На обратном пути она решила спросить у всегда всё знающей Кати, что бы это значило.
– Да ты что, совсем малахольная?!! Да он влюблён в тебя давным-давно! Весь класс знает!
– Влюблён? С чего это вдруг?
– Ну, это ты у него спроси. Сама-то ты к нему как?
– Да никак. Равнодушна. Я, если на глаза не попадается, и не вспоминаю о нём никогда. Да и вообще ни о ком.
– Жди теперь атаки.
– Атаки? Ну, лучше бы ему силы поберечь для более подходящей жертвы.
– Ой, не зарекайся!
– Вот ещё, зарекаться. Даже и не подумаю. Просто это не моё, вот поэтому он обречён на проигрыш.
– Только он?
– Все. Пока для меня все одинаковы, они могут спокойно заниматься своими делами.
– А если не все окажутся одинаковыми, что тогда?
– Откуда я знаю? Погляжу, как оно будет.
– Мне расскажи обязательно!
– Куда же без тебя!
Следующая неделя оказалась чрезвычайно трудной.
Во-первых, хоронили Нину. В закрытом гробу. Кто так решил – неизвестно, но Вера была согласна с этим решением: лучше помнить её живой. Хотя и забыть её такую, какой увидели в тот день в лесу, тоже вряд ли удастся.
Во-вторых, Вера обнаружила, что Выдра приставила к ней соглядатая. Шпиона. Куда бы Вера не пошла и чем не занималась бы, за ней непременной тенью следовала Серафима. Она была из старшего, восьмого класса. Вера, кроме этого её волшебного имени, о ней не знала ничего. Сима была слишком невзрачной, чтобы оказаться для Веры интересным собеседником. Тем более, что самый лучший собеседник – книга – у Веры уже был.
Немного подумав, вечером, в спальне, она попросила Катю сходить к дяде Мите и сказать ему, что происходит.
– Я не хочу приходить к нему и притаскивать туда Симу. Для меня это как осквернение святыни… Но ему ты эту фразу не передавай. А когда это закончится, я обязательно приду и мы с ним чайку попьём.
Оказалось, что это чрезвычайно изматывает, когда за тобой постоянно следят, причём нагло, в открытую. Вера благодарила Бога, что уродилась такой молчаливой и так трудно принимающей людей. Если бы у неё было друзей не двое, а двадцать, то и за всеми бы установили слежку? А что она дружит с Катей и Славиком, было известно всем.
Славик, то есть Вячеслав, был таким же бросом, как и покойная Нина. Но он, в отличие от Нины, никого не искал и не собирался. А если и собирался, то только тогда, когда вырастет и достигнет уровня три «Д»: дом, диплом, деньги. Если (и когда) ему удастся всего этого достичь, то лет ему будет, вероятнее, в два раза больше, чем сейчас. Тогда и только тогда он, возможно, что-нибудь и предпримет, чтобы узнать хоть что-то о своих родственниках. А, может быть, и не предпримет.
Так что неприятности разгребаем по мере их поступления.
– Тебе помощь не нужна? – спросил он, узнав о Симе.
– Да нет. Смысла избавляться от слежки не вижу. Уйдёт Сима, появится кто-то ещё. А так она уже привыкла к тому, какая я, где бываю, с кем разговариваю (а разговариваю я, сам знаешь, в основном с книгой, да с тобой, да с Катей). К дяде Мите я временно ходить не буду, не хочу её туда тащить. А остальное – пусть смотрит.
Славик почесал в затылке.
Ситуация странная. Более того, уникальная: никогда и никто ни за кем из детдомовцев раньше слежки не вёл. Если и шпионили, так по собственному интересу или интриге. Но чтобы воспы так откровенно приставляли шпика?!!
– Да ну её, – сказала Вера, имея в виду, конечно же, Выдру. – Что же мне, директору на неё жаловаться? А ты полагаешь, что это выдрина самодеятельность? Зачем ей проблемы? Так что жаловаться пособнику палача на самого палача смешно, по крайней мере!
– Но ведь РОР может быть просто не в курсе!
– Да? Тогда он плохой директор.
– Он хороший. Сама знаешь.
Вера пожала плечами: хороший то хороший, да до каких пределов эта хорошесть простирается?
– Чем же это закончится, а?
– Слежка-то? Да ничем. Пока воспа не изобретёт ещё какой-нибудь методы меня уесть.
Видимо, изобрести не удавалось, потому что Выдра вдруг отправила Веру на поломойные работы.
– Ты сделала все домашние задания? – спросила она.
– Да.
– Тогда пошли со мной.
Но оставить группу без присмотра она себе позволить не могла, а потому вместо себя Выдра предусмотрительно оставила другую воспу, у которой, видимо, этот день был выходным.
