— Зато все мы прекрасно слышали, что по этому поводу думают наши великие эфоры. — Фрасибул был на одну шеренгу впереди и прислушивался к разговору своих сотрапезников по фидитии. — Два заката назад, они, как мне помнится, высмеяли извращение красавца Офриада. Более того, насколько я понял, если он самолично решит выйти со своим новым гоплоном на поле боя, то будет подвергнут публичной порке на алтаре Артемиды. Ведь так, Офриад?
"Ничего, победителей не судят", — подумал Офриад, а вслух произнес:
— Ты бы лучше приглядывал за своим новым воздыхателем Фераменом. Не углядишь за ним во время боя, так ему аргоские торгаши мигом заткнут зад своими древками от копий. Что тогда будешь делать, Фрасибул?
Многих это раззадорило и посмешило. Приземистый Фарусибл что-то злобно прошипел и отвернулся.
— Смотрите! Командиры аргосцев выдвинулись для переговоров, — пронеслось по рядам спартариотов.
— Не сидится же этим аргоским бабам дома. Из-за них не попаду на настоящую войну. Эх… если бы не они, глядишь, попал бы в главное войско, что отправляется по просьбе царя Лидийцев в великий поход. Вот где можно быстро снискать славу и почет всех граждан Спарты, — мечтательно протянул Анит.
— Как же им сидеть дома, коли наши отряды завладели Фиреей, бывшей издревле частью Арголиды? — заметил кто-то неподалеку от Фарусибла.
— Ничего. Аргосцы властелины материковой области, что простирается на запад вплоть до Малеев. К тому же им принадлежат остров Кифера и ряд других островов. Не подохнут с голода, — резко оборвал говорившего младший командир с красным гребнем. — Хватит вякать, а то схлопочете после боя двадцать плетей. Вон, царь идет обратно. Сейчас он объявит о принятом им решении. Лишь бы только аргосцы не отказались от боя. Страсть как хочется пустить им кровь.
Все разговоры сразу стихли. Второй царь подошел к первой шеренге и, сняв свой шлем с поперечным гребнем, обратился к войску:
— Спарты смелые мужи. Аргосцы просят спор. Триста.
По фаланге прокатился вздох разочарования.
— Чтобы показать этим навозным червям, кто теперь хозяин Фиреи, мы выставим против их лучших воинов триста самых слабых молодых гоплитов. Спорная область останется за победителем. Для того, чтобы в случае поражения своих остальные не вмешались в схватку, войска обеих сторон должны возвратиться домой и не участвовать в битве. Да будет так. Всех младших командиров эномотий ко мне.
Офриад, как и большинство воинов, разочарованно выдохнул. Он никоим образом не причислял свою особу к наихудшим воинам их войска. Да, он был не самым блистательным воином своей эномотии, но зато на песке родной гимнасии, в тренировочных поединках, Офриад не проигрывал ни одному члену своей фидитии. Даже Аниту, и это было до того, как он изобрел свой стиль ведения боя.
— Мужи, тот, кто услышит свое имя, должен выйти из строя! — прокричал один из старших командиров, после чего стал оглашать имена 'достойнейших'.
Услышав свое имя и род, Офриад поначалу даже не поверил ушам: "Почему это я, самый слабый из целой тысячи?" — но нарушить приказ не посмел. Пропустив мимо ушей колкую фразу Фарусибла, он с каменным выражением лица направился по открывшемуся в теле фаланги коридору и вышел из общего строя. Когда все триста избранных вновь перестроились, Офриад оказался во второй шеренге. Причем его расположили с правой стороны, и он занял место крайнего бойца. Обычно эти участки были в фаланговом построении самыми уязвимыми, так как в сражении воин прикрывал щитом свою левую сторону. Правая становилась относительно беззащитна. Посему, эти места отдавались самым проворным и опытным воинам, в то время, как в первых шеренгах располагались самые выносливые спартариоты.
"Хоть здесь не посрамлен", — грустно заметил про себя Офриад.
— Воины Спарты. Мы все знаем, что вы пока не являетесь полноправными гражданами нашей великого полиса.
