К сожалению, приходится констатировать, что у нас до сих пор нет промышленной политики. Сейчас мы все еще обсуждаем продвижение в той работе, которая должна была быть сделана 20 лет назад. (Поразительно, что в России до сих пор приходится кого-то убеждать в необходимости промышленной политики.) Более того, промышленная политика должна согласовываться с экономической, оборонной, социальной, региональной, технологической, образовательной и научной политиками. Это диктует и системный подход, и здравый смысл. Но, может быть, и без этого дела идут отлично? К сожалению, нет. «Кризис» в переводе означает суд, испытание, экзамен. Реакция российской экономики на первую волну кризиса, имевшую место в 2009 г., и определила оценку той либеральной экономической политики, которая проводится в стране в последние 20 лет. Оценка эта – «неудовлетворительно». Проводимая ныне политика – прямое продолжение той, которая начиналась правительством Е. Гайдара в годы шоковых реформ. Все вы помните его слова о том, что наука у нас серая и все, что нам надо будет, мы купим за границей. И попытка «купить Кремниевую долину» – проект «Сколково», о котором я еще буду говорить в этой статье более подробно, – это порождение тех же рыночных иллюзий, того же неверия в отечественную науку и тех же комплексов государственной неполноценности. А иллюзий в отношении «покупки» высоких и не очень высоких технологий уже быть не должно. Достаточно напомнить, что в 2009 г. в продаже «Опеля» и электронной фирмы «Инфинум» Германией было России отказано. Так что дружба дружбой в нынешнем мире, а высокие технологии врозь.
У руля российской экономики стоят люди того же круга, что в начале катастрофических реформ 1990-х. Знаковой фигурой здесь является А.Б. Чубайс. Известные приватизация и ваучеры, за которые «можно было купить по две “Волги”», «блестящие» успехи электроэнергетики России (которые после Саяно-Шушенской катастрофы стали всем очевидны), «огромные» достижения «Роснано» дают полную уверенность в «сокрушительном» успехе проекта «Сколково», за который взялся этот «эффективный менеджер».
Падение ВВП за 2009 г. составило более 8 % (объем перевозок грузов по железным дорогам сократился на 20 %). Это падение ВВП более чем вдвое превышает американские показатели и примерно вшестеро общемировые. Но ряд стран не только успешно пережили кризис, но и продвинулись в развитии своих экономик. Свой ВВП за 2009 г. несколько увеличила Бразилия, на 6 % выросла за время кризиса Индия, на 8 % – Китай. Разная экономическая политика, разные результаты. Очень интересно, как бессменный (работающий на этом посту в течение десяти лет) министр финансов А. Кудрин прокомментировал успех Китая: «Недавно беседовал с нобелевским лауреатом Эдмундом Фелпсом. Он сказал, что в Китае некапиталистическая экономика, потому что большая часть инвестиций идет со стороны государства. Во время кризиса, когда во всех экономиках мира количество денег упало, у них оно выросло». Так вот оно в чем дело! Ребята играют не по правилам! Поэтому у них все хорошо. А мы делаем все «по-честному», по-капиталистически, и на Западе нас за это хвалят. Но результаты значительно скромнее.
Напомню весьма критическую оценку действий правительства РФ, данную президентом. Значительная часть из 200 млрд. долл., выделенных на «поддержку ликвидности», «финансовую стабилизацию», так и не дошла до реального сектора. В то же время 200 млрд. – это 10 млн. рабочих мест с зарплатой в 20 тыс. руб. в месяц на три года. Впрочем, за время кризиса число долларовых миллиардеров почти удвоилось, поэтому «поддержка ликвидности» дала свои плоды. Не за горами следующая волна кризиса, которая будет проходить на фоне стагнации экономики. Тяжелым временем, связанным с большими социально-политическими рисками, будут 2014–2015 гг. К этому времени хотелось бы не только убедить политический класс России в необходимости промышленной стратегии и политики, но и самым активным образом воплощать ее в жизни.
