Когда малознакомые люди вместе попадают в сложный житейский переплет, неизбежны истерики и ссоры. У боевого экипажа финал другой – смерть.
Январские бои в Грозном пресекли почти все проявления характеров. Немыслимые потери ужасали. Многие солдаты утрачивали контроль над собой, офицеры теряли управление подразделениями. Всех накрывало ощущение апокалипсиса.
Изуродованные трупы сослуживцев, крики и кровь раненых друзей, обилие смерти вызывали у юных солдат стрессовые состояния и нарушения психики. Бойцы ломались. Они либо дурачились, либо остервенело и бестолково кидались под пули, умножая страшные картины и втягивая в массовое сумасшествие новых солдат-мальчишек. Кто-то беспорядочно стрелял и метался, кто-то впадал в ступор. Были и те, что справлялись с первыми реакциями и вели прицельный огонь, спасали раненых…
…Небо стало черным, осколки камней и комья земли закрыли горизонт. Жаждущие легкие лихорадочно хватали смесь пыли и гари. Уши Антона уже не воспринимали грохот – казалось, внутри самой головы стоял нескончаемый гул.
Вспыльчивый парень чувствовал, как в нем бурлит бездонная злоба. Она разрывала изнутри, выплескивалась на других солдат, на старших по званию, на пленных и на безоружных местных жителей. Злоба вытесняла страх, собирала силы, уменьшала боль. Он быстро стал лихим бойцом и поначалу воспринимал войну как приключение. Ему нравилось демонстрировать свою браваду и представлять ужас матери, от которой сбежал в армию. Пусть эта благополучная женщина терзается отчаянием, поняв, до чего довела любимого сына, заставляя осваивать профессию инженера. Антону казалось, будто все, кому нужна его жизнь, смотрят на него глазами матери.
Опасность срывала с тормозов, давая остроту близкой и однозначной цели, чего не бывает в мирной жизни. Здесь всё было ясно и не приходилось думать о будущем. Ловкий, с пьяной сумасшедшинкой в глазах, Антон казнил и миловал с улыбкой – если выпадала возможность.
Рядом в окопе, скрючившись, сидел длинный светловолосый парень, пермяк. Они вместе ехали в Чечню и держались друг друга с первого дня.
На войне все ценят «чувство локтя» и уверенность в друге. Рождается братство по крови, которую были готовы вместе пролить, братство по совместно прожитой смертельной тоске, которое связывает крепче родственных уз и сохраняется десятилетиями.
«Влад!» – Антон толкнул локтем друга, предлагая ему переползти правее, но безголовое тело парня упало на дно окопа. Дикий гнев подбросил Антона, как пружина. Готовый сокрушить всё, что попадется на пути, он бросился в дымный смрад. Словно в немой замедленной съемке, как цветок, рядом распустился еще один взрыв…
Следом Антон с удивлением увидел белую палату. Из его носа торчали медицинские трубки. Пошевелиться не получалось, тело не слушалось, словно не имело к Антону отношения. Глаза смотрели лишь в одном направлении, больно было даже моргать. Боль пульсировала везде. Казалось, весь мир состоит из боли.
Пришедшие к соседям по палате женщины пугались, принимая Антона за труп. Но ему уже ни до кого не было дела.
Он стал мечтать о единственной – той, которая, в силу своей доброты и нежной наивности, могла бы любить его далекое от идеала существо. Чтобы плакала у его постели. Жалела его, внезапно ставшего беспомощным…
Превозмогая дикую боль, он сберегал сознание. Усилием воли удерживал утекающие мысли и звал: «Где ты, Олеся? Страна сделала меня таким. Но я не видел в войне смысла и представлял, что защищаю тебя. А ты не идешь. Наверно, ты гуляешь с бандитами и всякими подонками. Тебе хорошо и весело. А я лежу тут. Это несправедливо. Зачем жить? Эй, кто-нибудь, дайте эвтаназию…»
«Брр… Приснится же такое, – поежилась Олеся. – Почему страна? Страна – это люди, которые не хотели войны…
Парень думает обо мне плохо… И хочет, чтобы я плакала… Разве любящие мужчины так говорят?»
Антон
Его родная деревня стояла неподалёку от древнего Свирско-Онежскош торгового пути. Во времена колонизации Севера восточными славянами это был единственный путь среди лесов и болот. С тех туманных пор на берегах Свири сохранились клады, и каждый подросток пытался их отыскать.
Но скопища монет обычно находили археологи, а мальчишки натыкались на простые грунтовые могильники в курганах. Существовало поверье, что раскапывать их опасно: можно разбудить злых духов. Кто-то верил в это, кто-то нет, однако все стремились увидеть собственными глазами пласты древней жизни. Некоторых сдерживали страх, буйная фантазия или видения, некоторых – предубеждение против гробокопательства, и всё-таки каждый хоть раз занимался так называемыми черными раскопками. Каждый имел представление о древнем и средневековом инвентаре, каждый хранил в своих тайниках диковинные для современников вещицы: украшения, амулеты, позеленевшие от времени узорчатые браслеты, ножи, наконечники стрел, стеклянные бусы, поясные пряжки.
