Голова дракона покатилась в одну сторону, тело забилось в конвульсиях в другой, а из перерубленной шеи фонтаном хлынула кровь, размывая песок. Меня замутило. Но я сдержался.
Мои пальцы, лежащие на пульте дистанционного управления – робот был совсем простенький, одноразового пользования – отдали команду поразить дракона в сердце, чтобы прекратить агонию. Робот выполнил команду и остановился, ожидая продолжения.
– В машину! – хотел скомандовать я, но замер: Андромеда, выпустив мою руку, бросилась к роботу и повисла у него на шее. – Что за новости? – изумился я.
– Спаситель мой! – запричитала Андромеда, покрывая забрызганный каплями драконьей крови корпус робота поцелуями. – Ты убил его!
Я был поражён.
– Андромеда, – сказал я, подойдя поближе, – это я убил его.
– Ты думаешь, у меня нет глаз? – сверкнула она ими на меня. – Он – мой спаситель, он убил дракона. Я сама видела!
– Но это же просто робот!.. – Я замолк. Как объяснить девушке, не знающей основ кибернетики, что такое робот? Я попытался объяснить ей по-другому:
– Это мой слуга… – ч-чёрт, это же всё равно. – Он не живой, Андромеда. Это механическая кукла. Вот смотри, – я переключил несколько кнопок на пульте, и робот медленно двинулся в море.
Андромеда смотрела на него с любовью.
Робот вошёл в море, смыл с корпуса кровь и вернулся.
– Видишь, он меня послушался.
– Но ты ему ничего не говорил!
Аргумент был неотразимый. Теперь я понял, что сделал две глупости: воспользовался тактильным управлением и покрыл корпус робота биопластиком, придав ему человеческий облик. Первое я сделал из соображений экономии, поскольку робот одноразовый, а второе – из-за моей нелюбви к безликим роботам. А оказалось, что я всё сделал по глупости. И теперь всё обернулось против меня. Андромеда влюблена в робота, тот не может ответить взаимностью, потому что даже не говорит. А я не могу доказать, что всё сделал именно я.
Что же делать? И на месте оставаться нельзя: придут ведь посмотреть, принята ли жертва. Я, конечно, мог остаться и прочитать лекцию о вреде суеверия, равно как и человеческих жертвоприношений, так ведь не поймут же!.. Несмотря на мой чистейший древнегреческий.
И тут у меня в голове мелькает спасительная мысль.
– Подожди здесь, Андромеда, – говорю я, хотя во фразе нет и доли здравого смысла: ведь я не собираюсь возвращаться сюда. То есть в данный момент времени.
– В машину! – командую я роботу и самому себе, и скрываюсь в тумане силового поля. Андромеда недоуменно смотрит мне вослед.
Я прыгаю на два часа назад – по-моему, вполне достаточно, чтобы отменить моё предыдущее пребывание здесь. Выхожу из машины… Я не ошибся!
Андромеда прикована к скале. Подхожу к ней и проделываю прежние манипуляции с лазерным ножом. Освобождённая Андромеда уговаривает меня поскорее уйти, чтобы не попасть на обед дракону, но я хладнокровно сажусь на тёплый камень у самого моря и начинаю рассказывать ей древнегреческие мифы. То есть это для меня они древние и мифы, а для неё – самая свежая новость. Она внимает мне с восхищением, а я с тоской думаю, что мне придётся убить животное. Пусть оно с извращёнными повадками, но самому! А у меня-то извращённых повадок нет!
И ещё одна мысль волнует меня: ведь я уже раз прилетал сюда, не произойдёт ли катастрофической встречи двойников? И что тогда? Вот сейчас заклубится туман силового поля, и на берег моря выйду я сам, собственной персоной…
Я смотрю на часы. Такая встреча должна была произойти ещё пять минут назад. Хроноклазма не состоялось. Очевидно, последующее путешествие в тот же самый отрезок времени автоматически снимает предыдущее. Впрочем, я не могу утверждать наверняка: я не настолько хорошо знаю теоретические основы передвижения во времени.
Но, как бы то ни было, всё произошло как можно лучше: зачем мне ещё и я? Хватит разобраться с одним драконом. А вот и он…
Так же вскипает вода и показывается отвратительная голова дракона.
Андромеда вскрикивает и прижимается ко мне.
Я стою, решительно сжимая рукоятку лазерного ножа и стараясь оживить в себе древние охотничьи инстинкты. У предков-то их полно было…
Дракон вышел из моря и по мелководью приближается ко мне, к нам. Шлёпая лапами по воде и поднимая брызги.
