Тогда, прямо у подножия императорского ложа, сторонники Лю Хоана умертвили всех родичей Люй, и комната покойной стала багровой от крови…
Однако всем кошмарам приходит конец. Лю Хоан стал императором под именем Хао Вэн. Великая династия Хань, основанная хитроумным крестьянином Лю Баном, наложила столь глубокий отпечаток на страну, что вплоть до самого конца императорского правления все владыки Китая почитали за честь носить титул «Сын Хань»…
ПРОСЛАВЛЕННАЯ КЛИЕНТКА ЛОКУСТЫ
(37 год после Р.Х.)
— У тебя сын! — вскричал вольноотпущенник, не зная, способен ли уразуметь хоть что-нибудь его вдребезги пьяный хозяин. — Великолепный мальчик, прямо пышет здоровьем! И весь в тебя!
Гней Домиций Агенобарб, слегка приподняв веки, устремил мутный взор на слугу. Его толстые губы скривились в гримасу, которую только при большом желании можно было бы принять за радостную улыбку.
— Весь в меня? — вяло повторил он. — Тем хуже для него!
Грек-вольноотпущенник слегка покраснел.
— Конечно, он похож и на мать…
— Еще хлеще! От Агриппины и меня может родиться только чудовище. Судя по твоим словам, так оно и случилось…
Агенобарбу удалось приподнять свое тучное тело ложа, на которое он рухнул сразу после пира. Одним глотком осушив кубок фалернского вина, он оперся на плечо слуги и, пошатываясь, встал. Грек, согнувшись под его тяжестью, пробормотал:
— Неужели ты не рад, господин?
Широкое лицо Агенобарба словно раскололось надвое. Лошадиное ржанье вырвалось из его оскаленного рта, белоснежные зубы еще более оттеняли медный цвет бороды и волос.
— Да нет, в каком-то смысле я рад. Ибо теперь я свободен! Род мой получил наследника, и я могу уехать подальше от шлюхи, которую взял себе в жены. Что ж, давай посмотрим на последнего из Агенобарбов. А потом, Поллион, мы вернемся в Сицилию!
Агриппина, отдыхавшая после родов в роскошно убранной комнате, смотрела, как за окном синие морские волны накатываются на песчаный берег Анция, и думала почти то же самое, что и ее нежный супруг. Долгожданный сын избавлял их от совместной жизни, превратившейся в сущий ад. В декабре исполнялось девять лет с того момента, когда она вышла замуж за Агенобарба, дабы делить с ним радости и муки — муки в особенности! Ей было тогда тринадцать, он был на тридцать лет старше и безумно влюбился в нее. В то время Агриппина, правнучка императора Августа, прозябала в нищете и была счастлива сочетаться браком с одним из самых богатых и знаменитых римлян. Агенобарб полностью оправдывал свое прозвище (по-латыни Агенобарб означает «медная борода») и на первый взгляд вполне годился для завоевания императорской власти. А в своем призвании Агриппина не сомневалась — она должна стать императрицей, поскольку создана для трона!
Надо сказать, через два года после свадьбы она была довольна мужем: Агенобарб начал хорошо, став консулом. Но он слишком любил попойки, девок, гладиаторов и потасовки в квартале Субурра, поэтому возлагать на него большие надежды было бы глупо. Разочаровавшись в муже, Агриппина решила показать ему, на что она способна, и постепенно превратилась в самую настоящую мегеру — деспотичную, злобную и желчную, что было почти невероятно для столь юного создания.
Друзья супружеской четы, ставшие свидетелями жутких сцен, которые она закатывала, поначалу боялись, как бы Агенобарб не придушил ее. Однако странное дело! Похоже, страх испытывал колосс-муж, а не его хрупкая жена. Конечно, он с самого начала благоговел перед императорской кровью, струившейся в жилах этой девчушки, но, кроме того, проникся уважением к ее характеру — еще более мерзкому, чем его собственный. Поэтому когда Агенобарба назначили проконсулом Сицилии, он вздохнул с облегчением: новая должность позволяла ему время от времени расставаться со своей молодой фурией. В Рим он теперь наведывался на короткий срок и целиком посвящал себя заветной мечте — произвести на свет наследника, дабы не угас древний род Агенобарбов.
— Клянусь всемогущим Юпитером, как только у меня будет сын, я исчезну навсегда! — восклицал рыжеволосый гигант. — Ни на секунду не останусь я с этой тварью!
И вот это свершилось. Войдя в комнату молодой жены, счастливый отец прежде всего направился к кормилице и младенцу — здоровому крепышу, который вопил во всю мочь своих легких, отчего Агенобарб преисполнился горделивой радостью.
— Отменный у него голос! Верно, Поллион? И волосы будут рыжими, сразу видно. Что ж, теперь все злые языки должны умолкнуть. Это действительно мой сын!
Затем он неохотно подошел к ложу Агриппины, которая следила за ним пристальным взглядом из-под полуприкрытых век, с легкой улыбкой на побледневших губах. Какое-то мгновение Агенобарб молча смотрел на нее, а потом произнес — так, словно каждое слово давалось ему с большим трудом:
— Благодарю тебя.
— Не за что! Я сделала это не ради твоего удовольствия. Мне сын нужен еще больше, чем тебе!
— И каковы твои планы?
— Он совершит то, что не сумел сделать ты. Это мой сын — и он будет императором.
— Гм… — пробормотал Агенобарб. — В таком случае мне жаль римлян. Но я их несчастий уже не увижу.
— С каких это пор ты стал таким кротким, Гней? Тогда скажи мне, отчего ты хочешь немедленно отправиться на Сицилию?
— По двум причинам, — очень серьезно ответил Агенобарб. — Во-первых, я сыт по горло тобой, Агриппина. Во-вторых, я склонен еще немного пожить! Береги себя.
Через час Гней Домиций Агенобарб навсегда покинул очаровательный приморский городок Анций. А новорожденному младенцу дали имя Нерон.
Когда два года спустя Агриппина узнала о смерти своего обожаемого супруга, она не смогла сдержать улыбку и у нее вырвался вздох облегчения. Наконец-то она обрела свободу! Свободу устроить свою жизнь так, как ей хотелось. Прошедшие два года были ужасными, и молодая женщина частенько думала, что Агенобарб правильно поступил, удалившись от нее на столь приличное расстояние. Великие боги, она могла не устоять перед искушением слегка укоротить эту слишком долгую жизнь!
Медленным и величавым шагом Агриппина приблизилась к громадному зеркалу из полированного серебра, в котором отражалась с головы до ног, и некоторое время с глубоким удовлетворением рассматривала себя. Высокая и белокурая, она походила на несколько тяжеловесную, но царственную статую Юноны. Нет, не зря ей всегда казалось, что эти безупречные точеные черты были созданы для императорской короны! И молодая женщина улыбнулась своему отражению.
Сейчас на троне восседал ее брат Калигула, юноша весьма странный — обольстительный и образованный, но с головой у него было явно не в порядке. Поначалу он правил вполне разумно и народ обожал его. Однако затем у него начали появляться всевозможные фантазии, принимавшие все более опасный характер, и Агриппина давно уже подумывала, что если с императором что-нибудь случится, никто не пожалеет о нем.
