вызывает у меня массу сомнений, особенно теперь…
Ещё раньше я называл Петухова пиар-агентом Кремля. Теперь же, как видите, весьма сложно так сказать. Но вместо отречения от своих слов я их только лишь дополню и приведу всё к единой системе.
На Западе все в один голос поют одну песенку антигромовщине. Наше же православное правительство ничуть не отстало от бездуховного Запада, и у нас все под одну дудку поют антизападную песенку. Казалось бы, противоречие налицо. На Западе пропагандируют одно, у нас − всё ровно противоположное. Я же предлагаю ещё немного углубиться в тему коллективной западной пропаганды и нашей, причём постараюсь высказать свою мысль максимально просто, даже схематично.
Что пропагандирует бездуховный Запад? Я много изучал западную пропаганду и пришёл к выводу, что вся она сводится ровно к двум пунктам: к антигромовщине и антисоветчине.
Какой же ответ забугорным мракобесам даём мы? К каким двум пунктам можно свести нашу, родную пропаганду? Первый пункт, понятно, антиамериканизм. Второй пункт: антисоветчина.
Америка и Россия − лютые враги. Это знают как в Америке, как в России, так и во всём мире. Но разве лютые враги или даже просто конкуренты не противоречат друг другу во всём? Возьмём, например, абстрактного Васю Петечкина и Петю Васечкина. Оба любят Машу и ненавидят друг друга. Разве не будут эти двое противоречить друг другу в самых элементарных вещах, может, даже драться за свою любовь? Разве найдутся у двух маленьких друг-друга-ненавистников какие-то общие точки? Разве будут у них какие-то договорённости, соглашения?
Конечно, в случае со странами соглашения возможны. Но посудите сами, если мы сплошной антизапад, и мы тот самый Петя Васечкин, который всё делает наоборот, то почему у нас совпадает с нашим врагом целых пятьдесят процентов пропаганды? Что это за круги Эйлера? Почему мы не даём стопроцентный отпор Западу, если от неполного вложения сил страдает наша эффективность?
Представьте себе такую картину: встречаются Томпсон и Громов; Томпсон начинает сыпать на Громова самые смелые, изощрённые оскорбления. Громов же начинает делать то же самое, к тому же, пытаясь опровергать то, что говорит Томпсон. Но тут Томпсон вдруг обнаруживает в своём рукаве козырь и заявляет: Ленин − лысый гриб, Сталин − кровавый упырь, а России не существовало с 1917 по 1991 год, на что Громов пыхтит, потеет, краснеет, но ничего не отвечает: с этим он согласен. К моему величайшему сожалению, в соревнованиях по метанию известной субстанцией господин Громов проиграет и весь мой ура-патриотизм сгорит к чёртовой матери.
А всё потому, что «наша» и западная пропаганда совпадает на 50 %, из-за чего 50 % предстоящей Третьей Мировой войны Россия будет идеологически пыхтеть, краснеть, поддакивать и так далее…
Итак, круги Эйлера… (На экране мелькнули два пересекающихся круга.) Мы поговорили о пересечении этих кругов, об антисоветчине. Теперь же поговорим об отличиях: о западной антигромовщине и громовском антиамериканизме. Здесь я буду короток: это отличие эфемерно. Никакого биполярного мира, о котором нам рассказывает господин Громов, не существует. Это ложь, иллюзия, предназначенная ровным счётом для одного − стравить людей, кровных братьев между собой (так как по венам у них течёт одинаковая красная жидкость). Буржуазия, руководящая президентами, как марионетками, интернациональна, у неё одни интересы − это деньги, нажива. Им выгодны войны. Не существует никаких правильных или же неправильных элит. Элиты различных государств представляют собой одно и то же. Противоречия, которые возникают между ними, легко сглаживаются, в то время как люди, опьянённые ядом войны, готовы убивать друг друга из-за надуманных, абстрактных националистических ценностей. У буржуазии же нет таких предрассудков: американец спокойно может сидеть за одним столом с русским, русский − с украинцем, англичанин − с ирландцем, чёрный − с белым и так далее. Антизападовщина и русофобия, антиамериканизм и антигромовщина − всё это надуманные противоречия.
А это значит, что значение имеет только место пересечения кругов Эйлера. Современная Россия, современная Америка − никакой разницы, никакого отличия, никаких противоречий, это просто территории, обозначенные на карте, не более того. А вот политическая составляющая этих стран одна. Америка и Россия − две части единой капиталистической системы, где имеется ровно одна ценность − деньги. Национальности на хлеб не намажешь, поэтому вы будете голодны, а буржуи − сыты.
И вот теперь мы пришли к главному: если Петухов − проект Кремля, то Громов − проект Вашингтона. Или ещё лучше − Вашингтон и Кремль − проекты буржуазии.
Таким образом, Петухов − не оппозиция Громова, а Громов, как и вся Россия − не оппозиция Америке. Здесь нет оппозиций, здесь всё едино, и как-то грустно мне помирать за эту недвойственность, прикрытую жалкими подобиями различий. Грустно мне будет умирать за никчёмные тряпки, когда идея у нас у всех одна, и она крайне безрадостна.
Каков же я сделал вывод по поводу убийства Корицына? Никакого. Меня не интересует, кто убийца. В любом случае, сделано это за деньги, и теми же деньгами проплачена ложь.
3. ЖЕЛЧЬ
Она кипела, бурила ходы, как прожорливое, кротоподобное чудовище Сатаны, не видящее в замкнутой темноте ничего кроме идеи смерти.
Тяжело копошившаяся, как муха меж оконных рам, мысль Джека проследовала вглубь и проснулась от тяжёлого издыхания.
Эта тварь всегда была начеку. Она почти никогда не засыпала, но, если засыпала, как сейчас, при пробуждении испытывала кровоточащий ужас проясняющейся бессмысленности.
Она мучила Джека изощрённее всякого кошмара-психопата − мысль пробуждения, которая всегда сопровождалась тревогой, замуровывала Джека, ограничивала душу телесной скорлупой, оплетала кожаными веригами.
Мысль, коротко объяснявшая реальность, замыкавшая всё в одной точке. В ней не было ничего удивительного, была лишь боль, навсегда к ней припаянная.
Тело, неприглядно осознавшее матёрую обыденность шёлковых складок одеяла, сбросило их с себя, кое-как встало и проследовало по привычному маршруту от синих тапок до остальных элементов одежды.
Всё было как всегда и никак иначе. Несносно и тошно, как никогда. Скупо и безнадёжно, как вчера. Безразлично, как завтра. Безрадостно, как сегодня.
Безрадостная картина, написанная желудочным соком, лихо радовала глаза, проникала и воспаляла их, как жёлтый ад.
Как всегда: та же атмосфера, тот же воздух, те же лёгкие. Всё те же предметы.
И та радость, которую он так редко испытывал перед сном, сделалась невозможной. Утро сменяло утро, как жизнь сменяет жизнь. Ночью всё накопленное за день богатство терялось, происходила амнезия, реинкарнация. И вот где же покой? Где то сладостное ощущение сна? Его нет, и придёт ли оно снова? Разумеется, нет. Как и никогда.
Круги Сансары мгновенно сменялись
