляясь быстроте перемен на лице внучки. — Что ты помнишь из нашей прошлой беседы?
— Я помню все! — Диана скакнула мячиком на кожаный диван, обустроилась так, чтобы не помять платье, и бойко защебетала: — В древнем мире бог был женщиной. Оракул принадлежал Гее, богине Земли, и был оплотом духовной власти матриархального божества. После победы Аполлона над змеем Пифоном место таинств и предсказаний перешло во владение пантеона олимпийских богов и стало центром греческой колониальной политики. Молодой патриархат укрепился и ослабил архаичную Богиню-Мать…
— Достаточно милая, у тебя замечательная память, — похвалила Мариэн. — Миф о Дельфийском Оракуле повествует об одном из переломных моментов в борьбе женской Любви и мужского Разума. Ты знаешь только мужскую версию мифа. Женская описана вот тут, — Мариэн снова взяла в руки старый томик с мемуарами. — Это воспоминания женщины, наделенной талантами и прекрасно образованной. Ее звали Мария Кавелье, она жила около ста лет назад, была заботливой матерью и мудрой наставницей; ее хорошо знали в кругах суфражисток, но сама она не участвовала в акциях движения.
— Она была феминисткой?
— Мне бы не хотелось называть Марию Кавелье этим отчасти испорченным словом. Суфражистки боролись за реальные женские права, а многие современные феминистки занимаются мужененавистнической истерией. Я бы назвала Марию феминой с большой буквы, то есть женщиной, полной достоинств и самодостаточной. Такая женщина никогда не выставляет себя жертвой; она просто и естественно осознает себя равной мужчине, при этом никогда не ставит себя выше его. Все ее слова и деяния вызывают уважение.
— Не думаю, что мне надо быть равной мужчине, — беззаботно сказала Диана, рассматривая фарфоровую фигурку танцовщицы на книжной полке.
— Ты права, милая, говорить о полном равенстве мужчины и женщины неуместно и даже абсурдно, потому что они уникальны. Я же имела в виду равенство социальное, которое исключает бесправие, ведь там, где есть бесправие, всегда расцветает произвол. И еще, пожалуйста, никогда не начинай говорить со слов «не думаю», это заранее обесценивает все, что ты скажешь после.
Мариэн открыла книгу на нужной закладке и уже хотела приступить к чтению, но Диана, увлеченная фигуркой балерины, вдруг спросила:
— Красивая статуэтка… Откуда она у тебя?
— Подарок из России. Она напоминает мне девушку, которая нашла собственную ось вращения, — Мариэн посмотрела на внучку. — Ты обратила внимание, как балерина исполняет фуэте? Ее голова то опережает движение тела, то отстает от него, поэтому не кружится. Балерина сохраняет равновесие, потому что опирается на свой взгляд, направленный в одну точку на уровне глаз. В этой комнате есть одна девушка, она умная и талантливая, но не всегда может сосредоточиться на чем-нибудь одном. Особенно когда ее голова вращается вместе с телом.
— Это про меня, — с виноватым видом сказала Диана, — папа говорит, что я слишком любопытная.
— Уважающая себя женщина просто обязана быть любопытной, иначе она рискует оказаться в неведении относительно того, что вокруг нее происходит, — наставительно возразила Мариэн. — Кстати, твой папа любопытен не менее, чем ты, только называет это любознательностью, но довольно об этом. Мемуары Марии Кавелье написаны на французском языке. Я буду читать и переводить на русский, — Мариэн откинулась на спинку кресла и приступила к чтению.
Из мемуаров Марии Кавелье.
Мон-Шант, Франция, 1912
Историю о дракайне Дельфинии, более похожую на забытый древнегреческий миф, чем на откровение, я записала в 1889 году, спустя три месяца после рождения моей дочери Алисии. В ту ночь я встала с