Антону пришлось много читать, сопоставлять научные работы, прежде чем он начал разбираться в найденных предметах.
Больше всего ему нравились древние топорики с оттянутым лезвием и полукруглым выемом в основании – такие завезли в десятом веке из Скандинавии. Теперь они лежали в языческих погребениях мужчин. Забрать у мертвого топорик, символизирующий его былую мужскую силу, и не поплатиться за это – вот о чем мечтали деревенские подростки. Антон не верил ни во что, касающееся верований, а тем более в остаточные энергии древних скелетов, и спокойно коллекционировал полюбившиеся предметы культа. Парню казалось, будто с появлением каждого нового топора сам он становится значимее.
Предки Антона были осторожнее и страховали себя от нападения злых духов, соблюдая мистические ритуалы: клали в гробы клыки лисицы, а вместо гвоздей вбивали ножи.
Антон воображал себя победителем, натыкаясь на фрагменты древней жизни. Казалось: вот он, живой и молодой, стоит здесь властелином, а тот, кого когда-то боялись сотни или даже тысячи, лежит под ногами, превратившийся практически в ничто. Неважно, что не было боя… Важна итоговая картина.
На берегах реки встречались и захоронения женщин. Кроме безделушек, в ногах покойниц лежали большие кресты, которых не было у мужчин. Антона занимал вопрос: почему они были христианками и язычницами одновременно, в то время как мужья – только язычниками? Как весело было бы поговорить с ними! Но они посылали лишь привет из своего одиннадцатого века – плоские подвески в виде прорезных уточек и двухголовых коньков.
Коренастый русоволосый Антон был некрасив, но обладал ангельскими кудряшками и кротким взглядом, за что его любили все местные старушки. Молчаливый, он становился порой сентиментальным до слез, а порой – агрессивным, безжалостным и грубым. Он умел производить впечатление, но делал вид, что внимание ему не нужно.
Парень много читал, упорно учился и собирался в будущем переехать в город. Притворщик по натуре, страдал от неискренности мира. Мечтающий о настоящей любви, не признавал женскую слабость.
Он влюблялся платонической любовью то ли в жительниц далеких веков, то ли в плоды своего воображения. Он бродил по лесам, и вместе с ним безмолвно бродила воображаемая идеальная спутница – девушка с длинными светлыми волосами. На раскопках они вместе искали металлических барашков, коньков с волнистым орнаментом и фибулы, а потом продавали их археологам и туристам.
Он дарил Ей скандинавские стеклянные бусы…Была ли она фантазией? Она всегда сопровождала его в лесу, одетая в длинное красное платье. Ее волосы стягивал кожаный ремешок. Антон мысленно разговаривал с ней, а под вечер молча сидел рядом на берегу…
Десять лет спустя, пройдя военный ад, Антон жил уже без фантазий и страстей. Единственное, что по-прежнему волновало его – это могилы и мертвецы. Вид смерти стал привычным и необходимым ему, а вид давно минувшей смерти успокаивал и вселял уверенность в собственных силах.
Мечта
Постепенно у Олеси не осталось сомнений: памятной ночью она видела эпизод либо Зимней, либо гражданской войны. Мистические вопросы смущали девушку, но она доверяла своей памяти. Она видела то, что никому на земле теперь не было известно.
Олеся помнила клинок, и собиралась его найти. Однако заблудилась она в средней, в северной Карелии, или в районе линии Маннергеймана эти вопросы не было ответов. Олеся не знала, где находится озеро. Она могла бы перепутать его с любым другим, расположенным в похожей местности.
Олеся росла, чувствуя душевное одиночество, вылившееся со временем в отчаянную потребность любви.
Одноклассницы влюблялись в юношей на несколько лет старше себя, рассказывали о признаниях и первых поцелуях. Девочка присматривалась к соседям, к встречавшимся на улице молодым людям. Она искала кого-то глазами, перебирала в памяти все знакомые лица, чудилось: еще немного – и свершится нечто волшебное: при взгляде на особенного человека засияет новая звезда, отступит чувство потерянности. Ее половинка даст ей уверенность в себе, станет настоящим верным другом и красивой любовью. Но река времени текла, унося в безвестность все новые дни юной жизни, и никто не казался Олесе тем самым… Во всех не хватало чего-то неуловимого, неясного и настолько важного, что воспринять кого-то как предмет любви казалось невозможным. Они были чужие. Зачастую понятные, но – непонимающие.
