на него было тошно. Отдышался, снова сел к столу.
— Думаешь, помахал кулаками, хлопнул дверью — силу свою показал? Трусость! Показал, что кишка тонка! Не от нее бежал. От себя!.. Только от себя не убежишь…
Зло спросил:
— Зачем пришел? Надеешься, за ручку возьму и поведу мирить вас? Напрасно надеешься.
— Сам дорогу знаю, — обиделся Алексей. — Сам, без вас, дойду!
— Зря! — резко возразил Кравчук. — Я бы таким сопливым к любимой женщине не пошел. И тебе не советую.
— Значит, все…
Алексей произнес это устало и безразлично.
Кравчук первый раз усмехнулся.
— Нет, не все. Подотри нос перед тем как идти. Она тебя и сейчас примет. Потому что пожалеет. А ты приди такой, чтобы она гордилась тобой. Понял! Хотя, между прочим, нелегко тебе до такой кондиции дойти. А надо. Жизнь-то еще вся впереди… Теперь, если ты меня понял, можно поговорить и о работе. Куда бы хотел?
— Куда поставите.
— На экскаватор не поставлю. Некуда ставить, все экипажи укомплектованы… И было бы место, не поставил. Не обижайся, что прямо говорю. Экскаватор надо заслужить. Он тоже сопливых не принимает…
Кравчук с минуту подумал и заключил:
— Кажется, есть для тебя подходящее дело. А пока пойдешь на правый берег. Иди в кадры, я позвоню.
Отпустив Алексея, Кравчук вышел в приемную. Нахмурился. Ожидающих много, времени мало.
Сказал сердито:
— Кому не к спеху, прошу вечером. После работы. Кому срочно, заходите все сразу.
Все встали и дружной толпой ринулись в кабинет.
Кравчук вздохнул и сказал Тоне:
— Больше никого!
Оставшись один, Кравчук вспомнил, что сегодня опять не успел позавтракать. Утром уехал из дому раньше обычного: надо было проверить, как дела в ночной смене на строительстве бетонного завода. Жена умоляла: «Подожди пять минут. Выпей хоть стакан чаю!» Пообещал заехать позавтракать и, конечно, не заехал.
Рука давно уже тянулась в карман за пачкой сигарет, но, верный привычке не курить натощак, сдерживал себя. И это вынужденное самоограничение раздражало.
Хотел послать Тоню в буфет, потом махнул рукой. Остался час до обеда. Сказал себе: «Вытерплю!»
А сейчас надо было принять решение по тому самому неотложному делу, обсуждая которое пришлось круто поспорить со своим заместителем Сенотрусовым.
По-видимому, Сенотрусов был прав.
По летней дороге дизеля не провезешь. Мосты, — а их сотни на длинном пути, — не выдержат такой нагрузки. Да и по зимней… На любой из бесчисленных рек и речек может появиться наледь. Неизбежны снежные заносы… В лучшем случае дизеля прибудут к Новому году. А нужны они сейчас. Стройка на голодном пайке. Не хватает энергии. Приходится экономить даже на мелочах. Отключено освещение в жилом секторе. Сейчас куда ни шло. Летний день длинный, да и ночи белые. А как быть зимой? Но это еще не главная беда. Можно перебиться зиму и с керосиновыми лампами. Не хватает энергии для производства. Простаивает половина экскаваторов. Простаивают станки на ремонтно-механическом заводе. Тес и плахи выпиливаем вручную, как в девятнадцатом веке…
Если бы дизеля поступили на Лену, пока на Вилюе стояла высокая вода!.. И ведь могли бы поступить. Еще в прошлом году. Сам ездил в Москву, вырвал фонды, проследил за отгрузкой. Но появился новый хозяин, укрупненный совнархоз, — и дизеля, уже в пути, переадресовали в соседнюю область. Вместо того выдали новые фонды. Опять сам поехал на Урал, дошел до первого секретаря обкома. Заручился обещанием, что дизеля на северную стройку будут отгружены в январе, чтобы успели прибыть на Лену к весенней воде. И опять незадача!.. После перестройки секретарь, который обещал помочь, возглавил сельский обком, и, конечно, теперь ему было не до дизелей…
Вот так и вышло: совнархоз укрупнили, обком — наоборот, а Елисей Назарович Кравчук ломай теперь голову, как доставить на стройку запоздавшие дизеля.
