и кресла в стиле честерфилд, а все прочее – новое. То есть не совсем новое, ты ведь понимаешь. – Росс улыбается с несчастным видом, едва сдерживая отчаяние и злость. – На выходных Эл постоянно таскала меня по всяким антикварным магазинчикам.
Услышав имя сестры, я невольно вздрагиваю. Росс смотрит на меня долго и внимательно, не спеша отвести взгляд.
– Ты так и не спросила, – медленно говорит он, – почему мы купили этот дом.
Я отворачиваюсь, смотрю на окно и закрашенную дверцу буфета.
– Его выставили на аукцион. Эл увидела объявление в газете. – Росс устало садится на кровать. – Я подумал, что зацикливаться на прошлом – неправильно. То есть… Ну, ты понимаешь.
Еще бы! Когда-то я была здесь счастлива. А потом, после ухода, несчастна. И все же я знаю: возврата к прежней жизни нет.
– Я собрал задаток и помог ей с покупкой. – Росс пожимает плечами. – Ты ведь знаешь, какой упорной была Эл, если ей чего-то хотелось.
Лицо пылает, по коже бегут мурашки. Он говорит о ней в прошедшем времени! То ли считает мертвой, то ли потому, что у меня с сестрой давно нет ничего общего.
Росс прочищает горло и лезет в карман.
– Подумал, что они тебе пригодятся, чтобы ты могла приходить и уходить, когда захочешь. – Он протягивает мне два ключа от автоматического замка. – Первый – от двери в прихожую, которую я обычно не запираю, второй – от входной двери. Еще там есть засов, но ключ у меня один, поэтому пока не буду им пользоваться.
Беру ключи, подавляя внезапно нахлынувшее воспоминание о черной тьме. «Беги!»
– Спасибо.
Росс резко поднимается с кровати, словно его дернули за ниточки. Вышагивает по комнате, проводя руками по волосам, сжимает кулаки.
– Кэт, я должен предпринять хоть что-нибудь, но что?
Он бросается ко мне, выкатив красные от недосыпа глаза.
– Кэт, они считают, что Эл мертва! Ходят вокруг да около, вслух не говорят, только я вижу, что они думают! Завтра уже четвертый день, как она пропала. Как считаешь, сколько ее будут искать? Отговорки про погоду, время и ресурсы кончатся, и спасатели скажут: «Извините, доктор Маколи, больше мы ничего не можем поделать». – Росс взмахивает руками; на футболке под мышками влажные пятна. – Эл ведь не просто исчезла – она ушла на чертовой двадцатифутовой яхте с двадцатидвухфутовой мачтой! Как можно не найти такую огромную яхту? К тому же Эл отлично с ней управлялась, – добавляет он, метаясь по комнате. – Она прекрасно знала, что я терпеть не мог ее чертовых прогулок в одиночку! – Падает на кровать, словно кто-то перерезал ниточки. – Я ведь предупреждал, что этим кончится…
– Понятия не имела, что Эл умеет ходить под парусом, – замечаю я. – Не говоря уже о том, что у нее была яхта.
К тому же пришвартованная в гавани Грантон… Внезапно перед глазами встает картинка из прошлого: мы с сестрой стоим у бушприта «Сатисфакции», хохочем, кричим, наши волосы треплет горячий тропический ветер, и я чувствую то ли тоску, то ли ярость.
– Эл купила ее пару лет назад. Обязательный договор, невозвратный депозит. Она неплохо зарабатывала на комиссионных, но выставки бывали редко, и остаток выплатил я. Да сперва она даже управлять чертовой лодкой не умела! Господи, зачем я только… – Росс судорожно проводит руками по лицу. – Это я во всем виноват!
Мне хочется сказать, что Эл жива, но я не могу: Росс пока не готов.
– Почему ты винишь себя?
Росс был в отъезде – отправился в Лондон на ежегодную конференцию по психофармакологии. Это обязательное требование для всех практикующих клинических психологов.
– «Эффективность и безопасность психоактивных методов лечения», – добавляет он, будто это важно. Название конференции не говорит мне ровным счетом ничего. Росс винит себя за то, что его не было с ней рядом, что он ее не остановил, хотя мы оба знаем: это не помогло бы. Впрочем, он явно чего-то недоговаривает. – Когда я вернулся, Эл уже часов пять как пропала, и откуда ни возьмись налетел шторм.
Вспоминаю фото «День первый», на котором Росс стоит в тени между двумя фонарями.
– Вчера поиски расширили до Северного моря. Ее ищут все рыбацкие суда и танкеры, но… – Росс качает головой и снова встает. – Я знаю, скоро поиски свернут. Полиция наверняка заявится завтра утром. Никто не хочет, чтобы я торчал в гавани и путался под ногами. – Он фыркает. – Безутешный вдовец!
Такой сердитый, такой отчаявшийся…
– Ты, наверное, устал. Приляг хотя бы ненадолго, – предлагаю я.
Росс тут же начинает возражать.
– Мне все равно не уснуть до вечера. Если что-нибудь случится, я тебя разбужу. Обещаю!
Плечи его опускаются. Улыбка такая несчастная, что я поскорее отворачиваюсь и смотрю на качающиеся за окном зеленые кроны.
– Ладно, – сдается он и сжимает мою руку. – Спасибо тебе, Кэт! – В дверях с улыбкой оборачивается и уже слегка напоминает прежнего Росса. – Знаешь, я ведь и в самом деле рад, что ты вернулась.
Роюсь в чемодане и достаю бутылочку водки, купленную в аэропорту. Сажусь на нагретую Россом кровать и выпиваю. На тумбочке фото в рамке: юные Эл с Россом улыбаются на фоне цветочных часов в парке Сады Принцесс-стрит. Он сунул ей пальцы за пояс джинсовых шортов, она обнимает его за торс.
Интересно, это снято после моего отъезда? Помнили ли они обо мне тогда? Смотрю на широкую счастливую улыбку Эл и знаю ответ.
Отворачиваюсь и снова оглядываю комнату. Кафе «Клоун» было целиком и полностью задумкой Эл: воображаемая американская закусочная у дороги с полосатыми красно-белыми стенами и розовыми неоновыми трубками. Старенький проигрыватель был музыкальным автоматом, играющим песни Элвиса. Сосновый буфет – столиком, два высоких табурета – стульями. Кровать служила нам барной стойкой, платяной шкаф – туалетом.
Клоунов я не особо любила; мы с сестрой считали, что они – совершенно другой, отличный от людей вид. Я испытывала к ним смешанные чувства, жалость пополам с брезгливым недоверием: мне казалось, что эти существа больше ни на что иное не годятся, и, хотя мне было всего восемь лет, я понимала, насколько ограничены их возможности. Эл полагала, что путешествовать с бродячим цирком – лучшая работа в мире.
Зато Зубная Фея клоунов боялась, а мы боялись Зубную Фею… Поэтому и прятались в кафе «Клоун» (кожа чешется под слоем грима и пластиковыми носами, нейлоновыми париками и комбинезонами), пили кофе, кушали жареные пончики в компании двух клоунов-старожилов по имени Дикки Грок и Пого. Первый работал поваром в кафе: немой, с грустным лицом, бывший жонглер, который терпеть не мог цирк и рано ушел на пенсию. Второй клоун был щуплым, с большими зубами, – король фарсовых трюков, обожавший подкрадываться к людям сзади и орать в рупор. Меня он ужасал ничуть не меньше, чем Зубная Фея.
Впрочем, оно того стоило, ведь кафе
