Появление группы он, конечно же, прозевал. Мучимый бессонницей от стресса, увидел лишь силуэты неожиданно возникших в тёмной комнатушке молчаливых парней в камуфляже, разгрузках, с непривычным ему оружием, весь съёжился, втянул голову в округлые плечи, сильно зажмурился, решив, что настал конец.
Неизвестные молча набросились, смяли, блокировали и устроили допрос.
Кто-то грубо спрашивал:
– Войсковая часть? Звание? Должность? Фамилия? Отвечать!
Последовал несильный, но болезненный удар по почкам.
– Хых… – охнул утробно генерал. – Не надо… – заскулил он тихонечко.
– Отвечать!
– Штаб тринадцатой армии, генерал-майор Тарасевич, – затараторил торопливо генерал.
Тиски ослабли.
– Мы за вами. Диск при вас?
– Кто вас послал? – уже увереннее, с нотками стали в голосе спросил Тарасевич, всё же опасаясь шевелиться.
– Тот, кто знает, что диск должен быть у вас, – неопределённо ответил Янычар, позволяя генералу сесть на полу и откинуться на стену.
– Опишите его внешность, – потребовал генерал-майор. – Я должен быть уверен, что вы именно от него.
Даже в темноте Тарасевич увидел, как блеснули глаза незнакомца, отчего генералу стало неуютно.
Туркалёв ответил ровным голосом:
– Мы можем сказать, что нашли вас мёртвым и забрали только диск.
– Хорошо, – испуганно согласился Тарасевич. – Диск у меня, но я не скажу вам, где он.
Янычар отвернулся, скрывая невольную усмешку: мол, надо же – «не скажу»! Куда ты денешься – ляжешь и разденешься. Спрятал, говоришь, ну-ну. Куда спрятал-то? В задницу запихал или проглотил?
Повернувшись к парням, он сказал:
– Уходим. Скоро светает, надо успеть выйти из города.
Неожиданно на первом этаже пристройки послышались голоса, затрещал мусор.
Янычар сделал знак рукой Негативу, и тот тихо исчез из комнаты.
Снизу по-прежнему доносились голоса, какой-то шум, падение чего-то тяжёлого, отборный мат, чьё-то смачное чихание, наверное, от пыли.
Появился ушедший.
– На зачистку не похоже, – ответил он на вопросительные взгляды. – Мотострелки, десять человек, в том числе два сержанта, у всех «акаэмы», в разгрузках гранаты видны. Подсвечивают фонарями, шарятся. Клады, поди, ищут. Кому война, а кому мать родна.
– Да, – согласился Туркалёв. – Мародёры, что ли? – спросил брезгливо и добавил уверенно: – Какая к чертям собачьим зачистка по ночам!
– А хрен их разберёт. На них не написано. Но если подумать, что им тут ночью-то делать? Или тоже по памятным местам ходят, вспоминают рабочее прошлое?
– Они меня ищут, – пролепетал Тарасевич.
Все повернулись на его голос, будто хотели сказать: нужен ты им, как собаке пятая нога. Искали б тебя, не стали бы бестолково топтаться на первом этаже, переворачивая хлам, словно действительно в поисках ценных вещей.
– Ладно, пошли, – распорядился Янычар. – Выйдем с западной стороны.
Спецназовцы и генерал-майор покинули комнату и осторожно, стараясь не наступать на предательски хрустящий мусор, задерживая дыхание и обходя раздутые смердящие трупы, последовали в указанном командиром направлении. Голоса и шум на первом этаже отдалились, зато там, где планировалось покинуть здание, послышался нарастающий гул мотора.
Группа замерла, тревожно всматриваясь в проём окна с белеющим по периметру оплавившимся стеклопакетом с жалкими осколками стекла. В комнату задувал тёплый ветерок, лениво колыша едва видимые на белом пластике паутинки копоти.
Вскоре из-за угла соседнего здания, натужно гудя, выкатился БТР-90 с силуэтами пехоты на броне. Он остановился под окнами второго этажа, как раз под группой, и затих. Мотострелки попрыгали с брони. Слышался стук их обуви об асфальт, характерное бряцание амуниции и оружия, голоса. Кто-то энергичный отдавал команды о рассредоточении. Судя по голосу, он был из тех, для кого война – его стихия. Царящая кругом разруха – привычная среда обитания. А бронежилет, каску и автомат он носит с самого рождения.
Из здания показались двое. Они подошли, что-то сказали тому, кто отдавал приказы, тот кивнул, ответил, двое ушли.
Спустя некоторое время, голоса ковырявшихся внизу послышались на лестнице, ведущей на второй этаж. В конце коридора замелькали лучи фонарей.
– Негатив, действуй.
– Понял, командир, – коротко ответил Седых, уходя в сторону голосов.
Он появился довольно быстро.
