Рассуждения ректора укладывались в два коротких тезиса: куда он, Брюллов, денется. Дорастет до докторской – дадим.
Уверенность начальства, что подчиненный никуда не денется, происходила в том числе и от содержания пятой графы заведенного на отца «Личного листка по учету кадров».
С момента окончания школы до выхода на «заслуженный отдых» (так интеллигентно назывался тогда выход на пенсию) жизнь советского человека скрупулезно отражалась в этом скромном документе. В графе, на которую обратил внимание ректор, типографским шрифтом было напечатано ее название – «национальность».
Владимира Теодоровича Брюллова, как и его знаменитого художника-однофамильца, большинство коллеги студентов считали чистокровными русскими. Наиболее продвинутые даже имели правдоподобную версию происхождения фамилии: от березовых брюлек, на которых гурманы настаивали самый популярный российский напиток. Однако эта комфортная версия не соответствовала действительности. Брюлловы были из немцев. Ректор был не продвинутым, но информированным.
Как минимум два последних поколения Брюлловых, осевших в Поволжье, отдавали руку, сердце и фамилию привлекательным девицам славянского происхождения. Но ливонские гены брали свое: славянки исправно рожали сыновей-немцев. Может быть, отцы мстили им за разгром немецких «псов-рыцарей» на Чудском озере?
Владимир Теодорович попытался осуществить перелом в национальной политике рода Брюлловых. Произошло это уже в Сибири, куда его – пятикурсника, мобилизовали как немца Поволжья, но отправили не на фронт, а в Сибирь – в медсанчасть ОСМЧ[8]. Там он и встретил девушку по имени Диляра. И хотя не знал, что в переводе с татарского это «красавица, радующая сердце», но сражен был мгновенно и наповал. По этой причине уже осенью сорок четвертого на свет появился их сын Юрик.
У Диляры, несмотря на ее крымские корни, в паспорте стояло не «крымская татарка», а просто «татарка». Поэтому, после непродолжительных обсуждений, было принято решение из двух бед выбрать меньшую, то есть записать Юрика «по маме».
Нельзя не отметить, что природа положительно отнеслась к такому выбору. Бриться Юра начал в шестнадцать лет, а в семнадцать его гладковыбритый подбородок уже отливал синевой, свидетельствуя, что в нем далекие предки из Золотой Орды, как и семьсот лет назад, безжалостно подавили своих белокурых западных конкурентов.
От папы Юра унаследовал доброжелательность, пытливость, настойчивость и любимую присказку: «Насколько я разбираюсь в урологии».
Ректора Камского мединститута, в отличие от его иркутского коллеги, этнические тонкости не интересовали. У него была достоверная информация, что уролог Брюллов имеет золотые голову и руки. Еще он твердо знал, что мужские проблемы могут плохо повлиять на «качество жизни» не только представителей трудового народа, но и его слуг, включая первого секретаря обкома. И понимал, что если первому секретарю не все равно, кто перед ним – русский, немец, еврей или кореец – то его предстательной железе без разницы, чьи пальцы ее массируют, лишь бы были половчее.
Так Брюлловы оказались в Камске.
В камской школе требования к десятиклассникам оказались жестче, чем в Иркутске. К тому же надо было думать о приемных экзаменах в институт. Это помогло забыть о «большом спорте». О своих былых теннисных заслугах Юра в школе никому не сказал и за ракетку больше не брался. То же самое произошло и в «политехе», на металлургический факультет которого он поступил на удивление легко.
Решение стать металлургом свалилось на Юру за полгода до окончания школы. Свалилось оно с верхней полки книжного шкафа. Фанатичка-литераторша даже на короткие ноябрьские каникулы озадачила их написанием сочинения. Ладно бы о Гагарине, о космосе. Литераторшу больше волновала «Осень в русской поэзии». Когда он открыл дверцу шкафа, чтобы достать Пушкина (память, кроме болдинской осени, ничего не подсказала), на его голову упал небольшой томик. Это был роман Александра Бека «Доменщики». Юра для порядка открыл книгу и, неожиданно для себя, не выпустил из рук, пока не прочитал всю. Благо что были каникулы. Тему сочинения он изменил на «Поэзию кипящего металла».
Потом была экскурсия в сталеплавильный и прокатные цехи пушечного завода, а затем вслед за поэзией возникла проза: не стать ли ему металлургом?