Я поднимаю лазерный нож, бью мелкими короткими вспышками – чтобы убить, поразив нервные узлы, а не перерезая пополам – иначе здесь будет ещё одно море, море крови. Но я плохо знаю анатомию динозавров, знаю лишь, что у них два мозга – в голове и крестце. На всякий случай поражаю оба. Последним лучом пронзаю дракону сердце: оно тоже играет важную роль в нервной деятельности, помимо основной функции.
Динозавр убит, но не падает. Он застыл в неподвижности – должно быть, я задел соответствующий нервный узел, и его парализовало. Так он и будет стоять, пока не разложится.
Вот и всё. Схватка закончена. Я провёл её не хуже робота. всё получилось гораздо чище – почему я не вооружил его лазером? Стоп. Я помню? Помню всё, что произошло в тот раз? Но тогда это помнит и Андромеда… Нет, всё правильно, я ведь находился в Машине Времени, ограждённый силовым полем от нормального потока времени – потому и сохранил память. А Андромеда не помнит ничего, для неё всё произошло впервые.
Я беру её за руку и веду к машине. Она смотрит на меня с затаённой любовью – ведь я её спаситель. Я, а не какой-то там Персей. И вообще неизвестно, кто был этот самый Персей, и почему его имя вдруг попало в мифы? Откуда они его взяли, эти древние? Откуда он появился? Я не обнаружил здесь никаких его следов. Но надо спешить, скоро сюда должны явиться те, кому поручено проверить, принята ли жертва… А может, Персей был одним из жрецов? И захотел примазаться к чужой славе? Но у него ничего не получится – Андромеда идёт со мной. Я её никому не отдам!
Надо спешить… но я не могу спешить, когда рядом со мной такая девушка. Я иду медленно, как и положено идти герою, только что победившему огромного дракона.
Я ступаю, не торопясь, и в мокрый песок впечатываются следы моих сандалий производства обувной фабрики «Персей», которая по странной прихоти кого-то из модельеров-конструкторов помещает на подошвах перевёрнутое, зеркальное отражение своего товарного знака.
И вдоль всей цепочки следов, причудливой линией протянувшейся от пустых цепей, которыми была прикована Андромеда к скале, вдоль по мокрому от брызг прибоя берегу моря; и так неожиданно обрывающейся, будто идущие поднялись в воздух, в безукоризненно выполненном овале на правильном древнегреческом языке отчётливо читается: «Персей», «Персей», «Персей», «Персей».
А вдалеке стоит окаменевшая туша дракона.
Коллекционер
Люди собирают коллекции не потому, что им это нравится. Просто сидит внутри какой-то жучок, или пчёлка, и подзуживают: собирай марки, собирай спичечные этикетки, собирай значки, собирай флакончики из-под духов, собирай пивные бутылки, собирай, собирай, собирай…
Он коллекционировал «спасибо» и «пожалуйста». Только «спасибо» и только «пожалуйста». Никакие «благодарю Вас» или «будьте добры» не могли смутить его душевный покой. И не потому, что они занимали слишком много места, были достаточно тяжеловесны и несколько архаичны, не потому, что встречались довольно редко – наоборот, настоящего коллекционера всякие раритеты только привлекают, а никак не отталкивают, – а вот не нравились они ему – и всё.
Хотя, может быть, и не нравились именно потому, что занимали слишком много места – а квартира у него была однокомнатная, – были достаточно тяжеловесны и несколько архаичны и встречались достаточно редко, что, согласитесь, всё же препятствует регулярному пополнению коллекции. Кроме того, ему казалось, что от них несёт анахронизмом – пусть слегка, почти незаметно, но несёт. А он любил современность.
Начал он собирать, как обычно и начинается всякая настоящая коллекция, с малого, почти случайно: ехал как-то в троллейбусе (или в автобусе – точно сказать трудно, да это и неважно) на работу – мелкий клерк одного из многочисленных учреждений, делающих деньги на разрешении разрешённого, пересогласовании согласованного и контролировании не требующего контроля. А может, перепродажей проданного – в последнее время данная деятельность стала не только прибыльной, как и во все века до сего, но и модной, что повышало престиж человека, ей занимающегося.
Ехал он, значит, в троллейбусе и стоял возле компостера на задней площадке – хоть и очень не любил это место, но другого не было, какое досталось. Не любил именно потому, что приходилось часто клацать компостером, пробивая талоны. Нудная была работа, а платить за неё не платили.
