— Ты обещала, Полли…
— Мы теряем терпение, Полли…
Исторгаю из себя оглушительный вопль, прижав ладони к щекам. В домах вспыхивают окна и скрипят двери. Волки с рыком срываются с места и скрываются в чернильных тенях кустов.
— Ты обещала, Полли, — доносит ветер сердитый шепот. — Мы ждем.
Воздух сгущается и вибрирует визгами. Кто-то оттаскивает меня от мертвого Боба, и кричит, чтобы вызвали полицию и скорую.
— Берти! Берти! Нет! — слышу женский вой и перед Бобом на колени падает рыдающая соседка.
Она срывает с головы бигуди и в слепом отчаянии трясет мертвого сына за плечи. К ночному небу летит приглушенный волчий вой. Поднимаю взгляд от разбитых очков у ног Боба на растущую луну и меня накрывает тяжелое одеяло обморока.
Глава 5. Быть тебе Бесправницей
Толстый офицер с жесткой щеткой усов под носом провел со мной беседу, когда я очнулась на медицинских носилках и укутанная в тонкое одеяло. Уточнил, что конкретно произошло. Мне пришлось солгать: вышли с Бобом на прогулку, и на нас напали дикие волки.
Почему меня не тронули? Потому что сосед хотел меня защитить от агрессивных зверей и героически закрыл грудью. Жестокая правда в данной ситуации добила бы мать и отца, которые потеряли сына.
Пусть живут в неведении, что Боб перед смертью напал на меня. А еще я боюсь осуждения и обвинений, что чем-то спровоцировала соседа на нападение. У меня нет сил на то, чтобы втягивать себя в допросы, расследование и прочие очень энергозатратные процессы. Я так устала, я просто хочу, чтобы от меня все отстали и отпустили.
Офицер покивал, печально повздыхал и отпустил. Ослепленная яркими вспышками мигалок скорой помощи и полицейских машин я вернулась домой. Посидела на диване, глядя на перевернутый столик и разбитые бокалы, и не стала звонить родителям, ведь не хотела портить последние дни их отпуска. Я справлюсь сама.
Случилась настоящая трагедия. Никто не в безопасности и ночная прогулка может окончиться мучительной смертью от волчьих клыков. Тихий пригород охватила паника и истерия.
Отлов диких животных прочесал каждый двор и окрестности, и застрелил несколько бродячих псов, двух домашних собак и одну кошку, но волков не повстречал. Даже следов не нашел. И не найдет. Шерстистые твари показались мне разумными и хитрыми.
Я не спала ночь и к обеду в дом ворвались испуганные и загорелые родители. Мать со слезами ощупала меня со всех сторон и разрыдалась. После кинулась прочь и до ночи пробыла в чужом доме, успокаивая горюющих соседей, а отец вскрыл бутылку виски и, опустошив ее наполовину, заявил:
— Боб мне никогда не нравился.
Я лишь пожала плечами и поднялась на второй этаж и заперлась в комнате. Если бы не волки, то наш пригород всколыхнула другая история с убитой девицей и арестованным безумцем. Я уверена, что Боб прикончил бы меня. Я прочувствовала его намерение разбить лицо об асфальт и жестокость, которой звенел воздух в ночи.
На похоронах Боба ловлю на себе осуждающие взгляды, словно это я натравила на мертвеца, что лежит в закрытом гробу, ручных волков. На мне ни единой царапины. Как так? Вот если бы мне для приличия откусили палец или оторвали ухо, то меня бы пожалели, а так… А так я сучка, ради которой погиб хороший и приличный мужчина.
Уверена, заяви я, что Боб напал меня, а я от него убегала, то никто бы мне не поверил, ведь он "был таким хорошим мальчиком и никого не обижал!".
Дождавшись окончания проповеди пожилого Святого Отца, отхожу в сторонку к белым надгробиям и блекло смотрю на крону старого платана. Может, я действительно в чем-то виновата? Спровоцировала Боба на агрессию? Нет. Тут нет моей ошибки.
— Полли, — слышу старческий голос Святого Отца, — не уделишь мне минутку?
Недоуменно смотрю в морщинистое лицо священника. Отводит к скамье под платаном. Садимся, и он тихо спрашивает:
— Что конкретно случилось?
Пересказываю заученную ложь, и Святой Отец качает головой:
— Оставь эту историю для полицейских и несчастных родителей. Я должен знать правду. Тебе угрожала опасность?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, — киваю и поджимаю губы.