Отец хотел, чтобы Юра пошел по его стопам. Он не раз повторял:
– В наше время мужчина, чтобы состояться, должен быть начальником. Исключение – свободные профессии или врач.
Медицина была Брюллову-младшему противопоказана. Еще в Иркутске пятеро восьмиклассников пришли проведать своего любимого физика после операции. Выздоравливающий попросил, чтобы гостям показали его удаленный аппендикс. Когда принесли банку, девочки с любопытством защебетали, а Юра потерял сознание. На этом вопрос о продолжении династии медиков был закрыт.
Готовясь к разговору с родителями, Юра не забыл слова отца о состоявшихся начальниках и попытался разузнать о профессиональном происхождении директоров крупнейших камских заводов. Необходимые сведения обнаружились в листовках о кандидатах в депутаты местных Советов, которые вместе с газетами оказались в почтовом ящике. Из шести директоров-кандидатов два оказались литейщиками, а один – сварщиком. Из литейщиков был и второй человек в области – председатель облисполкома.
Выслушав Юрины аргументы, родители в восторг не пришли, но мудро рассудили: если нравится, дерзай.
Атаманов. 1962
На новом месте Атаманова ожидали не только работа и должность, но и двухкомнатная квартира. В МПС со времен царя-батюшки чтили субординацию. В том числе и правило, что жилье должно неукоснительно соответствовать занимаемой должности и «чину».
Получая ордер на квартиру из рук пожилого НГЧ[9], Атаманов для очистки совести напомнил, что не женат и живет один. НГЧ ответил философски:
– Дают – бери, бьют – беги, – и, заглянув в лежащий перед ним листок, добавил: – У тебя сестры? Для порядка одну пропиши.
Должность, на которую в Камске назначили Атаманова, оказалась вакантной. Бывший НОД-4, переведенный в Молдавию, забрал его предшественника с собой. Это упрощало вхождение в «плотные» и до поры незнакомые «слои атмосферы».
Первое время «атмосфера» как-то напряженно воспринимала неприличные для его немалой должности двадцать четыре года, но довольно быстро одни привыкли, а другие смирились.
Сама же работа была не только знакомой, но и прощупанной собственными руками, многократно пропущенной через себя. Одна ее сфера, правда, оказалась не то чтобы новой, но более масштабной. Это было своевременное и правильное обеспечение билетами «высоких должностных лиц».
Проездные билеты на хорошие места были дефицитом. Особенно в отпускной период. К числу «высоких лиц» относились областное, городское и районное руководство, ректоры городских вузов, руководители авиаотряда и речного пароходства, крупнейших предприятий и строительных трестов. Не обошлось и без экзотики, представителями которой были директор и администратор театра оперы и балета и модный закройщик ателье по пошиву верхней одежды.
Особой наукой была расстановка по ранжиру всех претендующих на внимание. Ни в коем случае нельзя было перепутать тех, кого «нельзя огорчать ни в коей мере», с теми, кто «извините, но только в ближайшие дни». Бдительный современник той эпохи может покритиковать приведенный перечень «персон» за отсутствие в нем представителей таких ключевых «полезных» профессий, как торговля и медицина. В данном отдельном случае он будет неправ: медики и торговля у железнодорожников были свои собственные, подчиненные.
Система обеспечения «персон» была отработана десятилетиями. На ней сидели исполнители, которые по своей ловкости и знанию человеческих душ могли бы украсить МИД. Однако вечно живой принцип «доверяй, но проверяй» требовал личного погружения Атаманова и в эту сферу деятельности.
Полтора года он довольно спокойно набирался ума и опыта, все глубже окапываясь на новой позиции. И это происходило до тех пор, пока сверху до их отделения не докатился новый почин – объединение и укрупнение подразделений. НОД-4 починов не любил, справедливо считая, что это «показуха», отвлекающая от полезных дел, но этот подвернулся вовремя. От прежнего начальника отделения Вячеслав Вячеславович получил в наследство две штатные единицы и двух живых заместителей, имеющих прямое отношение к основному «хлебу» железнодорожников – перевозкам. Старожилы дружно его уверяли, что раньше каждый из членов этого дуэта четко знал границы своей делянки и никогда их не нарушал. С приходом нового НОД система мирного существования почему-то пошла вразнос. Вячеславу Вячеславовичу заниматься исследованием причин и урегулированием возникающих пограничных споров было некогда и неинтересно. Он уже стал задумываться над тем, как бы укрупнить спорное хозяйство. «Почин» не только подтолкнул его к этому, но и развязал руки.
