Но, продолжает Лука (2: 34–40), обращаясь к Марии, старик также сказал, и грозное его пророчество звучало вразнобой с радостью первых дней жизни Христа: «…се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, – и тебе Самой оружие пройдет душу, – да откроются помышления многих сердец». Ему вторила и пожилая женщина по имени Анна – Лука зовет ее пророчицей и описывает как «вдову лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь». Она тоже признала в ребенке Искупителя. Предсказания и предупреждения Анны и Симеона Мария также хранила в сердце Своем. Она отметила, растолковывая предсказания, что Дитя Ее будет «светом к просвещению язычников» – да и для всех людей без исключения, – а не только для иудеев, и что его жертва пронзит ее душу, словно мечом. Пока «Младенец возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости», Она, должно быть, бесконечными часами размышляла о Его судьбе и о том, какую чудовищную боль сулит Ей грядущее вместо нынешней радости.
Богородица рассказала Луке об одном удивительном случае (Лк. 2: 42–51), который, с одной стороны, укрепил Ее упования на Сына, однако с другой – озадачил Ее. Марию, Иосифа и Иисуса в христианских молитвах называют Святым семейством. Их дом в Назарете отличался благочестием и набожностью. Они много молились, чтили все еврейские праздники и соблюдали обычаи. Каждый год на праздник Пасхи они отправлялись в Иерусалим: принести жертву во храме. Это – косвенное свидетельство тому, что Иосифу сопутствовала удача в его ремесле, и семья жила в относительном достатке, поскольку длительное и дорогостоящее путешествие означало: Иосиф мог позволить себе праздность на протяжении нескольких недель. В ежегодном паломничестве они встречали многих «родственников и знакомых». Когда Иисусу исполнилось двенадцать, родители посчитали, что Он достаточно вырос и может гулять в одиночестве. Храм, в значительной мере перестроенный по приказу Ирода, представлял собой огромный лабиринт из двориков, залов и коридоров. А сам Иерусалим был городом дворцов, крепостей, теснившихся друг к другу строений. Когда подошло время отправляться в обратный путь, «остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его». Они решили, что мальчик едет с друзьями в длинной веренице мулов и ослов. Пройдя же дневной путь, родители забеспокоились и поняли, что Сын остался в святом городе, полном опасностей.
Лука пишет, что после трех дней отчаянных поисков они «нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; и все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его». В этих словах, несомненно, чувствуется любовь и гордость Матери. Но следующий разговор Она вспоминает как неожиданный. Мать обращается к Сыну и упрекает Его в опрометчивости: «Чадо! чту Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя. Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? Но они не поняли сказанных Им слов», – продолжает Лука. Удивительно, что эти первые записанные со всей точностью слова Иисуса выражают весь смысл Его служения – и всей Его жизни: Он должен быть в том, что принадлежит Отцу Его. И хотя Мария по доброте душевной зовет Иосифа отцом мальчика, Иисус уже знает и верит, что Его Отец – Господь, и говорит об этом не таясь.
Мария, добавляет Лука, «сохранила все слова сии в сердце Своем». Но именно на этой истории все рассказы Марии, относящиеся к зачатию, рождению и детству Иисуса, внезапно обрываются. Иисус возвратился в Назарет вместе с Иосифом и Марией, «и был в повиновении у них». Потом Лука опускает последующие восемнадцать лет жизни Иисуса и переходит к описанию того дня, когда Иисус принял крещение Иоанна Крестителя. Другие евангелисты также хранят молчание. Печально, что нам начисто неведомо, как прожил Иисус половину жизни – мы не знаем ни что Он делал, ни куда ездил, ни как жил.
Но можем быть уверены, что Он был хорошо образован. Если позволяли обстоятельства, все способные к учению еврейские дети получали хорошее образование. А семья Иисуса жила в разумном достатке. Мы знаем, что Он умел читать, ибо Его глубокие познания в Священном Писании и, что особенно важно, способность уверенно толковать прочитанное, свидетельствуют о постоянном изучении текстов с самого раннего детства. К двенадцати годам Он мог вести ученые споры о говорящемся в священных книгах. Мы знаем: Он умел и писать, хотя в Библии приводится всего один случай, когда Он пишет. Он остановил толпу добродетельных и жестоких лицемеров, не дал им до смерти побить камнями женщину, обвиненную в супружеской измене, а для этого начертал на земле перечень их собственных грехов. Одно то, что написанное Им тотчас было прочитано и понято, свидетельствует: у Него был необычайно четкий и понятный почерк – вероятно, почти такой же, как у писца-каллиграфа. Однако ни единой записи, сделанной рукой Иисуса, не сохранилось. Не сохранилось и упоминаний о том, что еще Он читал, помимо Священного Писания.