– Сюрприз готов, – также односложно доложил Негатив.
– Вы что собираетесь делать? – дрожащим голосом спросил Тарасевич.
– Придётся пострелять, товарищ генерал-майор, – ответил Янычар. – Так уйти уже не сможем. Похоже, вы были правы. Это вас ищут. Только ищут спустя рукава, впрочем, как и всё в нашей доблестной, когда-то единой армии. Видимо, уверены, что здесь вас, как и в других зданиях, нет. Поэтому относятся к приказу формально, но всё равно, перекрыли все отходы. Это единственное, что они сделали вовремя, как раз под утро. Не успели мы совсем немного.
– Наоборот, успели, – со значением выделил последнее слово Тарасевич.
– Виноват, товарищ генерал-майор, – поправился Туркалёв.
– В каком вы звании?
– Капитан.
– Вот что, капитан, открывать огонь я запрещаю, – жёстко заявил генерал, в темноте высокомерно вглядываясь в собеседника. – Я уже навоевался тут, и даже сквозное пулевое ранение левой руки получил.
Генерал продемонстрировал свободно двигающуюся руку, кое-как перетянутую грязным бинтом поверх камуфляжной куртки.
Парням стало ясно, что ранение на самом деле пустяковое, больше разговоров, чем крови.
– У вас есть другой план, товарищ генерал-майор? – поинтересовался Янычар, ничуть не смутившись властного тона.
– Вы же командир группы, – язвительно заметил Тарасевич. – Вот и предлагайте, а я выслушаю.
– Группа, слушай приказ, – произнёс капитан. – При сработке сюрприза федеры откатятся назад, соображая, что да как, до рассвета уже не сунутся, потом пошлют сапёров. Но нам их ждать и зря терять время, резону нет. Поэтому на плечах оглушённых и дезориентированных федеров выйдем на первый этаж, перебьём оставшихся. Вы, сопровождая товарища генерал-майора, с боем прорвётесь через жидкое пока оцепление и уйдёте по заранее отработанному маршруту.
– А вы? – подозрительно спросил Тарасевич.
– Я останусь, товарищ генерал-майор, и прикрою отход группы, – ответил Туркалёв без всяких эмоций, будто речь шла не о его гарантированной гибели при таком раскладе, а о каком-то пустяковом дельце.
– А если мы не сможем прорваться? – занервничал генерал. – Вокруг всё забито федералами. Как проходить? Мы целой ротой не смогли пробиться! Вы не могли не знать этого, капитан! Как вы готовили операцию?
– Готовил так же, как и другие, товарищ генерал-майор, – ровно ответил Янычар. – До сих пор получалось. Получится и сейчас. А нет… На нет и суда нет.
– Вы с ума сошли?! – взвился Тарасевич свистящим шёпотом, затухавшим в бетонной коробке. – Я должен выйти отсюда!
– Позвольте напомнить вам, товарищ генерал-майор, мы на войне. А на войне случается всякое и не только с солдатами.
Вдруг грохнул взрыв, коротко сверкнула вспышка, сжатая бетонными стенами взрывная волна метнулась по коридору, подняв пыль, тряпки, прочий мусор. Одновременно дико закричали несколько человек, а следом началась беспорядочная стрельба уцелевших, со страху поливающих из автоматов во все стороны.
Парни в несколько прыжков преодолели коридор, ворвались в тучу пыли, с валяющимися на полу странным образом уцелевшими двумя фонарями. Лучи неподвижно падали на троих орущих солдат, исковерканных взрывом, и одного бойца с оторванными обеими руками выше локтей, с раскиданными повсюду рваными кишками. Вместо лица и вообще головы у него осталась задняя часть черепа с коротким волосяным покровом на внешней стороне и кашей из мозгов на внутренней.
Именно он подобрал «сюрприз» Негатива – магазин от автомата Калашникова с заранее вырезанным в боковой стенке прямоугольным отверстием, с оставленными несколькими патронами, чтобы создавался эффект потерянного кем-то боезапаса. В вырезанном отверстии был удалён кусок подающей пружины, вложен пластид граммов сто пятьдесят, прикреплён специально подготовленный взрыватель, сработавший при подъёме магазина, лежавшего вырезанным отверстием вниз.
Впрочем, темнота всё скрадывала. Подсвечивавший себе фонарём солдат совершил роковую ошибку, наплевав на простое правило: не бери, что не тобой положено.
Вниз по лестнице из коридора медленно полз ещё один раненый, оглушённый взрывом. В судорожно сжатой руке он продолжал держать потухший фонарь. Его кишки тянулись следом, собирая пыль и копоть, марая мокрым засыпанные мусором ступени. Солдат не кричал, он потерянно и бездумно полз подальше от страшного места, где орали его сослуживцы, где его тяжело ранило, вышвырнув на лестницу.