— Ты подтверждаешь, что Чад Ветер Ночи и Кристиан Лунный Клык спасли тебя от смерти? — священник вглядывается в мое лицо мутными глазами.
Что это еще за странные прозвища с поэтичной выдумкой?
— Я не совсем понимаю…
— Роберт хотел тебя убить?
— И не только… — сглатываю кислую и вязкую слюну.
— Да или нет?
— Да.
— Хорошо, — медленно кивает и кривит бледные морщинистые губы.
К свежей могиле Боба и всхлипывающей и причитающей толпе, что успокаивает безутешных родителей, вышагивают двое мужчин в черных костюмах и рубашках. Меня передергивает от страха: узнаю тех странных незнакомцев, которых повстречала на автобусной остановке. Крис и Чад. Перевожу взгляд на Святого Отца, и тот накрывает мою ладонь своей.
Мужчины кидают на меня беглые взгляды и подплывают к родителям Боба с натянутыми и вежливыми улыбками. Я не понимаю, что происходит. И почему Святой Отец напавших на Боба волков назвал их именами?
— И еще один вопрос, Полли, — он спокойно следит за Чадом и Крисом. — Ты приняла их предложение быть Бесправницей?
— Да я их во второй раз в жизни вижу! — сокрушенно заявляю.
Тревога нарастает и мешает мыслить здраво. Что еще за Бесправница? Никаких предложений ко мне не поступало. Ни по почте, ни по телефону. Мы перекинулись парой фраз на автобусной остановке, и даже вспомнить не могу, о чем конкретно шла наша короткая беседа. О погоде и нестерпимой жаре? О тяжелом рюкзаке?
— Ничего они мне не предлагали, а если бы предлагали, то я не соглашалась, — тихо заверяю я Святого Отца.
Чад оглядывается и хищно улыбается. Похож на стильного хипстера в трауре. Борода аккуратно подстрижена, уложена волоском к волоску и густые патлы тщательно зачесаны и стянуты в пучок на затылке.
А его дружка можно сфотографировать на обложку каталога ритуальных услуг: зализанные с косым пробором волосы, костюмчик по фигуре и маска печали на лице создают образ мрачного аристократа. Только все это игра на публику. Он и есть тот, кто вырвал кадык Бобу.
Вскакиваю на ватные ноги, отмахнувшись от Святого Отца, и шагаю по траве прочь. Я устала. Похороны и чокнутый священник в маразме высосали из меня последние силы. Ему бы не проповеди читать, а судоку разгадывать в доме престарелых.
— Если ты обязана им жизнью, — вздыхает Святой Отец, — то быть тебе Бесправницей.
Ускоряю шаг. Поминальная трапеза меня не интересует и нет желания оплакивать Боба за столом. Гореть ему в аду на вилах чертей. Возможно, я лишь одна из его жертв.
Зло вышагиваю по тротуару в тенях ясеней и молодых дубов. С ругательствами стягиваю с головы шелковый платок, который сдавил череп тисками, и слышу за спиной шуршание. Оборачиваюсь через плечо. По дороге в мою сторону движется черный хищный кроссовер с массивным бампером и двойными круглыми фарами. Смотрю в холодные глаза водителя и срываюсь с места в обреченном молчании.
Глава 6. Строптивая жертва
Крики застряли в глотке горячими камнями. Открываю рот, а из меня вырывается лишь хриплый свист. Сворачиваю с тротуара в тенистый сквер, где приятно погоревать в прохладе и тишине. Оглядываюсь. Кроссовер притормаживает, и из него выскакивает патлатый и бородатый Чад. Одергивает полы пиджака и с азартной улыбкой кидается в мою сторону.
Сбрасываю туфли. Да что этим двоим надо от меня? Сначала Боб, теперь они! Хоть бы встретить кого-нибудь! Однако в сквер пуст, уныл и мрачен, словно сам тоскует по умершим. Надо вернуться на кладбище.
Я не бегунья и понимаю, что меня в любом случае нагонят. Запоздало корю себя, что стоило по утрам и вечерам выходить на пробежку, чтобы сейчас не задыхаться так от боли в слабых легких. Небольшую фору дает то, что я в походы ходила и есть у меня небольшой запас выносливости, но этого недостаточно, чтобы сбежать от бородатого безумца.
