вперёд меня… С больницы иду, она со мной; как молодёжь встретится, она потеряется. Только молодёжь пройдёт, она стоит. Говорит:
— Я так хочу, чтобы Серёжа туфельки сделал…
Серёжа Шараборин с тятей на германской был, вернулся.
Я корову дою, она стоит коло меня, мне радость.
Антонина Павловна два ведра воды принесла с колодца, поставила коло дверей. Огня не зажгли. Я захожу, она бух на меня ведро. За ним второе. Перепугала. Я дрожу. Затащили на печку. Легла, за бабку держусь. Иван Иваныч встал, послухал:
— С лёгкими всё хорошо.
А утром корову доить надо. Встала. А если в баню идти, то как-то жутковато…
Два месяца прошло. Паша видела сон. Сидят на крыше, ну до чего все в золоте, Пашина дочка и сестра моя, Феофания. <…>
Привет! Посылку и письмо получил, спасибо. Хотя, м.б. меня несколько расстроило, что это случилось так быстро. Ответ я напишу, но т. к. это дело серъёзное и может сколько-то затянуться, то этой открыткой о сём уведомляю.
Привет жене.
ЮЮВ, 31 окт. 88.
«Немного расстроила» (так я написал в открытке?) меня, конечно, не критика или там неприятие. Как раз полное приятие говорило бы о том, что я, собст., ничего не сказал и мне осталось бы только выбросить свои заметки в корзину (я и выбросил из них 2/3, показавшиеся «лежащими на поверхности», слишком «общепонятными»). Пожалуй, я не могу даже сказать, что стремлюсь быть понятым, — в конце концов, это тоже внешняя, посторонняя к сути дела цель; можно стремиться, видимо, только к тому, чтобы сказанное было как можно ближе к тому, что ты собираешься сказать, хотя полученная в результате ясность сплошь и рядом оказывается на посторонний взгляд мутной или пустой (В «Темах для медитации» есть такой пассаж Н. Бора: «Когда человек в совершенстве овладевает предметом, он начинает писать так, что едва ли кто-нибудь ещё сможет его понять»).
«Расстроила» меня только «быстрота реакции», — вроде бы и достаточно лестной, тем более, что заметки сочтены достойным или хотя бы достаточным материалом для «переписки из двух углов», — хотя вина в этом моя целиком и полностью, поскольку произошло это, как я понимаю (и как следует из некоторых твоих высказываний), от того, что я нерасчётливо соединил то, что можно назвать «собственно калокагатиями» с несколькими философскими рассуждениями (вроде рассуждений о «сущности» и «форме», об «исчезновении материи», о том, что доля онтологического в процессе последовательного познания уменьшается в каждом следующем шаге и пр.) и, конечно, дал тем самым даже не повод, а чуть ли не объявление повесил, что это — философские (в нормальном, узком смысле слова) заметки. Но это не так. Это — не философия. Ближе всего это стоит м.б. к лирике, пусть и «философской», и, как и положено философской лирике, формулировки носят «исходный» характер, а терминология (если здесь вообще можно пользоваться этим термином) в принципе не может быть унифицированной. Я тебе говорил, что собрал несколько десятков высказываний под названием «Темы для медитации». Это — тоже — «калокагатии». Среди «тем» (одну из которых я уже привёл) мало высказываний из собственно философских текстов и, разумеется, в соседних текстах «термины» могут использоваться в очень далёких (и даже противоположных) значениях. Вот ещё несколько примеров из «Тем»:
— «Неразрешимые антагонизмы реальности воспроизводятся в произведении искусства как имманентные проблемы его формы» (Т. Адорно)
— «Мир меня ловил, но не поймал» (Г. Сковорода)
— «Будьте слабыми в обстоятельствах т. н. частной жизни, но есть жизнь вне обстоятельств и она не выносит ни слабости, ни частностей» (М. Цветаева)
— «Только желание есть заслуга» (Ю. Конслаев)
— «Я есть то, чего я не знаю, чего я отчётливо не воспринимаю» (П. Валери)
— «Поэт — из души, а не в душе (сама душа — из)» (М. Цветаева)
— «Определить Прекрасное легко: оно — то, что обезнадёживает. Оно — освобождает от иллюзий». (П. Валери)
— «Только в обвинении жизни заключено достоинство мысли, и мысль, оправдывающая мир, перестаёт быть надеждой и становится унижением» (Мальро)
— «Тот, кто обладает свободой действий согласно своей воли, суть Агент или деятель, которым обладает воля, а не обладающий ею» (Эдвардс)
Не присваивая себе эти высказывания, я их всё-таки присваиваю, т. е. «отвечаю» за них также, как и за свои.
Если «философские» высказывания требуют критического подхода: каким образом из сказанного следует вывод и насколько он обоснован, то «калокагатии» требуют противоположного движения: каким образом сказанное справедливо? Т. е.: предположим, что это справедливо и попытаемся выяснить для себя почему, попытаемся найти условия их справедливости, — в любом случае это требует времени в противоположность философским построениям, которые в той или иной <…> должны быть самодостаточными. Именно поэтому те, «чужие» калокагатии» названы «Темы для медитации», а не «для чтения», например. И это т.с. (так сказать) специфика жанра, как и то, что совсем непонятую калокагатию «объяснить», видимо, нет никакой возможности, как невозможно «объяснить» стихотворение (можно, пожалуй, только съориентировать, уточнить). И я хочу закончить свой затянувшийся опус стихотворением, которое и само — типичная «калокагатия» и, кроме этого, посвящено «происхождению» любых «калокагатий»:
Не предлагай Богам ни труд,
Ни боль. Твой подвиг — отреченье.
И лучше пусть стихи умрут,
Чем их порочить сочиненьем.
Иначе смолкнут небеса -
Ведь суета всегда напрасна:
Не обитают чудеса,
Где всё подсчитано и ясно.
Не покидай своей души, -
Живи! Вот все твои уроки.
Но строго в Книгу запиши
Тебе ниспосланные строки. (Ю.Конслаев)
Что касается «внутрицеховых комплиментов» и вообще «авторского самолюбия», то я слишком асоциален, чтобы мной управляли подобные механизмы.
«Калокагатии» приведу в ближайшее будущее в божеский вид и напечатаю/пере-/. Само название «Калокагатии» я взял случайно и условно. Не слишком ли претенциозно? Пожалуй, нужно заменить на что-нибудь попроще и понейтральнее.
Посылаю часть своей выборки из текстов Гаврилова со своим предисловием /возвращать её необязательно/. Вся выборка раза в 1,5 больше, но сейчас у меня только один экземпляр и он мне может понадобиться для послесловия — рассказа о Гаврилове /точнее о его текстах/, я, кажется, о нём говорил. Но те тексты, которые посылаю, тоже — «законченная выборка»: это всё, что я первоначально выбрал как относительно внятное, остальное, включая и то, что я добавил сейчас, представлялось мне тогда б.-м. невнятным шумом.
Да! Что касается философских заметок, незаконно просочившихся в «Калокагатию», то их нужно выделить в какие-нибудь «Популярные мысли». У меня, правда, сложилось впечатление, м.б. — превратное, что именно мета-физика тебя вовсе и не заинтересовала.
Привет жене. С уважением и проч. ЮВ. 20.II.88.
««Только в обвинении жизни
