Кто это будет? Профессор Корбут, шествующий с собственной головой в руках? Его сынок, который принесет письменный ультиматум с требованием вернуть себе власть над Берилагом?
Ни то, ни другое.
Из-за поворота вышел… сам Толик Томский — образца времен проживания на Войковской. Еще не седой, не побывавший в руках профессора сосунок. Парнишка с головой, набитой стихами Гумилева и идеями Кропоткина. С детскими глазами, в которых светится уверенность в возможности перевернуть мир. С походным мешком за плечами. В чистой камуфляжной форме и новехоньких «берцах». С пистолетом в руке.
Судя по экипировке, это был Толик, возглавлявший группу диверсантов, направленную для разгрома лаборатории.
Постаревший Томский поджидал свою молодую копию с улыбкой на губах. Ничего кроме умиления он не испытывал. Почаще бы встречать таких призраков. Почаще бы иметь свидания с бесшабашной юностью.
Призрак продолжал шагать навстречу Томскому. Его внимательный взгляд изучал туннель на предмет опасности, не замечая постаревшего собрата. Но вот детали его экипировки сделались не такими четкими, как раньше. На фигуру набежала тень, превратив живой образ в темный силуэт. Призрак остановился в пяти метрах от Томского. Сложил руки на груди. Оч-чень знакомым жестом.
Анатолий не выдержал.
— Чеслав, ты?
— А ты думал, прикончил меня?
Призрак произнес эти слова механическим, лишенным интонаций и эмоций голосом.
— Рассчитывал, что мы больше не встретимся?
Толик прыгнул к призраку, рассчитывая вырвать тайну своих страшных видений одним стремительным маневром и… свалился с кровати.
Больно ударился головой о пол. Чертыхнулся. Бросился к ведру с водой и окунул в него голову. Казалось, что от соприкосновения с разгоряченным лбом вода закипит. Не закипела. Толик немного успокоился. Настолько, что у него мелькнула гениальная мысль: нужно просто не вынимать голову из ведра! Захлебнуться и этим прогнать поселившихся в мозгу демонов. Покончить со всей чертовщиной одним махом.
«А как же Лена? Что будет с сыном, который родится без отца?»
Томский вырвал голову из ведра. Вдохнул полной грудью и сел на кровать. Наблюдая за каплями, которые образовывали на полу лужу, задумался. Ответ должен быть, и нечего искать его в потустороннем мире. Он здесь! Посыл оказался правильным. Толику вспомнились его путешествия по поверхности без противогаза. Мелькнули перед мысленным взором кафельные стены лаборатории профессора Корбута.
«Как можно упустить из вида такую простую вещь! Ты, хочешь этого или нет, наполовину гэмэчел. Создание, неподвластное человеческой логике. Яд, однажды влитый в твои вены, начал действовать давно. Ты, дурак, даже радовался своим способностям. Оказалось, что прогулки по радиоактивным улицам без противогаза — только цветочки. Ягодки появились совсем недавно. Твои видения — результаты действия модификатора. Болезнь прогрессирует, а лекарство от нее можно найти там, откуда зараза взялась. На Красной, черт бы ее подрал, линии».
От этой мысли Томскому сразу полегчало. Так было с ним всегда, когда появлялась цель. Дальше — дело техники. Какой бы недостижимой эта цель ни казалась, существовали способы до нее добраться. Пусть и самые немыслимые. Надо было только сделать первый шаг.
И Толик его сделал. Сперва вытер лужу воды на полу. Потом начал вытирать полотенцем мокрые волосы и сморщился от боли. Ох, и здоровенную же шишку он себе набил, сверзившись с кровати! И поделом. Нечего было распускать сопли. В ведре с водой всегда успеешь утопиться. А пока — Красная линия с ее тайнами. Следы работ профессора нужно искать там.
Само собой, у Томского не возникло даже тени мысли отправиться в заповедник Москвина и хватать за глотку его научных гениев с требованием раскрыть секреты проекта ГМЧ. Нужен был всего один человечек, который знал о разработках красных если не все, то очень много.
Томский осмотрел комнату и, не найдя следов беспорядка, вышел наружу. Он был уверен: даже проницательный прапор не найдет на его лице следов нездоровья или бессонницы.
Глава 2
В ЛАПАХ КОШМАРА
На платформе царило предобеденное оживление. У дощатой будки-кухни выстроилась очередь. Впрочем, те, кто успел получить свою порцию пищи, приступать к еде не собирались. Их внимание было привлечено другим. Слышались хохот и одобрительные возгласы. Причина веселья была проста — Григорий Носов обучал свою шестилапую ласку новым фокусам, и это не могло не привлечь внимания жителей станции. Дрессировщика и Шестеру окружили плотным кольцом. Зрители от души аплодировали уморительным прыжкам зверька и смеялись так заразительно, что Томский сразу присоединился к остальным. Вскоре он уже позабыл о своих переживаниях и едва успевал вытирать выступившие на глазах слезы. Рядом Толик заметил Аршинова. Тот просканировал друга внимательным взглядом и одобрительно кивнул:
— Ну вот, совсем другой коленкор. Выспался и смотришься огурцом.
— Что с генератором? — поинтересовался Томский, показывая, что он действительно в полном порядке и очень интересуется делами станции.
— Почти готов. Скоро наша станция засветится, как новогодняя елочка.
— Не засветится, Алексей.
Толик и прапор одновременно оглянулись. За их спинами стоял комиссар Русаков. Как всегда подтянутый, туго перепоясанный портупеей. С очень мрачным лицом.
— Не засветится, — тихо повторил Русаков. — Генератор придется обменять на пищу и воду. Отойдем-ка в сторонку. Не будем мешать людям веселиться.
— Вечно ты все испохабишь! — пробурчал Аршинов, шагая вслед за комиссаром. — Ему про апельсиновые корки, а он — про свиней.
— Свиньи там тоже не помешали бы, — на полном серьезе отвечал Русаков. — Пора, братцы, забыть о праздничной эйфории и задуматься о том, как жить дальше. Елена, тебе слово.
Только сейчас Томский заметил, что к совещанию присоединилась жена. Лицо у нее было таким же сумрачным, как у Русакова.
— По самым оптимистичным подсчетам, еды хватит на месяц, не больше. Дальше — голод.
— То же самое можно сказать и о топливе, — добавил комиссар. — В общем, братцы-кролики, ресурсы наши на исходе.
— Но мы же не сидим сложа руки! — воскликнул прапор. — Как только разгребемся с работами на станции, займемся делом. Планировали же из нашей станции ремонтную базу сделать, наподобие Автозаводской, и сделаем. Я вот тут небольшой опросец провел… — Аршинов вытащил из кармана смятый обрывок бумаги. — Тэк-с. Вот тут у меня шесть инженеров-строителей, десяток механиков разных специализаций и…
— Это отлично, — прервал его комиссар. — Но пока все завертится, нам необходим стратегический запас. Возможно, придется обращаться к красным.
— Так они тебе жрачки и дали! — хмыкнул прапор. — У этих сквалыг зимой снега не допросишься!
Томский наконец решился взять слово.
— Полис, друзья. Это богатые и дружественные нам станции. Далековато, но… Тогда с красными придется договариваться только о беспрепятственном проходе нашего каравана.
— Именно это я и хотел от тебя услышать, — кивнул комиссар. — Скоро, очень скоро станция имени Че Гевары будет добывать ресурсы самостоятельно. Нам бы только перебиться первое время. Итак, кто за то, чтобы отправить делегацию в Полис?
Аршинов махнул рукой:
— Чего уж там. Мы эту канитель заварили, нам и расхлебывать. Единогласно…
И прапор, тяжко вздохнув, направился к своему генератору. Русаков и Томский некоторое время обсуждали состав делегации, потом комиссар ушел наверх, оставив супругов наедине.
— Мне надо с тобой поговорить, — помолчав, сказал Томский.
— Именно это я и хотела от тебя услышать, — улыбнулась жена, имитируя интонации Русакова. — Давно пора…
— Ты еще не знаешь, о чем я…
— Все знаю, милый. От твоих криков по ночам мне делается страшно.
— Возможно… Я болен, девочка. Возможно, лекарства нет. То, что вижу… Это…
— Генмодификатор Корбута?
— Думаю, да.
— Проклятый Корбут! Эта тварь никогда не оставит нас в покое!
Елена сказала последнюю фразу слишком громко. Томский быстро осмотрелся. Хорошо, что люди, наблюдавшие за играми Шестеры, успели разойтись и рядом никого не было. Толе не хотелось, чтобы о его проблемах знала вся станция.
Он взял жену под руку, провел ладонью по ее лицу, вытирая выступившие на глазах слезинки.
— Успокойся, дорогая. Нет смысла кричать. Может, не так уж все и плохо. Давай спокойно прогуляемся. Постарайся улыбаться…
Елена кивнула и пошла рядом с мужем.
— Послушай… На Красной линии ты была далеко не последним человеком…
— И далеко не первым.
— Простой комсомолке ни за что не доверили бы управлять траурным поездом Ленина.