(Государство Спарта контролировало жизнь своих граждан от рождения и до самой смерти. При рождении ребенка государство определяло, вырастет ли из него здоровый гражданин или его следует отнести на гору Тайгет и сбросить в пропасть. Первые годы жизни мальчик проводил дома. С 7 лет воспитание брало на себя государство, и почти все время дети посвящали физическим упражнениям. В 20 лет молодой спартиат присоединялся к компании сотрапезников из пятнадцати человек (фидитии), продолжая свое военное обучение совместно с ними. Он имел право вступить в брак, но навещать жену мог лишь тайком. В 30 лет спартиат становился полноправным гражданином и мог участвовать в народном собрании, но львиную долю времени он проводил в гимнасии, лесхе (что-то вроде клуба) и своей фидитии.)
— …Так же, я, как царь благословенной Спарты, говорю вам! Вы, по мнению своих командиров, являетесь худшими из этой тысячи, но я хочу, что бы каждый из вас осознал: любой юнец Лакедемонии искуснее в битве, чем самые прославленные воины этих аргосских баб. Докажите это себе, им и всей Элладе, и тогда мы все признаем, что были не правы по отношению к каждому из вас. — Царь надел свой шлем и махнул командирам играть отбой.
Семьсот спартанцев единым движением закинули себе на плечи бронзовые гоплоны, развернулись и мерным шагом направились в сторону своих илотов.
Битва
Когда утихло даже ржание аргосских коней, запряженных в боевые колесницы, над полем повисла гнетущая тишина. Шестьсот воинов застыли в ожидании сигнала к атаке. Фаланги обоих противоборствующих полисов выстроились одинаково. В каждой из шеренг расположилось по пятьдесят воинов. Глубина строя, соответственно, равнялась шести шеренгам. Неожиданно в ясном безоблачном небе отчетливо раздалось карканье пернатых предвестников смерти. Стая воронов лениво кружила в лазурном небе Фиерии в предвкушении великого пира.
Заиграли лакедемонские флейты. Вслед за ними раздался мерный гул аргоских барабанов.
Обе фаланги начали сближение.
В отличие от спартариотов, аргоские воины были вооружены, в основном, медными доспехами. Их щиты имели форму полумесяца. Из-за того, что их снаряжение весило намного легче снаряжения спартариотов, аргоский строй сближался с лакедемонцами, перейдя практически на бег. Воины Аргоса решили с наскока разорвать фалангу противника. Когда между двумя фалангами осталось не больше трех десятков локтей, сигнал флейт заставил спартанцев застыть на месте. Прикрывая туловища отполированной бронзой сверкающих гоплонов, лакедемонцы приняли оборонительную стойку.
Когда ряды аргоских воинов с разбега врезались в сплошной монолит больших круглых щитов с нарисованной посредине лямбдой "/", воздух наполнился душераздирающими предсмертными криками и лязгом металла о металл. Первый ряд спартанской молодежи держал свои копья на уровне талии, второй — в захвате для метания. Аргосцы, как и следовало ожидать, попытались за счет своих первых жертв смять первую шеренгу ненавистного врага. Большинство из них были пронзены насквозь. Своей смертью они действительно внесли в ряды спартариотов некий хаос. Некоторым, самым удачливым длинноволосым, удалось даже оказаться сразу в третьем ряду. Однако сумбур от первого столкновения в рядах спартанской молодежи царил только в первые мгновения битвы. В то время, когда передовая шеренга выхватила свои мечи и принялась кромсать напиравших врагов, вторая и третья начала наносить колющие удары в головы и щиты впередистоящих противников. Когда были истреблены все те, кому удалось оказаться в первых рядах спартанской фаланги, началось силовое противостояние. Задний ряд своими гоплонами напирал на спины впередистоящих, те напирали на следующий ряд, и так далее. В толчее боя первые две шеренги обеих фаланг оказались зажаты, что называется, между молотом и наковальней. После двадцатиминутного противостояния, сказалась разница в качестве вооружения обеих сторон. Медные и бронзовые мечи аргосцев быстро тупились об бронзовые доспехи спартариотов. К тому же, зачастую они просто-напросто ломались после нанесения полновесных рубящих ударов, принятых лакедемонцами на свои гоплоны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