Перед Россией стоит вызов исторического масштаба. Вспомним опыт российских модернизаций. Известны идеи Петра I о том, что Россия должна в течение 30 лет взять те технологии, которые создал и развил Запад, а после этого к нему можно будет повернуться задом. Промышленность России, по его мысли, должна была быть способна лить пушки, строить корабли, ставить крепости, говоря нынешним языком, поддерживать оборонный комплекс на современном уровне ведущих в то время стран. Модернизация – тяжелое дело, требующее от народа и элиты сверх-усилий. И предпринимают ее не от хорошей жизни, а сообразуясь с вызовами, которые ставят под угрозу само существование общества и государства. Обычно такие перспективы осознаются, когда возникает перспектива большой войны. Экзаменом для петровской модернизации стали война со Швецией и Полтавская битва. Россия успешно сдала этот геополитический и геоэкономический экзамен. Ленинская модернизация также имела ясные промышленные ориентиры. В ходе построения социализма должны были быть решены задачи индустриализации, коллективизации и культурной революции. Напомню чеканную формулировку: «Коммунизм – это Советская власть плюс электрификация всей страны». Реализация промышленной политики, потребовавшая сверхусилий от советского народа и также проходившая на фоне мирового кризиса, дала желаемые результаты. Страна преобразилась и смогла выстоять в Великой Отечественной войне. Экзамен был сдан.
Сейчас перед Россией стоят проблемы того же масштаба, как и во времена, предшествовавшие петровской и ленинской модернизациям. И вновь растет геоэкономическая и геополитическая нестабильность всей мировой системы, а с нею и риски крупномасштабных военных конфликтов, острого соперничества старых и новых центров силы, нового передела мира.
В настоящее время основой для промышленной политики является стратегический прогноз или, более точно, технологии проектирования будущего. Будущее не предопределено, и наши сегодняшние действия могут увеличить вероятность реализации одних из его вариантов и уменьшить вероятность реализации других. За прошедшие века значение предвидения и возможности прогнозирования многократно возросли. В этой области в последние 30 лет XX в. произошла научная революция. Она связана с теорией самоорганизации, или с синергетикой, с одной стороны, и с огромными возможностями компьютерного моделирования – с другой. За время существования компьютеров их быстродействие возросло в 100 млрд. раз. Ни одна отрасль промышленности не знала такого стремительного прогресса своей продукции, как компьютерная индустрия. В США есть более 50 мозговых центров, занимающихся проектированием будущего в целом и альтернативными вариантами стратегий промышленного развития в частности. В стране ежегодно проводится около 30 общенациональных конференций, посвященных этим проблемам. По этому пути уверенно идут Япония, Германия, Финляндия, Франция, многие другие страны, опирающиеся в формировании своей промышленной и инновационной политики на возможности науки.
Эта важнейшая работа имеет две ипостаси. С одной стороны, она ориентирует лиц, принимающих решения на государственном и региональном уровне, на уровне крупнейших корпораций. Она показывает, какими будут наиболее вероятные последствия и риски принимаемых решений, какую цену придется заплатить за выбор той или иной альтернативной стратегии. С другой стороны, часть этой информации становится достоянием общественности и начинает формировать образ желаемого будущего, цели, мечты, приоритеты, карту угроз в массовом сознании. Это позволяет активно задействовать потенциал информационного управления и рефлексивного управления обществом. С горечью приходится констатировать, что серьезного, ответственного отношения к своему будущему (в частности, к промышленному будущему) в России пока не выработалось.
В основе многих технологий проектирования будущего лежит теория больших волн экономической конъюнктуры, созданная нашим выдающимся соотечественником Николаем Дмитриевичем Кондратьевым (1892–1938). В соответствии с этой теорией системной основой экономических кризисов, войн, революций, геополитических катастроф является смена одних технологических укладов другими. Именно это и оказывается важнейшим фактором, который следует учитывать в формировании и проведении промышленной политики. Если попытаться выразить суть сложной кондратьевской теории как можно проще и короче, то она сведется к следующему. Развитие мировой и национальных экономик – не есть плавный и постоянный рост, а циклический волнообразный процесс. Циклы состоят из чередующихся фаз относительно высоких и относительно низких темпов экономического роста. Так же неравномерно идет и технологический прогресс – периоды бурных технологических революций сменяются периодами застоя. Для периода, последовавшего за промышленной революцией, обычно выделяются следующие кондратьевские циклы/волны и соответствующие им технологические уклады:
