Вслух ничего подобного делать я не решалась: не то, чтобы Паша стал бы доносить мои «мысли» до высшего начальства, но кто их знает, какими они передатчиками пользуются. Дмитрий Александрович бывал страшен в своём гневе, а я и так режим «хорошей девочки» нарушила – решила прибухнуть после работы. Ай-ай-ай.
— Дмитрий Александрович за вас достаточно волнуется, — снова попытался воззвать к моей спящей совести Паша. — А тут вы с вином. Вы ведь не употребляете спиртного.
Я выгнула бровь, пытаясь понять, как имя «Дмитрий Александрович» может использовано в одном предложении с глаголом «волнуется». Нет, на самом деле – удивительный день. Столько всего нового узнала! Соболев, оказывается, волнуется, беспокоится за меня — так беспокоится, что вчера двух девок прямо в клубе поимел. Впрочем, мне, наверное, надо радоваться, что их – а не меня…
Господи, как же я хочу развод… и уехать куда-нибудь подальше.
Если бы не мама с бабушкой — сбежала бы на край света, чтобы больше не видеть его, не слышать его, никогда не чувствовать на себе его дыхания.
Почувствовав, что настроение падает стремительно вниз, я покосилась на пакет, который держала в руках, и поняла, что бутылки вина мне не хватит.
— Слушай, подержи, — попросила я охранника. Ну а что, если он всё равно будет прохлаждаться здесь без дела. – Я сырок забыла купить, сейчас вернусь.
— Какой сырок…. — не понял Паша. Вот удивительно, он был хорошим охранником – то есть цепким цербером, успешно ограждающим меня от мира вокруг. Но как только дело касалось чего-то, не связанного с его узкими профессиональными навыками, всё резко менялось. Или всё дело в том, что пока ему не разрешили включать режим «цербера» в отношении меня?
А, впрочем… была — не была.
— …эм… сырок «Дружба», или «Волна». Чем у нас там закусывают алкоголики?
Кстати говоря, это был хороший вопрос. Нужный. Если я возьму к вину ещё и бутылку шампанского, то этого мне точно хватит, чтобы упиться, а ведь в холодильнике-то из еды шаром покати.
В итоге, я в самом деле купила сыра… и пряников. Называется, планируй свои покупки по списку. Но что поделать: творог с вином как-то не слишком сочетался.
Пряники, впрочем, тоже на закуски не особенно походили.
Да пофиг.
Вернулась назад, отобрала у Паши свой пакет с первой бутылкой – и гордо пошла через гаражи домой, не обращая внимания на трусившую рядом со мной охрану.
Правда, я всё же переоценила свои силы. Начав с шампанского, я уже на полбутылке решила притормозить, решив, что жизнь не такая уж гадкая и унылая.
Я даже под Бритни Спирс станцевала, на ходу глотая ледяное шампанское.
Маме позвонила – радостная, счастливая, довольная жизнью ( «Лето же! Наконец-то, потеплело»), я вещала ей какую-то ерунду, пытаясь заговорить мамуле зубы.
Мама жаловалась на Аньку – бывшая мамина коллега видела сестрёнку пьяной, в обнимку с каким-то амбалом.
— Она представляешь, даже не взяла трубку, когда я ей позвонила. А я ей сегодня три раза набирала. — тяжело вздыхала мамуля, признавая поражение на поле педагогического воспитания. – Ну, это же ведь невоспитанно, чтобы молодая девушка – и пьяная, с каким-то неизвестным мужчиной…
— Мам, — вздохнула я, вставая на скользкую дорожку лжи. – У них же вчера корпоратив был. У её шефа день рождение – всем отделом гуляли. Она тебе что, не говорила?
Мама у меня не то, чтобы была прям таким уж наивным человеком, просто всем нам хочется верить в лучшее, особенно, когда это касается твоих родных.
— То-то, когда я ей на прошлой недели звонила, она впопыхах пробурчала мне пару слов, так и не перезвонив. — В голосе мамы звучала плохоскрываемая надежда, что так и было. — Поди, сверхурочно работала.
— Ну а как ты сама думаешь, — усмехнулась я, залпом допив бокал шаманского. – Просто так сейчас специалистов на хорошей зарплате не держат.
— И то правда, - вздохнула мама, явно успокоившись.
Попросив передать бабуле приветы и поцелуи, я повесила трубку, чувствуя себя измаравшейся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ложь как несмывающаяся грязь – налипнет, уже не отмоешься. Зачем было врать?
«Потому что не могла сделать ничего больше. Потому что мамин мир – это Анька и я – две непутёвые дуры, застрявшие в липком болоте дерьма. И не выбраться, и не очиститься…»
Круча в руке телефон, я задумалась и на какой-то ляд снова полезла в приложение, чтобы проверить запись, которую мне прислала сердобольная сестра.
А потом, выдержав всё видео от начала до конца, я вышла на балкон. Сидя на пороге, медленно допивала шампанское из горла, любуясь на звёзды – холодные, далёкие звёзды… И, кажется, ревела.
Хотя, какого ляда?
Где-то к половине первого, окончательно набравшись, я пошла открывать бутылку вина, и тут мой телефон ожил.
— Яннн, — протянул в трубке чей-то очень пьяный голос, — Янка, ты спишь?
Хороший вопрос. Правильный. Заданный в правильное время.
— Нет.
— А чё делаешь?
— Пью.
— Да ладно. И ты тоже?
— Нуу…. – я узнала голос говорившей. Это была Анжелика – то есть я её знала как Анжелику, хотя Анька говорила, что она такая же Анжелика, как сама Анька – Аннет.
Какая-то пошлость с этими французскими именами – Дюма перечитать уже точно не потянет.
— Ты это, Аннет видела?
— Когда?
— Сегодня. – Хрипловатый голос Анжелики начал немного раздражаться. – Эй, ты что там, пьяная?
— Есть немного, — я пожала плечами, как будто собеседница могла меня увидеть. – А что такого?
— Вроде не врёшь… В общем так, — мгновенно сменила тон с дружелюбного на раздраженный, Анжелика. — Твоя сестрица сегодня меня кинула.
— Я ничего про это не знаю.
—Не важно, — рыкнула Анжелика. – Передай этой суке, что она мне должна две тыщи баксов.
— Эммм…
—Что? – рявкнула Анжелика. – Она сама орала, что хочет работать. Я ей подогнала нормальных мужиков – а эта сучка куда-то смылась. Она знает расценки: любой залёт – двойная оплата. Я в шутки с ней играть не буду.
Анжелика бросила трубку, решив не утруждать себя дальнейшим разговором.
Что происходит, а?
Меня совершенно не смутили расценки сестры или её «бизнес» дела… но я всегда считала, что Анжелика, или как там её по настоящему зовут, просто подруга сестры. А тут… она что, её «супервайзер»?
И где Анька?
Я решила наплевав на позднее время, позвонить сестре.
Никто не ответил.
Я как-то некстати вспомнила о том, что сказала мама: что Анька сегодня тоже не брала трубку.
Сегодня… а вчера она мне прислала то видео.
Я замерла на месте, моментально протрезвев.
Что, если Соболев каким-то образом узнал об Анькиной съемке?
Мне поплохело.
Он жестоко наказывал мою сестру за её проступки в прошлом. Что если он увидел… если ему доложили… А может, Анька сама похвасталась?
Я почувствовала, что меня колотит.
Включила телефон – и заставила себя по-новой посмотреть присланную ей запись, мысленно пыталась отрешиться от происходящего на дисплее – и больше обращать внимание именно на процесс съемки.
Анька, дурочка… Зачем надо было так рисковать? Я ведь уже давно не имела никаких иллюзий: Соболев – зверь, страшное чудовище, которое только изображало из себя хорошего парня. Она знала, что я не вернусь – не смогу к нему вернуться. Анька…
«Без паники. Сестра может быть просто где-то загуляла».
Мне хотелось в это верить.
Но вот упрямые факты говорили о другом.
Ладно бы, она просто не ответила и не перезвонила маме – с мамой у сестры давно были напряженные отношения, но вряд ли бы она стала подставлять Анжелику.
А ещё я вспомнила утреннее появление Соболева.
Проанализировав весь свой день, я нашла ещё одну неприятную несостыковку: утром Соболев говорил о приеме у губернатора, который будет аж на следующей недели, а вечером появилась его секретарша – с этой новостью про открытие нового перинатального центра. Что, у Соболева так резко поменялись планы? Или он запамятовал мне сообщить утром, что кроме приема у губернатора будет ещё и открытие центра, а?