Выдра привела Веру на третий этаж жилого корпуса и велела:
– Мой коридор.
– Но я не дежурная и это не мой этаж.
– Не волнуйся, все этажи будут твоими.
– Но чем?
– В туалете возьми.
Вера взяла, промыла весь коридор, причем, по привычке, сделала всё тщательно. Тем более, что Выдра наблюдала за её усилиями, отступя примерно шагов на пять: чтобы не оказаться случайно обрызганной, но чтобы ни одного движения Веры не упустить. Воду, по указаниям Выдры, Вера меняла каждые пять метров.
Когда она таким манером помыла все четыре этажа, Выдра высокомерно и зло сказала ей:
– Пока не согласишься, будешь мыть коридоры. А на чтение у тебя времени не останется.
Помолчав, Вера тихо спросила:
– А Вы знаете, что сирот защищает Матерь Божия?
– Какая ещё Матерь?!?
– Узнаете, Какая!
– Ты мне угрожаешь?
– Нет. Просто информирую.
Выдра задохнулась, и, возможно, именно потому не нашлась с ответом.
– Я могу идти?
– Иди.
Назавтра состоялся бунт уборщицы тёти Маши. Ей было удобно прибежать посреди дня, на скорую руку помыть четыре этажа и получать ощутимую прибавку к пенсии. Прибегала она как раз в то время, когда детдомовцы сидели по залам и выполняли домашние задания. В это время она мыла коридоры. Потом детвора шла на ужин, а тёть Маша быстренько мыла классы.
– Вы меня что, уволили?
Ростислав Романович ошалело вытаращился на тёть Машу.
– Нет, конечно. А что?
– А кто помыл вчера коридоры? Я даром денег получать не хочу. Выживаете меня? Так я в районо с жалобой пойду!
Тёть Маша не знала и не ведала, что этим бунтом своим спасла Веру от настоящей каторги. Потому что девчонке тринадцати лет таскать вёдра и мыть такие площади каждый день гарантировало слом психики и физического здоровья.
Богородица помогла практически мгновенно.
Вмешался в ситуацию директор. Оказалось, не давал он приказа и даже позволения Веру травить. Это Выдра решила, что до детдомовцев никому дела нет и заступиться за них некому. Она, недавно оказавшись в числе восп и не собираясь тут задерживаться, была уверена, что эти бросы оказались в её полной власти. В такой власти, какой не имели над своими рабами даже рабовладельцы.
Но она ошиблась. Ей пришлось предстать пред ясны очи директора и отвечать ему на очень неудобные вопросы. А поскольку РОР был человек умный и правильно мыслящий, то сделать выводы о намерениях Выдры для него труда не составило.
А она эти планы скрыть не сумела. То, что Выдра измыслила ещё более коварные и злобные планы навредить Вере, неизбежно выплывало из неизбежных ответов на грамотно заданные вопросы. Так что убрать её из детдома – хотя бы на время – было единственным верным способом Веру (да и других) защитить.
Директор предположил, что больше пяти дней Выдра от травли не удержится, а за это время придётся организовать какой-либо законный способ её удалить: отправить на курсы, дождаться пока заболеет она или кто-то из членов её семьи, послать в командировку…
Но сработал закон бумеранга. Буквально через неделю после бунта тёть Маши, благодаря которому мыть полы она Веру уже не заставляла, муж Выдры попал в страшную дорожную аварию. Теперь она разрывалась между работой и больницей. А когда его выписали, ей сначала пришлось взять больничный по уходу, а потом и отпуск. А ещё через полгода она тихо исчезла совсем.
***
С трудом поверив, что тирания Выдры закончилась, Вера смогла, наконец, пойти к дяде Мите. Убедившись, что Сима больше не ходит за ней по пятам, она выбрала время, когда там не должно было быть особо много посетителей: сразу после ужина, когда работники не столько старательно, сколько торопливо, заканчивают все дела, чтобы разбежаться по домам, а детвора уже поужинала и с дядей Митей наобщалась. Сам он, как обычно по вечерам, планирует завтрашнее меню, проверяет свои закрома и составляет список: что имеется в наличии, а что ему предстоит прихватить завтра частью из собственной кладовки, частью – с небольшого рыночка, который открывался в несусветную рань – в шесть утра. И дядя Митя как раз успевал приготовить завтрак.
Увидев Веру, которая тихо стояла на пороге кухни, не решаясь оторвать его от хлопот, дядя Митя просто подошёл и обнял её. Как обнял бы собственную внучку, которую слишком сильно наказали родители за мелкую провинность. Провёл рукой по её волосам и отпустил.
– Компоту хочешь? Вишнёвого!
Вера кивнула.
– А у меня и плюшки есть. Будешь?