Но из Его слов, дошедших до нас, мы достоверно знаем: Он был начитанным, образованным человеком, тщательно подбиравшим слова – учтивые, точные, тщательно взвешенные – несомненный признак человека, хорошо знакомого не только со священными, но и со светскими книгами. Думаю, владел Он и греческим, и латынью – помимо родного арамейского и иврита, на коем говорил и читал всякий образованный правоверный еврей. Поэтические обороты в Его речи, как и в речи Его Матери, свидетельствуют, как я полагаю, о том, что Он изучал поэзию и многие произведения знал наизусть. Подозреваю, что среди этой поэзии были не только тексты на иврите, как, например, книга Иова, где много поэтических отрывков, не только религиозные песни и гимны, которые именуются псалмами. Знал Он и произведения греческих поэтов, известные в то время. Я верю: Иисус мог цитировать отрывки из Гомера и Еврипида, возможно, и Вергилия. Но это лишь мое предположение.
Надо полагать, Иисус был во многом самоучкой. Его речи и мысли не искажены сухой школьной ученостью, не отзываются влиянием какой-либо философии. Он отвергает всякий догматизм, равно как и ненавидит фарисейство в нравоучениях. Его воображение не было выхолощено в стенах классной комнаты или чего-то вроде современного нам лекционного зала. Будучи самоучкой, Он никогда не посещал таких мест, и посему некоторые критики называют Его необразованным. Так, Иоанн рассказывает, что иудеи были поражены, когда Он проповедовал в храме, и удивлялись, «как Он знает Писания, не учившись?» (7: 15). Мы можем лишь гадать, где юный Иисус находил книги. Но рукописи не были редкостью в еврейских домах – даже в захолустном городке Назарете.
С гораздо большей уверенностью можно предполагать, что Иисус обладал глубокими познаниями в ремеслах и сельском хозяйстве. Это становится ясно из того, что Он уверенно – с полнейшим знанием дела, – говорил об этих занятиях: примеры сыщутся и в изречениях, и в притчах. Знания Иисусовы были обширны и разнообразны, вот почему люди так охотно слушали Его: в Его речах они часто с удовольствием слышали отзывы о своем ремесле. Подозреваю: в подобных случаях Спаситель отнюдь не понаслышке ведал о том, о чем вел речь. После смерти Иосифа – а Иосиф умер именно в те годы жизни Иисуса, о которых ничего не известно, – Мария переезжала жить то к одному, то к другому родственнику своего большого семейства. Одной из таких родственниц была Ее сестра со взрослыми сыновьями, которых часто называют братьями Иисуса.
Вполне естественно, что в это время Иисус, очевидно решивший не становиться плотником, как Иосиф, мог отправиться в странствия, дабы лучше познать окружающий мир и в положенный срок достойно продолжить «дело Отца Своего». Невозможно установить, что делал Он в эти годы. Некоторые предполагают, будто Спаситель примкнул к ессеям; однако и слова и дела Его коренным образом отличаются от того, что повествуют нам об этой секте свитки Мертвого моря, и подобное предположение можно исключить. Столь же маловероятно и то, что Он мог принадлежать к любой другой религиозной секте, коих в тот период было великое множество. Иисусу был чужд всякий фанатизм. На Нем не было отпечатка, обычно ложащегося на священнослужителя, монаха или отшельника. Он был сдержан, не выносил показной набожности и фанатичного соблюдения обычаев. Иисус был прост и приятен в общении с мужчинами и женщинами разных сословий и нравов и уединялся только для молитвы. Он был человеком общительным, всегда искал новых друзей и спутников.
Все это говорит о богатом и разностороннем житейском опыте. Думаю, Иисус мог намеренно менять род и вид занятий, дабы лучше узнать не просто некое ремесло, но и природу человеческую. Именно по этой причине Иисус мог откладывать начало Своего служения до тех пор, пока ему не исполнилось тридцать. Он почти наверняка занимался земледелием, о котором многое знал. Думаю, некоторое время был и пастухом. Овцы и уход за ними то и дело упоминаются в Его речах. Образ «доброго пастыря» – один из главных в Его проповедях, и полагаю, овец Он любил всей душой. Можно подумать, будто сельчане-пастухи, собравшиеся у яслей, где лежал Младенец Иисус, посвятили Его в пожизненные почетные пастыри. Пастушьим опытом возможно объяснить и стремление восходить в особо важные минуты на какой-нибудь высокий холм, и привычку чередовать общительность с молитвенным уединением.