– Жил.
– Как так?
– Уехал несколько лет назад. Насовсем.
– Уехал?!
– Ага. Не смог больше терпеть.
– Уехал, значит. Насовсем. Вот прямо так взял и уехал?
Подумать только, самый бесстрашный и хладнокровный человек во Вселенной стоит на нашем дворе в обтягивающих джинсах…
– И чем собираешься заниматься? – спросила я одними губами.
– Для начала думал проехаться. Не хочешь составить компанию?
Я не спросила, куда поедем, и не поинтересовалась, когда вернемся.
– Только сумочку возьму, – вот и все, что я бросила на бегу.
Через час, сидя на причале спасательной станции Хантингтон-Бич, мы курили и потягивали пиво – благодаря коварным Греговым козням какой-то мужчина согласился купить для нас пару бутылок. Тот факт, что Грег курит, я восприняла как несомненный знак свыше: значит, сама судьба предназначила нас друг другу. Я была совсем юной и не знала – злая карма готовит очередной удар.
Между затяжками и глотками Грег рассказал, почему уехал из дома. Несмотря на неважные оценки, родителям удалось пропихнуть его в частный колледж искусств в северной части Калифорнии. Заявление Грега о том, что он не станет тратить четыре года на колледж, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Грег не желал быть ни адвокатом, ни доктором и не собирался работать в девелоперской компании отца. Он мечтал стать автомехаником. После продолжительной семейной дискуссии на тему юных увлекающихся натур Грег побросал кое-какие вещи в брезентовую торбу и хлопнул дверью.
Как об удачной шутке Грег рассказывал, что отец заперся в «берлоге», когда сын предложил ему отправиться ко всем чертям, и смотрел бейсбол, потягивая скотч, будто ничего не произошло. Мать же ходила за сыном по пятам, умоляя передумать, и никак не могла понять, почему Грег уперся и не хочет посещать колледж. «Ведь не учебой единой, сыночек, в колледже полно развлечений, там подходящий круг общения…»
Мы невольно застонали, представив себе общество, являющееся, по мнению миссис Ирвингтон, подходящим.
– Где собираешься жить? – поинтересовалась я, когда Грег закончил рассказ.
Он пожал плечами:
– Придумаю что-нибудь. У меня есть деньги – подарок на окончание школы. И за машину кое-что выручил.
– У тебя и машина, и мотоцикл?
– Байк, Сэм. Всегда называй его «байк».
– Простите, ваше крутейшество.
– Я, можно сказать, для этого сюда приехал. Обзавелся байком сразу после отъезда – родители об этом и слышать не хотели, но я продал машину, купленную на окончание школы. Автомобиль был оформлен на мое имя – родители хотели привить мне чувство ответственности. – Он отхлебнул пива. – Что-то не заметно, чтобы план сработал так, как они надеялись.
Слов нет, как клево!.. Ведет себя как настоящий взрослый. Продал машину и купил мотоцикл, пардон, байк. Вскоре снимет квартиру, будет за нее платить, приходить и уходить, когда захочет. Все прелести свободы взрослой жизни.
Я легко могла проговорить с Грегом до рассвета, но к полуночи на пляже стало свежо. Потребность помогать заложена в моем характере. Сказав, что уже поздно звонить старым приятелям и напрашиваться к ним ночевать, я предложила потихоньку проскользнуть ко мне домой. И… ничего не было, кроме объятий-поцелуев. Не то чтобы Грег не пытался или я не хотела, но через стенку спали родители, и идея показалась мне слишком вызывающей.
Несколько дней спустя он нашел работу на бензозаправке и свел знакомство с парнем, подыскивавшим второго жильца, так как ему было дорого одному платить за комнату. В первый же раз, когда сосед по комнате уехал на выходные, я, ни минуты не колеблясь, переспала с Грегом.
Мы встречались два года. Казалось, у нас есть все: дружба, смех, отличный секс и, конечно, вечная неумирающая любовь, которая переживет Вселенную. О будущем мы не заговаривали, однако я не сомневалась: нам суждено быть вместе до конца дней. Вероятно, стоило об этом поговорить…
Я не могла до вечера валяться в постели, думая о Греге, хотя по многим причинам это было гораздо приятнее, чем проводить день в кругу семьи. Но выбора не было – сами понимаете, День благодарения.
Мама живет в двадцати минутах ходьбы, я – ее единственное чадо, поэтому по большим праздникам от визита к мамуле не отвертеться. Это закон. Разумом я понимаю, в законодательстве ничего такого не прописано, но где-то на уровне желудка чувствую – это все-таки закон. Если в праздник я не покажусь у мамы, на пороге появятся полицейские, прикажут закрыть рот и следовать за ними. Мне не зачитают права, потому что прав у меня не будет. Суд окажется скорым, и в вердикте я не сомневаюсь: виновна по всем пунктам! Затем меня публично казнят, причем событие будет транслироваться платными телешоу по всему миру в назидание неблагодарным детям. О последнем обеде, положенном приговоренным, я могу забыть.
Порядок празднования Дня благодарения у нас почти не отличается год от года, и участники одни и те же: дядя Верн, тетя Марни, мама и я – все, что осталось от семьи в южной части Калифорнии. Унылый пейзаж. Кузен Томас, сын тети Марни и дяди Верна, в свое время благоразумно переехал в Орегон.
У мамы мне полагается быть не позже половины одиннадцатого, хотя за стол мы сядем не раньше трех пополудни. Большую часть дня мать и тетка Марни проводят на кухне – стратегическом плацдарме, куда имеют доступ лишь опытные профессионалы, к коим я не имею чести принадлежать. Нас с дядей Верном оставляют развлекать друг друга. Это непросто: из дядюшки слова клещами не вытащишь, он ужасный молчун, а я не волшебница, поэтому большую часть дня мы смотрим телевизор.
Несколько лет назад в День благодарения по местному телеканалу с утра до вечера крутили «Сумеречную зону», и время пролетело незаметно. Правда, я не могла отделаться от жутковатой мысли, будто герои сериала, включая инопланетян, кажутся куда нормальнее моей семейки. Однако недавно права на «Сумеречную зону» выкупил какой-то кабельный канал, и теперь праздник пропадает зря. Мать отказалась платить за кабельное, утверждая, что это телевидение должно доплачивать нам за просмотр рекламы каждые пять минут. Насчет оплаты я с мамой согласна, правда, к телевидению у меня несколько иные претензии. Это один из немногих вопросов, по которому нам удалось прийти почти к единому мнению.
Единственная праздничная традиция, которую я свято соблюдаю – повторение коротенького заклинания, звучащего примерно так: не позволю кровным родственникам портить мне кровь, постараюсь принять близких такими, как есть, не допуская, однако, посягательств на целостность собственной личности и свои взгляды; установлю разумные границы, стараясь вести себя не вызывающе – как взрослая, а не как обиженный ребенок, и постараюсь отогнать мысль, будто в роддоме меня отдали не тем родителям.