Да, Сенотрусов, конечно, прав.
Кравчук снял трубку:
— Сенотрусова!
И когда тот ответил, сказал ему:
— Зайди, посмотрим еще раз твои промеры.
Сенотрусов вошел со своей неизменной коричневой папкой. На секунду задержался в дверях, заполнив рослой фигурой весь проем. На одутловатом носатом его лице было выражение подчеркнутой серьезности, какое бывает у человека, с трудом сдерживающего улыбку.
Положил папку перед Кравчуком и стал неторопливо развязывать тесемки.
— Оставь! — сказал Кравчук. — Нет у нас другого выхода. Повезем водой.
Сенотрусов грузно уселся в скрипнувшее под ним кресло.
Сказал с хитринкой в глазах:
— Авантюра?
Кравчук будто не расслышал издевки.
— Простой расчет, Степан Силыч. До Большого Шайтана дойдут по любой воде. Так?
— Дойдут, — подтвердил Сенотрусов.
— Девяносто километров — не пятьсот. Месяц, а то и полтора выгадываем. А чем черт не шутит, пока бог спит! Может быть, и удастся проскочить Шайтаны. Тогда мы и вовсе на коне!
— Главку сообщать?
Кравчук сердито махнул рукой.
— Ну их!.. Никому! Ни главку, ни совнархозу. Позвоню в обком Амосову, доложу, что вынужден принять такое решение. И все.
Сенотрусов встал, сунул папку под мышку.
— Пойду, подготовлю приказ.
— Имей в виду, начальника каравана я уже нашел.
— Ясно! — улыбнулся Сенотрусов. — Сам поедешь.
— Не угадал. Начальником каравана назначаю экскаваторщика Алексея Ломова.
Сенотрусов нахмурился.
— Заполошный.
— Тихоня в таком деле тоже ни к чему, — возразил Кравчук.
Вместо того чтобы идти обедать, Кравчук сидел в кабинете и, попустившись своим мудрым правилом, курил сигарету за сигаретой.
Не ошибочное ли он принял решение?.. Не взяла ли снова верх эмоциональная сторона его натуры?.. Ему, человеку, которому доверено большое дело, следует руководствоваться не эмоциями, пусть самыми благородными, а трезвым рассудком… Сколько раз уже его попрекали партизанщиной. Сколько выговоров отхватил он за то, что брал на себя больше, чем положено… Но не из-за озорства же, черт побери, поступал и поступает он так! Для пользы дела! Чем он виноват, если сплошь и рядом для того, чтобы отстоять существо, приходится жертвовать формой.
Так-то оно так, но все же обмануть самого себя легче всего. Если признаться по совести, то из двух путей, формально безупречного (и потому, как правило, более медленного) и кратчайшего (но опять-таки, как правило, сопряженного с нарушением какой-нибудь из бесчисленных инструкций) — он почти всегда избирает второй…
Яблочко от яблони, от ели шишка. Потому и тянутся к нему люди вроде Лешки Ломова. Потому и у него лежит к таким сердце…
Лешка Ломов — не тот, что заходил к нему сегодня, а тот, кого он знает много лет, — веселый, отчаянный и умный парень. И занозистый.
Кравчуку вспомнилась колоритная сцена, после которой приметил он впервые экскаваторщика Алексея Ломова.
Было это много лет назад. В начале пятидесятых годов. Кравчук работал главным механиком большого строительства. Начальником стройки был генерал. В то
